- Почему он подмигнул, почему? - не выдержал Чекушка. всхлипывая и стуча зубами.

- Выпей, - протянул ему кружку Седой. Чекушка протянул руку и в ужасе отдернул ее.

- Кровь! Кровь! - повторял он.

- Это моя... Я руку ободрал... - Седой как-то странно посмотрел на Чекушку и снова протянул кружку. - Пей!

-Я не могу. Я не буду... - отступал Чекушка от Седого.

- Пей! - заорал вдруг Седой, швырнул кружку и выскочил из убежища. Он сбежал по лестнице и внизу столкнулся с Любкой. Он остановился на секунду, блестя в темноте глазами.

- Меня такси ждет, - сказала Любка.

Седой дико взглянул на нее и, молча, прошел мимо. Любка пошла за ним. У стены башни они остановились. Урчало где-то за деревьями такси, моросил нудной мелкий дождь.

- Ну? - Седой прислонился к стене, стараясь не стучать зубами.

- Я пришла проститься...

- До свидания.

- Я уезжаю. Навсегда.

Седой молчал, блестя глазами.

- Прощай, - он оттолкнулся от стены, но Любка удержала его.

- Ну? - он не смотрел на Любку.

- Я хочу сказать... Может быть, ты... Седой, поедем со мной! вырвалось у нее.

- Нет, - у Седого что-то булькнуло в горле.

- У меня будет ребенок, вдруг выпалила Любка.

Седой впервые посмотрел на нее, но промолчал.

- Я назову его Павел, - Седой кивнул. - Поедем, Паша... У меня бабка в деревне, дом, у бабки корова... Будем молоко пить... - Любка взяла его за руку.

Седой резко выдернул руку.

- Я сегодня, - в горле у него клокотало, - я сегодня человека хотел убить, - Любка вскрикнула. - И убил бы, если б... если б...

Вдруг в темноте раздался легкий вскрик водителя такси, и темная фигура мелькнула за деревьями. Седой вздрогнул и вытащил пистолет со змейкой на рукоятке. Любка в ужасе смотрела на браунинг.

- Откуда? 0ткуда у тебя это? - она зажала рот, чтобы не вскрикнуть. Седой взглянул вверх, посмотрел на окна башни и, не зная, как поступить, завертел головой.

- Брось оружие! - из-за дерева выступила темная фигура с автоматом.

- А-а! - дико закричал Седой и, отшвырнув Любку, выстрелил.

- Это пугач! Это пугач! - закричала Любка, но короткая очередь опередила ее.

- Черт, - выругалась фигура, - черт, пацан совсем!

Любка на деревянных ногах подошла к Седому. Он лежал с открытыми глазами, и в глаза падал дождь. Любка наклонилась и прикрыла их ладонью.

57.

Чекушка вскинул голову и замер, услышав выстрелы. Старик кинулся было к окну, но Чекушка его оттащил.

- Бежим, дед, бежим...- и вдруг, словно опомнившись, закричал:

- Седой! Там же Седой! - и бросился к мостику-доске.

Старик побежал было за ним, но остановился и начал лихорадочно собирать его картины, прижимая их к груди. Вдруг легкий вскрик донесся до него. Старик замер и медленно пошел к мостику. На другой стороне стояли омоновцы и смотрели вниз. Старик глянул в провал - там на спине лежал Чекушка, раскинув руки. Вокруг его тела, как пики, торчали острые прутья арматуры, словно ожидая очередной жертвы.

- Скорую, - глухо произнес кто-то. Кто-то тихо выругался. Старик ничего не слышал. Его взяли за руки и увели вниз, поставив возле скорой.

Бесшумно вращалась милицейская мигалка, выхватывая из темноты суетящиеся фигурки. Вот пронесли Седого, затем Чекушку. Рука мальчика свисала с носилок. Моросил по-прежнему дождь. Старик стоял, прижимая к груди рисунки. Глаза его странно увеличивались и, будто костерные угли, словно подергивались пеплом. Медленно, как-то нелепо, он вдруг завалился на траву, и глаза его застыли навечно.

Но глухой мерный рокот продолжал звучать в его голове. Хлопнул вдруг над ним тугой белоснежный парус, и ...

Красавица-шхуна, подгоняемая утренним бризом устремилась вперед к едва-едва розовеющей полоске солнца на горизонте. И Старик шел по палубе этой шхуны, вглядываясь в лица сотен несчастных детей, взгляды которых тоже были устремлены на него - с надеждой.

Ветер вдруг рванул, и шхуна понеслась, вздымаясь над пенными бурунами. Солнце, до того медленно выбиравшееся из глубин океана, теперь, казалось, выпрыгнуло из него, влекомое неведомой силой, и перед шхуной в сиянии брызнувших из океана лучей открылся остров.

Как будто легкий вздох пролетел над палубой. Старик выпрямился и устремился к носу рванувшегося навстречу острову корабля. Словно библейский пророк, шел он сквозь море детей, и дети старались коснуться его и шли за ним, одухотворенные и возвышенные. Какой-то мальчик в инвалидной коляске, коснувшись ладони Старика, вдруг поднялся. И никто не удивился этому, да и сам мальчик, казалось, не заметил свершившегося чуда, а лишь устремился за Стариком к Острову. Их Острову. Рядом со Стариком шел Чекушка с иконописным лицом в своей знаменитой тельняшке, тихо улыбался Седой и прижималась к плечу любимого покорная Любка, и Иван, округлив рот, смотрел восхищенно на приближающийся Остров.

Шхуна, казалось, уже летела над волной. Остров приближался, вырастал, надвигался. И, совсем как в Чекушкиной картине, вздымались на нем гранитные скалы, сверкая ледниками, клубились горные реки, бился в расщелине весь в бриллиантовых брызгах водяных капель водопад, ловили в спокойных озерах рыбу рыбаки, и на песчаном берегу стояли рядом гривастый лев и пугливая лань...

Эпилог.

Больница. За стеклянной больничной дверью стоит Чекушка, испуганно глядя на Любку, поджидавшую его у входа вместе с Иваном, крутящим от волнения головой. Обритая голова Чекушки делает его и без того большие глаза огромными, Он ухватился худой ручонкой за вырез тельняшки, с которой не расставался, и вопросительно вскидывает глаза на медсестру в белом халате.

- Ты чего испугался, это ж сестренка твоя... Ну же! - женщина распахивает дверь и подталкивает Чекушку к встречающим.

- Сестра... - беззвучно повторяет Чекушка. Любка молча протягивает ему раскрытую ладонь, и Чекушка осторожно вкладывает в нее свою ручонку.

- Ну, ты даешь! - хлопает его по плечу Иван и конфузится от строгого, не детского взгляда.

Они уже выходят на дорожку, как вдруг из двери выбегает доктор в накинутом наспех халате и останавливает их.

- Постой-ка, братец! - простуженным голосом произносит он, подходя к ним широким шагом. - Вот, возьми это и обязательно сохрани. Если б не эта штука... - он почему-то переводит взгляд на Любку, - в общем, еще немного прут пробил бы дерево насквозь и - в спину... Крепкое дерево, - он уважительно постучал пальцем по иконе, которую держал в руках.

Чекушка молча взял икону и кивнул доктору. Доктор улыбнулся одними глазами, и троица медленно двинулась по теннисной аллейке к чугунным витым воротам.

______

Белоснежный любимец Лешего ухаживая за пугливой голубкой, распушив хвост и призывно воркуя, толкнул крылом старое высохшее гнездо, прилепившееся за выступом башни. Гнездо накренилось, и из него выкатились заляпанные пометом бриллианты. Один за другим, ровно одиннадцать. Голубка вспорхнула, за ней поднялась вся стая и закружилась над покинутым домом-кораблем с одинокой башней, над дубовой рощей с речкой и горбатым мостиком через нее, над ржавым остовом военного корабля в заливе, над воротами со знаменитыми собачками, над зеленым извилистым пассажирским поездом, медленно удалявшимся от города по уходящим в бесконечность рельсам.

___________