– Да оставь ты ее в покое, – вмешалась брюнетка.

– Это почему же? – вызывающе спросила Джин-Энн. – Что она о себе воображает?

Она повернулась к Кэтрин:

– Хочешь знать, что о тебе говорят?

– Да.

– Ты лесбо.

Пораженная Кэтрин в растерянности уставилась на нее.

– Я – что?

– Лесбиянка, моя крошка. Нечего пудрить всем мозги и строить из себя святошу.

– Но… это же смешно, – пробормотала Кэтрин.

– Неужели ты взаправду веришь, что можешь вешать людям лапшу на уши? – спросила ее Джин-Энн. – Да на тебе пробу негде ставить!

– Но я… я никогда…

– Все парни здесь готовы переспать с тобой, а ты им не даешь.

– Я не знала, – проболталась Кэтрин.

– Проваливай, – отрезала Джин-Энн. – Ты не нашего поля ягода.

Подруги ушли, а потрясенная Кэтрин осталась стоять на месте, тупо смотря им вслед.

Лежа в постели этой ночью, Кэтрин не могла уснуть.

– Сколько тебе лет, мисс Александер?

– Девятнадцать.

– Вступала ли ты в половую связь с мужчиной?

– Нет.

– Нравятся тебе мужчины?

– А кому они не нравятся?

– У тебя когда-нибудь возникало желание заняться любовью с женщиной?

Кэтрин долго и мучительно думала над этим. Раньше она иногда увлекалась девочками и женщинами-учителями в школе, что было вполне естественно для ее детского возраста. Она попробовала представить себе, что занимается любовью с женщиной. Ее тело находится в объятиях другой женщины, которая целует ее в губы и ласкает мягкими женскими руками. Кэтрин невольно содрогнулась. Нет, не надо! И сама себе сказала вслух:

– Я вполне нормальна.

Да, но если это так, почему она сейчас лежит здесь одна, а не трахается где-нибудь с парнем, как все другие девушки? Может быть, она фригидна? Тогда ей, наверное, нужна операция – лоботомия или что-то подобное.

За окном спальни на востоке уже брезжил рассвет, а Кэтрин так и не сомкнула глаз. Этой ночью она твердо решила, что больше не останется девственницей и что лишить ее невинности предстоит переспавшему со всеми незамужними студентками Рону Питерсону.

Она родилась принцессой королевской крови. Ее первые воспоминания – белая плетеная кроватка для новорожденной с кружевным пологом, украшенная розовыми ленточками и усыпанная мягкими игрушками в виде различных животных, красивыми куклами и золочеными погремушками. Она быстро усвоила, что, стоит ей только открыть рот и подать голос, кто-нибудь обязательно поспешит к ней, возьмет на руки и успокоит. Когда ей было шесть месяцев от роду, отец стал вывозить ее в сад в детской коляске, где разрешал ей потрогать цветы, приговаривая:

– Посмотри, принцесса, какие они красивые, но ты намного прекраснее любого из них.

Дома ей нравилось, когда отец высоко поднимал ее своими сильными руками и подносил к окну, из которого она видела крыши многоэтажных зданий, а он говорил ей:

– Вот оно, твое королевство, принцесса. – Отец показывал пальцем на высокие мачты кораблей, стоящих на рейде и слегка покачивающихся на волнах. – Видишь те большие корабли? – спрашивал он. – В один прекрасный день они станут твоими и ты будешь ими командовать.

Многочисленные гости приходили в замок только для того, чтобы посмотреть на нее, и лишь немногим из них выпадала честь взять ее на руки. Остальные любовались ею, стоя над кроваткой и восхищаясь ее небесными чертами, красивыми светлыми волосами и мягкой золотистой кожей, а отец с гордостью замечал:

– Да у нее на лбу написано, что она принцесса!

И, склонившись над кроваткой, шептал:

– Когда-нибудь придет прекрасный принц и завладеет твоим сердцем.

Затем он бережно заворачивал ее в розовое одеяльце, и она засыпала безмятежным сном. Весь ее мир был светлой мечтой о кораблях, высоких мачтах и замках, и только в пять лет она узнала, что является дочерью марсельского торговца рыбой, что замки, которые она видела из окна своей крохотной комнатки на чердаке, всего лишь складские помещения, расположенные вокруг зловонного рыбного рынка, где работал отец, что флот ее состоит из старых рыболовных судов, отплывающих из Марселя каждое утро еще до зари и возвращающихся сразу же после обеда, чтобы выплюнуть свой дурно пахнущий груз на пирс.

Таково было королевство Ноэль Паж.

Друзья отца не раз предупреждали его, что не стоит обманывать дочь.

– Зачем ты забиваешь ей голову сказками, Жак? Ведь Ноэль подумает, что она лучше всех.

Так оно и вышло.

На первый взгляд Марсель кажется жестоким местом, полным первобытного насилия, присущего любому портовому городу, где полно дорвавшихся до берега моряков, у которых в кармане есть деньги, и умных хищников, знающих, как эти деньги у них забрать. Однако в отличие от остальных французов у марсельцев развито чувство солидарности, рожденное в общей борьбе за выживание, поскольку источником жизненной силы города является море, а марсельские рыбаки входят во всемирную рыбачью семью. Они помогают друг другу и в штормовую, и в тихую погоду, в суровые дни невзгод и в прекрасную пору богатых уловов.

Поэтому соседи Жака Пажа радовались, что ему повезло и у него родилась такая замечательная дочь. Они тоже считали чудом, что из чрева грязного и грубого города вдруг появилась на свет принцесса.

Да и сами родители Ноэль не могли понять, откуда взялась у их дочери эта неземная красота. Ее мать была грузной крестьянкой с грубыми чертами лица, отвисшей грудью и толстыми ногами. Отец Ноэль, коренастый и широкоплечий мужчина, выделялся маленькими бегающими глазками, которые на все смотрели с бретонским подозрением, и волосами цвета мокрого песка нормандских пляжей. Сначала ему казалось, что природа просто ошиблась, что это прекрасное светловолосое создание не могло родиться от него и его жены и что, когда Ноэль подрастет, она превратится в обычную некрасивую девочку, напоминающую дочерей его знакомых. Однако чудо продолжало расти и расцветать. С каждым днем Ноэль становилась все красивее.

Ее мать меньше своего мужа удивлялась появлению в семье златокудрой красавицы. За девять месяцев до рождения Ноэль она познакомилась с рослым норвежским моряком, только что сошедшим с грузового судна. Этот огромный блондин с внешностью викинга был красив как Бог, и на губах его играла добрая и чарующая улыбка. Пока Жак трудился на работе, в его крохотной квартирке моряк весьма активно провел четверть часа в постели с будущей матерью Ноэль.

Когда она увидела, как светловолоса и хороша ее дочь, то испугалась до смерти. Жена Жака пребывала в постоянном страхе, с ужасом ожидая того момента, когда муж поднимет карающий перст и потребует назвать истинного отца Ноэль. Однако, к ее великому удивлению, эгоистическое чувство заставило его принять ребенка за своего собственного.

– Вероятно, среди моих предков был кто-то из скандинавов, и Ноэль унаследовала их кровь, – хвастался он перед друзьями, – но вы же видите, что у нее есть и мои черты.

Жена молча выслушивала всю эту чепуху, кивала головой в знак согласия и удивлялась мужской глупости.

Ноэль нравилось проводить время с отцом. Она обожала его неуклюжую игривость и исходящие от него странные, непонятные запахи, но в то же время ее пугала его жестокость. Широко раскрытыми глазами она смотрела, как, задыхаясь от злобы, он ругал мать и бил ее по лицу. Мать пронзительно кричала от боли, но в ее крике чувствовалось что-то животное и плотское, и Ноэль охватывала ревность, поскольку ей самой хотелось быть на месте матери.

С Ноэль же отец всегда был мягок и нежен. Он с удовольствием водил ее на пристань и показывал грубым, неотесанным людям, с которыми ему приходилось работать. Все знали ее там как принцессу, и она гордилась этим сама и испытывала чувство гордости за отца.

Ноэль старалась сделать отцу приятное. Зная, что он любит поесть, она научилась стряпать, готовя его любимые блюда, и постепенно заменила на кухне мать.