Доктор Кац, мужчина среднего роста, с волевым и умным лицом, глубоко посаженными глазами и длинными, тонкими, нервными руками, откинулся на спинку кресла самолета авиакомпании «Бритиш оверсиз эруэйз корпорейшн». Он устал и поэтому почувствовал привычную боль в правой ноге, хотя этой ноги уже не было, поскольку ее ампутировали топором шесть лет назад.
День выдался трудный. Еще до рассвета он сделал операцию, посетил шестерых больных, а потом присутствовал на заседании совета директоров больницы, после чего отправился в аэропорт, чтобы вылететь в Афины на суд. Жена Каца Эстер пыталась отговорить его:
– Теперь ты уже ничего не можешь для нее сделать, Исраэль.
Пожалуй, она была права, но Ноэль Паж однажды рисковала своей жизнью, чтобы спасти его, и он оставался у нее в долгу. Теперь он думал о Ноэль, и его охватило то непередаваемое чувство, которое он всегда испытывал в общении с ней. Казалось, что простая память о Ноэль способна зачеркнуть разделявшее их время. Разумеется, это всего лишь романтическая фантазия. Пролетевшие годы уже не вернуть. Раздался толчок, самолет выпустил шасси и пошел на снижение. Доктор Кац посмотрел в окно. Внизу раскинулся Каир, где ему предстояло пересесть на самолет египетской авиакомпании, который доставит его в Афины и к Ноэль. Виновна ли она в убийстве? Пока самолет выходил на посадочную полосу, Кац думал о другом страшном убийстве, совершенном ею в Париже.
Филипп Сорель стоял у поручней своей яхты и смотрел, как приближается Пирейская бухта. Ему понравилось морское путешествие. Оно дало Сорелю редкую возможность избавиться от своих поклонников. Филипп был одной из самых кассовых кинозвезд мира, но, если взглянуть на него, станет ясно, что его нынешний успех потребовал немалого труда. Никто бы не назвал Сореля красавцем. Наоборот, у него было лицо боксера, который проиграл последние десять встреч на ринге, – многократно сломанный нос, редеющие волосы, к тому же он слегка прихрамывал. Однако все это не имело значения, поскольку его находили сексуально привлекательным. Сорель был образованным человеком, говорил мягким, спокойным голосом, и это сочетание внутренней доброты и внешности водителя грузовика сводило женщин с ума, а мужчин заставляло видеть в нем героя. Сейчас, когда яхта уже входила в бухту, Сорель все еще недоумевал, зачем он прибыл сюда. Он отложил участие в съемках фильма, в котором ему хотелось сыграть, чтобы присутствовать на суде над Ноэль. Он прекрасно понимал, что появление в судебном зале сделает его легкой добычей репортеров, ведь с ним не будет ни его пресс-секретаря, ни менеджера, которые могли бы хоть как-то защитить его. Сорель был уверен, что газетчики неверно истолкуют его присутствие на шумном процессе об убийстве, совершенном его бывшей любовницей. Они решат, что известный актер сделал это в рекламных целях, чтобы приумножить свою и без того огромную славу. Как ни посмотри, его пребывание в Афинах станет крайне неприятным делом, но не приехать он не мог. Сорель обязательно должен был вновь увидеть Паж и выяснить, в состоянии ли он ей чем-нибудь помочь. Пока яхта плавно огибала белокаменный мол, он думал о той Ноэль, которую знал и любил, и пришел к выводу, что она вполне способна на убийство.
В то время как яхта Сореля готовилась ошвартоваться у берегов Греции, специальный помощник президента США находился на борту авиалайнера авиакомпании «Пан-Америкэн» в ста восьмидесяти километрах от аэропорта Элленикон. Уильям Фрэзер уже перешагнул пятидесятилетний рубеж. Это был седой человек с неправильными чертами лица и властными манерами. Фрэзер взял отпуск, чтобы слетать на суд в Грецию, хотя время для такого путешествия выдалось самое неподходящее – разразившийся в конгрессе кризис достиг наивысшей точки. Он знал, сколь мучительными будут для него ближайшие несколько недель, но не видел для себя другого выхода. Это было путешествие отмщения, и сама мысль о мести приносила ему бесстрастное удовлетворение. Он постарался не думать о судебном процессе, который должен был начаться на следующий день, и стал смотреть в окно. Далеко внизу Фрэзер увидел экскурсионный катер, который, преодолевая волны, держал путь к греческому побережью, маячившему на горизонте.
Огюст Ланшон три дня страдал от морской болезни и умирал от страха. Морская болезнь мучила его, потому что экскурсионный катер, на который он сел в Марселе, задело мистралем. Страх не отпускал его, потому что Огюст опасался, как бы жена не узнала, куда и зачем он отправился. Ланшону шел седьмой десяток. Это был толстый лысый человек с короткими ногами, изъеденным оспой лицом, свинячьими глазками и тонкими губами, всегда сжимавшими дешевую сигару. В Марселе Ланшон владел ателье мод и не мог себе позволить – по крайней мере он постоянно твердил об этом жене – подобно богачам поехать в отпуск. Разумеется, напомнил он себе, его нынешнее путешествие вряд ли можно назвать отпуском. Ему необходимо было вновь увидеть свою дорогую и любимую Ноэль. С тех пор как она ушла от него, Ланшон из года в год следил за ее карьерой, с жадностью проглатывая разделы светской хроники во всех газетах и журналах в надежде отыскать новые сведения о ней. Когда она впервые получила главную роль в театре, он отправился в Париж только для того, чтобы встретиться с ней. Однако глупая секретарша Ноэль помешала их встрече. Позднее он смотрел фильмы с ее участием, смотрел по многу раз, неизменно вспоминая, как они занимались любовью. Да, поездка в Грецию обойдется ему в копеечку, но Ланшон знал, что он не зря потратит деньги. Его драгоценная Ноэль вспомнит те прекрасные дни, которые они провели вместе, и в поисках защиты обратится к нему. Он подкупит судью или еще какого-нибудь чиновника, если те не потребуют с него слишком много, и Ноэль выпустят на свободу. Он поселит ее где-нибудь в Марселе в маленькой квартирке, и каждый раз, когда он захочет ее, она будет ему доступна. Только бы жена не пронюхала об этом.
В Афинах в своей крохотной юридической конторе на втором этаже старого, захудалого дома, расположенного в бедном районе Монастираки, склонился над рабочим столом Фредерик Ставрос. Он был молод, упорен, нетерпелив и тщеславен. У него не было денег, чтобы взять себе помощника, и Фредерику приходилось самому выполнять скучную подготовительную работу по сбору юридических данных. Обычно он ненавидел эту сторону своей деятельности, но в данном случае Ставрос и не думал роптать. Он знал, что, если выиграет дело, клиенты станут добиваться его услуг и ему не о чем будет волноваться до конца своих дней. Тогда они с Еленой смогут пожениться, иметь детей. Он снимет новое помещение с роскошными служебными комнатами, наймет себе служащих и вступит в какой-нибудь модный клуб типа «Атенея Лески», где можно заполучить богатых клиентов. Метаморфоза уже началась. Каждый раз, когда Фредерик Ставрос появлялся на афинских улицах, его узнавали и кто-нибудь из тех, кто видел его фотографию в газетах, подходил к нему поговорить. В течение нескольких недель из никому не известного юриста Ставрос превратился в адвоката, которому предстоит защищать Ларри Дугласа. В глубине души Ставрос признавал, что ему достался невыгодный клиент. Он предпочел бы иметь в качестве подзащитной такую обаятельную женщину, как Ноэль Паж, и не связываться с ничтожеством по имени Ларри Дуглас, но он сам пока что был никем. Достаточно того, что он, Фредерик Ставрос, сделался одним из основных участников сенсационного судебного дела, связанного с убийством века. Если обвиняемых оправдают, славы хватит на всех. Лишь одна мысль не давала Ставросу покоя. Оба ответчика обвинялись в совершении одного и того же преступления, но у Ноэль Паж был свой адвокат. Если вдруг Ноэль Паж оправдают, а Ларри Дугласа признают виновным… Ставроса охватила дрожь, и он постарался не думать об этом. Репортеры спрашивали его, считает ли он подсудимых виновными, а он только улыбался в ответ, посмеиваясь в душе над их наивностью. Не имеет значения, виновны они или нет. Главное состоит в том, что за деньги они могут нанять себе самых лучших адвокатов. Правда, Ставрос понимал, что, причислив себя к лучшим адвокатам, он несколько покривил душой. А вот защитник Ноэль Паж… О, это совсем другое дело. За ее защиту взялся Наполеон Шота. Нет в мире более блестящего адвоката по уголовным делам. Шота не проиграл еще ни одного важного дела. Подумав об этом, Фредерик загадочно улыбнулся. Он никому не решился бы сказать, что собирается перещеголять Наполеона Шота, но он поставил себе именно эту цель.
