…Вспоминаю один из визитов Клинтона, совместную пресс-конференцию двух президентов. Ельцин уже прочел вступительную речь. Подошла очередь заокеанского друга. Но Клинтон вдруг обнаружил, что текста речи нет. Рассеянно улыбаясь в зал, подозвал пресс-секретаря Маккэрри. Тот шепнул что-то на ухо расстроенному Биллу, похлопал по своему раздутому портфелю, развел руками. По залу пронесся шепот, что доклад президента исчез спешка, перелет, черт его знает, куда делся. «Вечно этот раздолбай Маккэрри все теряет…» — услышал я рядом с собой реплику американского журналиста из команды Клинтона. «Ноу проблем!» — сказал президент и беззлобно погрозил пальцем пресс-секретарю. Затем пошарил в карманах брюк и извлек на свет мелко исписанный, скомканный листок бумаги. Похоже, набросок речи. Кое-как, крутя его в разные стороны — то по часовой, то против, — Клинтон все же ухитрился прочесть свои каракули до конца. Глядел я на это, смеясь, и думал: что бы сделал в такой ситуации Ельцин с Костиковым? Натурально. Дал бы команду расстрелять на кремлевском плацу — как Фанни Каплан…
Сам Костиков был начальником справным, незлобивым. Никогда, в отличие от боготворимого им Бориса Николаевича, не повышал голоса, ценил меткое слово, стильно одевался. Дружил, в отличие от многих в президентском окружении, не со «слесарем Петровым» (который «ботами качает»), а с пианистом Петровым, ходил с супругой Маришей в консерваторию, в Большой театр. На проводах в Ватикан (в ресторане Домжура Костиков раскинул для друзей щедрую скатерть-самобранку) пел дуэтом романсы с певицей-цыганкой, пил исключительно выдержанное шотландское виски. Хороший человек! И с подчиненными никогда не жадничал. Вразрез с кремлевскими традициями звал на вечеринки и нас, рядовых консультантов, — наравне с ближайшими соратниками Ельцина. На одном из дней рождения закрыл глаза даже на то, что мы с приятелем Максимом Исаевым (имя — подлинное, хотя и не полковник) опустили на веревке во внутренний кремлевский двор початую бутылку — чтобы и замерзший солдат, дежуривший под окнами, подкрепился, выпил за наше здоровье…
Звал не только угоститься в комнату отдыха, что примыкала (в виде ложной двери книжного шкафа) к его кабинету, но и посоветоваться. Особенно в дни раздоров Ельцина с Хасбулатовым, когда Костиков, вспомнив о писательском даровании, наводнял приемную ненавистного спикера «заявлениями пресс-секретаря». По стилю и образности они напоминали творения остроумцев журнала «Крокодил» времен холодной войны или махровые передовицы газеты «Завтра«…Однажды, столкнувшись с Костиковым во Внуково-2, Руслан Имранович прилюдно пообещал набить ему морду за творческие искания. Но уже прогревались танки в Кантемировской дивизии, вскоре они ударят по Белому дому, по окнам «злого чечена» и расстроят его хулиганские намерения…
…Сюда, в уютную хлебосольную комнату, после официальных мероприятий всегда забегала «освежиться» президентская пресса, передовой отряд российской журналистики. (Все вопросы на пресс-конференциях были заранее согласованы с Ельциным. Он знал даже точную рассадку корреспондентов в первом ряду — Костиков каждый раз вычерчивал президенту каллиграфический план-схему. «Ложа продажной прессы», — шутили сами о себе журналисты.)
Здесь однажды, когда началась опала и Ельцин решил не брать его в Америку, Вячеслав Васильевич сочинил и передал мне текст — как отвечать журналистам по поводу его взаимоотношений с президентом. До сих пор у меня хранится этот беспомощный пожелтевший листок, слова человека, загнанного в угол: «Есть причины, по которым президент счел необходимым оставить своего пресс-секретаря в Москве на эти дни». Не станешь же объяснять пишущей братии, что от тебя отвернулись, покуражились, искупали в северной реке, Служба безопасности с «тонким намеком» преподнесла в день рождения потертую медаль «За заслуги перед КГБ в области литературы», что скоро вообще прощальный банкет и новый подарок Коржакова — унизительная, гадкая кукла…
Мне довелось присутствовать на этом банкете — вернее, официальных, кремлевских проводах Вячеслава Васильевича в Ватикан. В этот день секретарши сбились с ног, поочередно бегая в президентский буфет за закусками и выпивкой. Ждали больших гостей: Филатова, тогдашнего руководителя администрации, Илюшина, неразлучных Коржакова с Барсуковым, вице-премьера Заверюху, помощников, спичрайтеров. Сдвинули столы из бериевского гарнитура, принялись откупоривать бутылки. Женщины занялись сервировкой. «Эй, девки! Толсто нарезайте, толсто!» — с улыбкой командовал Костиков, изображая доброго барина.
Наконец, начали собираться гости. Когда они увидели, что рядовые чиновники тоже здесь, возникло отчуждение, напряженное молчание. Оно растаяло, как только под стол отправились первые пустые бутылки.
И вот уже Бедный Юрик, один из наших сотрудников, о чем-то оживленно беседует с руководителем администрации и стучит ножом по рюмке — просит слова. Я чокаюсь с Коржаковым и тоже пью за здоровье бывшего начальника, «не мелкого, прошу отметить, человека». В этот момент другой сотрудник пресс-службы спьяну теснит грудью к выходу какого-то неурочного посетителя, приговаривая: «Не видишь, мужик, он занят. Куда прешь? Поворачивай оглобли!» — «Я подожду, — мирно отвечает тот. — Но меня тоже приглашали. Не узнаете? Я — вице-премьер правительства Заверюха…» А тут и раскрасневшийся Костиков, дошедший до кондиции, готов держать речь. Я эту короткую речь запомнил на всю жизнь. Будущий посол в Ватикане провозгласил тост — как бы это помягче сказать? — за мужское достоинство. Но не в аллегорическом смысле, а в прямом. За всемогущий, так сказать, корень жизни. И чтобы корень этот ни при каких обстоятельствах не гнулся, не ломался! Людмила Пихоя, спичрайтер, другие дамы принялись часто дышать…
Тост этот очень понравился Коржакову.
— Самое время вручить подарок Вячеславу Васильевичу. Пошли в заднюю комнату… — И поднял с пола солидный сверток.
Костиков кокетливо сделал всем ручкой — «сейчас вернусь!» — и вышел вслед за генералом. Через минуту вернулся — протрезвевший, расстроенный. До конца вечера больше не проронил ни слова…
Когда гости ушли, он разрешил нам полюбоваться подарком Службы безопасности.
На столе стояла фигурка францисканского монаха в длинной сутане, лысого, склонившего голову в молитве, маленькие глазки, сладкая улыбка, четки в руках, в общем-то безобидного, так и хочется сказать — карикатурно смахивающего на хозяина… Костиков слегка надавил на лысину монаха — и вдруг из-под сутаны выскочил огромного размера фаллос лилового цвета…
В своей книге Костиков придал этому событию зловещий смысл. Якобы Служба безопасности, демонстрируя свои мужские достоинства (провидческий тост!), предостерегала его от написания честной книги о Кремле, о президенте.
Нет, Вячеслав Васильевич, не это имели в виду ваши хулители. Не боялись они ваших откровений, уверены были, что никакой крамолы не напишете. Унизить хотели. Показать, какой двуличный, лицемерный человек Костиков. Принародно сделать из вас «петрушку». Подтверждал эту версию и мой друг, Бородатый Полковник, пресс-секретарь Коржакова. Сам выбирал подарок…
И как бы в подтверждение моих мыслей, через несколько дней после банкета в московскую резиденцию папского нунция, а затем и в сам Ватикан позвонил человек из Кремля. Не офицер Службы безопасности, а один из ваших, Вячеслав Васильевич, ближайших сотрудников. Самый близкий. Руководитель пресс-службы Андрей Андреич. Когда-то он сам работал в Ватикане корреспондентом, считался специалистом по богословским вопросам, всю жизнь потом скучал по Риму. И вдруг это неожиданное назначение. Как ножом по сердцу! Лучшую половину жизни отдал изучению Ватикана, а посылают случайного человека, да ещё с подмоченной (в Енисее) репутацией. Немедленно встречаться с нунцием! Бежать к телефону, донести знакомым кардиналам, что едет к Иоанну Павлу II представлять великую страну субъект, охочий до баб, склонный к выпивке («вот обрадуются-то ватиканские попы!»), безбожник, дружит с голубыми… Хотя Папа их вроде реабилитировал. Даже жениться друг на дружке позволил… Что бы ещё придумать? Вот что. Неуважение это к папскому престолу, плевок президентской команды. Необходима достойная замена. Чем я не замена? И Андрей Андреич набрал номер…
