— У меня один вопрос, — прервал его Симон. — Могут ли подрядчики выписывать все документы на твое имя, чтобы нигде не всплывало мое?

Макс кивнул. Его удивляло, что Симон с таким постоянством поднимает этот вопрос. Но в конце концов это было дело Шустера.

— И последнее. Клаудиа уже, наверное, сообщила тебе, что по окончании фестиваля все права на павильон перейдут к «Дрезден-Вербунг», коммерческий директор которой мой старинный друг. Взамен он гарантировал нам рекламную раскрутку.

— Разве павильон не понадобится тебе в будущем?

— Думаю, вряд ли. А если понадобится, смогу взять его напрокат. По крайней мере я сэкономлю на хранении конструкции.

— Хорошо, и против этого я ничего не имею.

— Как уже не раз говорилось, мне весьма по душе ваша идея. — Герхард фон Зассен принимал Симона в своем кабинете в министерстве. — Даже очень по душе. Пока не забыл — большое спасибо за поддержку, которую вы оказываете нам в Берлине. — Симон показал жестом, что ничего особенного он не предпринимает. — Да, да, да. Хальбе очень серьезно продвинулся вперед, благодарить за это мы должны прежде всего вас. Но вернемся к нашим делам. Ужасно, что произошла эта история с Хильбрехтом. Хальбе доложил мне, что из-за этого вы вынуждены официально выйти из проекта, дабы избежать лишнего шума в прессе.

— Да, не следует из-за этих событий усложнять процесс подготовки. Собственно, я попросил у вас аудиенции, чтобы проинформировать о своем решении.

— Хорошо. — Фон Зассен взглянул на часы. — Полностью поддерживаю и благодарен вам за эту инициативу. Эти дни культуры теперь станут еще привлекательнее. Вот, наверное, и все на сегодня. А, да! Я слышал, доктор Шнайдер стал другом вашей семьи? — Его глаза как-то странно заблестели. Слишком заинтересованно.

— Вы хорошо информированы, господин статс-секретарь.

— Положение обязывает.

— Разумеется.

— А сейчас я вынужден проститься. Меня ждут референты.

Симон поднялся, поблагодарил за беседу и вышел. По дороге в гостиницу он пополнил свой запас сигар.

Прошло четыре недели. В один из дней Симон и Клаудиа отправились на книжную ярмарку во Франкфурте-на-Майне. Экспресс прибывал к месту назначения вечером, а сейчас отец и дочь удобно расположились в мягких креслах вагона первого класса, где, кроме них, находились всего два пассажира. Так как в отделении для курящих никого не было, Клаудиа, к удивлению Симона, предложила перейти туда.

После Потсдама Симон закурил. Он любил ездить по железной дороге. А возможность выкурить в пути сигару вообще приводила его в умиротворенное состояние. Симон раскрыл книгу об истории железных дорог и собрался углубиться в чтение.

— Сегодня мне звонила госпожа Шольц, — начала Клаудиа.

— Кто такая госпожа Шольц?

— Ну, сотрудница ипотечного банка в Берлине. По поводу конкурса.

— А, ну да. Ну?

— Мы получили права на «Берлинер хефте фюр фолькскунде». Конкурсный управляющий подписал бумаги.

— Поздравляю. И что будет дальше?

— Я бы предложила оставить название нашего журнала прежним, а в подзаголовке и в выходных данных указать: «Объединение с „Берлинер хефте фюр фолькс-кунде“». В дальнейшем можно будет создать что-то наподобие совета руководителей объединенных изданий, куда вошли бы профессор Винрих и я.

— Ты определенно поставила себе цель: избавиться от Клаге. — Симон догадывался, в каком направлении хочет действовать Клаудиа.

— Скажем так, я хочу, чтобы издательскими делами занимались компетентные люди.

— Ну а если профессор Клаге будет против?

— Тогда ему придется заняться прежней работой.

— Клаудиа! Клаге знает тебя с пеленок, он работает в журнале многие годы, он — душа журнала.

— Если мы не внесем свежую струю в издательский процесс, а под этим я понимаю некоторые типографские нововведения, против которых выступает профессор, то вся эта идея с получением прав на «Берлинер хефте» теряет смысл. Упущенные возможности. Именно теперь назрели перемены. Речь идет о сохранении и увеличении числа подписчиков. Я хочу наконец сделать журнал добротным изданием. Кроме того, давно необходим свой сайт в Интернете.

Симон затянулся сигарой и задумался. Конечно, дочь была права. Через год Клаге уйдет на пенсию. Тогда у него останется только работа в журнале. И изменить что-либо будет невозможно. Да, момент сейчас подходящий.

— Кто будет разговаривать с Клаге?

Клаудиа лишь улыбнулась ему улыбкой любимого ребенка.

— Так и быть. Я поговорю с ним, как только мы вернемся из Франкфурта. Если он согласится на эти изменения, он останется с нами.

— Теперь давай обсудим, кто поведет переговоры на ярмарке об организации экспозиции для журнала.

Симон не сопротивлялся, пусть этим займется Клаудиа. Вообще-то он не любил заранее расписывать свои действия в таких ситуациях и более полагался на случай. Однако Клаудии по душе было предварительное планирование. Через полчаса был составлен список издательств» которые они собрались посетить на ярмарке, с фамилиями их руководителей.

— Скажи, а ты не очень расстроишься, если я не пойду с тобой вечером к Фрицу? Макс смог отложить свои дела в Дрездене и встретит меня на вокзале. Мы хотели поужинать вместе.

Фриц был старинным другом Симона. Много лет назад вместе со своей женой он купил маленький домик на одном из островов Мюльканала. Они долго обустраивали его сами, не прибегая ни к чьей помощи. Каждый раз, приезжая на ярмарки во Франкфурт, Симон жил у Фрица. В первый день после открытия Фриц обычно устраивал вечеринку, право составления списка приглашенных передавалось Симону.

— Нет, — пробурчал он, желая наконец заняться чтением. — Я не против. Моя дочь получила всю интересующую ее информацию? Или…

— Прости, папочка, — мягко сказала Клаудиа и выудила из сумки свою книгу. Тон, которым Симон произнес последнюю фразу, давал понять — сейчас его лучше оставить в покое.

Симон терпеливо проталкивался среди потока посетителей на входе в павильон номер шесть. Издатели и персонал, специалисты по сбыту, лекторы, демонстраторы продукции, пресс-секретари издательств — вся эта публика на второй день после открытия ярмарки выглядела еще довольно свежо и деловито решала свои задачи. Через несколько дней все изменится. К понедельнику, пятому дню работы книжной ярмарки, большинство из этих людей будут выглядеть переутомленными, взвинченными, с покрасневшими от напряжения глазами. Они с нетерпением будут ждать двух часов пополудни, когда администратор возвестит об окончании мероприятия. Тогда прозвучат аплодисменты, хлопки открывающихся бутылок шампанского, а немного погодя все рассядутся на свои поезда и самолеты, чтобы снова встретиться во Франкфурте-на-Майне через год.

Неподалеку Симон увидел Эгона Венделя. Двухметрового роста, тот возвышался над толпой, так что не заметить его было сложно. Через пару минут Симон подошел к его экспозиции. Вендель сердечно приветствовал гостя.

— Я не был в Берлине бог знает сколько времени, — констатировал Вендель. — Расскажи хоть, как выглядит теперь Потсдаммерплац? В газетах писали много всякого после ее открытия.

— Это не так просто передать словами, — улыбнулся Симон. — Я и сам не решил, каково мое мнение по поводу площади. Но первое впечатление — площадь стала какой-то не родной, не берлинской, что ли.

— То есть?

— Для архитектуры Берлина всегда были характерны широкие улицы, богатая растительность, некое единообразие стиля. Потсдаммерплац после реконструкции стала какой-то узкой, почти без зелени, она окружена высотными зданиями. Мне не очень нравится, но выглядит импозантно. И люди под стать: толпами несутся куда-то, забегая по пути в магазины, кино, встречаются там… Впечатление такое, словно в сердце города возникло новое образование, никак не связанное с остальной его частью.

— Может, это просто уголок роскоши?