Эскаргот невольно испустил торжествующий вопль, а потом спохватился и упал в траву. Когда он поднял голову, гном по-прежнему производил свои манипуляции у костра, теперь лихорадочно, но ведьма, похоже, переместилась. Теперь она стояла на несколько футов ближе к Эскарготу и смотрела прямо на него. Он не отвел взгляда. В некоей малой части своего существа он знал: старуха была Летой. Они двое – он и ведьма – должны свести счеты. Возможно, она тоже это понимала. Едва Эскаргот успел подумать об этом, как из-за каменистого холма выплыла луна и озарила своим светом ведьму. На мгновение ему почудилось, что там стоит Лета, но лишь на мгновение; и при виде девушки Эскаргот осознал, что только сейчас он прикидывал, не сумеет ли он, если будет двигаться очень быстро, преодолеть несколько ярдов, разделявших их, сбить старуху с ног, повалить на землю и столкнуть в костер гнома.

Но мимолетное видение Леты, пусть и обманчивое, заставило его отказаться от такого намерения.

Ведьма вдруг покачнулась, словно некий призрак толкнул ее в спину, и взмахнула обеими руками, судорожно шевеля скрюченными пальцами, будто борясь с незримым противником или лихорадочно колдуя. Эскаргот видел подобие клубящегося облачка над головой и за спиной старухи, бледного на фоне темной скалы и почти матового в лунном свете. Внезапно ему показалось, что луна во много раз увеличилась против обычного. Теперь она занимала четверть неба – то ли заклинания гнома возымели действие, то ли эльфы сотворили такое.

Камень размером с грейпфрут упал в траву рядом с головой Эскаргота, и он вскрикнул от неожиданности, тут же подавив крик из страха выдать свое присутствие. Но, конечно же, ведьма уже знала, что он здесь, а то, что знала она, знал и дядюшка Хелстром – по крайней мере, так казалось. Настало время действовать. Если он всерьез собирался выступить на середину сцены, то сейчас прозвенел звонок к поднятию занавеса. Эскаргот вскочил на ноги, шаря по поясу в поисках пистолета, и бросился к относительно безопасному месту под прикрытием скал, где ведьма по-прежнему боролась с незримыми призраками.

Внезапно луг озарился светом, ярким, как свет дня. Казалось, луна превратилась в само небо. Она занимала все небесное пространство от темной стены дубового леса до холмов на юге. Четко вырисовываясь на фоне луны, в направлении луга проплыли еще три галеона с надутыми парусами, рассекая бушпритами воздух. Лихо протрубили трубы, и по телу Эскаргота пробежала дрожь возбуждения. Вот зрелище, достойное внимания. Теперь эльфы непременно уделают гнома. Они проплывут у него над головой и зальют костер с костями водой из шланга. Они сбросят на голову дядюшки Хелстрома пианино и расплющат его в лепешку. Гоблины пустятся в бегство; ведьма растает и превратится в лужицу сиропа.

Но в тот момент, когда один из галеонов, «Заря Норы», похоже, собирался сделать именно это, в скалах позади гнома пробудился великан, поднялся на ноги и встряхнулся. Он возвышался над лугом, серый в лунном свете, кривя изрезанное расселинами лицо и вращая головой на скрипящей каменной шее. Гном расшвыривал вокруг себя горсти искр. Он выхватывал из костра пригоршни раскаленных углей и разбрасывал в разные стороны. «Заря Норы» устремилась к нему, гонимая ветром, который, казалось, дул прямо с луны. Эльфы, лучники и стрелки, выстроились вдоль бортов в ожидании команды капитана Эплбая, чтобы наверняка поразить цель.

Гном не обратил на них никакого внимания. Он ударил посохом о землю и швырнул горсть раскаленных углей теперь в сторону луны; и в тот миг, когда Эплбай прокричал команду, когда лучники натянули тетивы, а гном приготовился к гибели, каменный великан протянул огромную руку и схватил «Зарю Норы». Он с удивлением уставился на галеон, словно гигантских размеров ребенок, завороженный заводной игрушкой. Эльфы, по-прежнему находившиеся на палубе, оцепенели от ужаса; вне всяких сомнений, они слышали дикий хохот гнома внизу.

Эскаргот закрыл глаза, думая о Богги, Кольере и капитане, а когда открыл их минутой позже, корабль исчез, скрылся за остроконечной скалой. Великан поставил «Зарю Норы» на луг и теперь стоял, разглядывая свои руки с таким недоуменным видом, словно уже очень давно не видел их. Потом он открыл рот и издал хриплый звук, похожий на скрежет камней, трущихся друг о друга. Он посмотрел на луну и вдруг с ненавистью нахмурился, словно вспомнив старую обиду. Великан выбросил вперед руку, пытаясь ударить луну, и с руки у него градом посыпались камни, повергшие в дикую панику гоблинов.

Дядюшка Хелстром плясал перед костром. Среди отдаленных холмов неясно вырисовались силуэты еще нескольких восставших ото сна великанов, скрипящих каменными сочленениями и протяжно стонущих. Эльфийские корабли разлетелись от них в разные стороны, желая избежать участи «Зари Норы», команда которой показалась из-за скал и устремилась на луг, чтобы вступить в битву с гоблинами. С полдюжины членов команды, в том числе капитан Эплбай, бросились к гному с поднятыми мечами, но великан одним взмахом руки опрокинул всех навзничь, словно кегли, а потом предпринял попытку раздавить одного за другим каменным пальцем. Однако эльфы были проворнее его; они во весь дух помчались к лугу вслед за своими товарищами, которые теперь палили из пистолетов, размахивали мечами и кричали, окруженные со всех сторон полчищами гоблинов.

Галеоны носились над лугом, держась по возможности ближе к земле, и стреляли по гоблинам и троллям. Потом, прямо на глазах у Эскаргота, два воздушных корабля столкнулись; один получил огромную пробоину, сильно накренился, и эльфы посыпались с него прямо на головы гоблинам, троллям и своим собратьям, сошедшимся в схватке. Поврежденный корабль тяжело упал следом за ними и раскололся пополам, ударившись о землю. Другой галеон медленно полетел к лесу и реке, вероятно, чтобы приводниться в бухте.

Огромный столб искр и пламени взлетел к небу там, где дядюшка Хелстром колдовал у ног великана. Сам гном сидел на корточках за огромной каменной ногой, облепленной землей и корнями, и выглядывал из-за нее. Поначалу ничего не изменилось, только луна вдруг разом уменьшилась в размерах и потускнела. Старуха прекратила свою борьбу с незримым призраком и поковыляла к гному. Эскаргот бросился за ней.

Он не слышал ничего, кроме грохота орудий, тяжелого треска содрогающихся холмов и истошных криков на равнине, но тут вдруг, перекрывая дикий шум, какой-то голос, казалось, прокричал ему прямо в ухо: «Ложись!» – и он упал, услышав глухой стук деревянной дубинки, ударившейся о камень у него над головой. Эскаргот откатился в сторону и вскочил на ноги, одновременно выхватывая из-за пояса пистолет. Прямо перед ним стоял, приготовившись к прыжку, грузный, огромного роста тролль, с открытым ртом и стекающей по подбородку слюной. А за троллем стоял капитан Эплбай, абордажная сабля которого сверкала в лунном свете. Сабля со звоном отскочила от толстой ржавой цепи, обмотанной вокруг головы и плеч тролля, дрогнула в руке Эплбая и упала в траву, а капитан схватился за кисть, болезненно морщась.

Эскаргот выстрелил прямо в морду троллю и сумел привести существо в замешательство, отстрелив ему ухо, но не сумел причинить противнику серьезного вреда, промахнувшись мимо цели на страшно длинный дюйм. Тролль яростно взревел и замахнулся дубинкой. Эскаргот уклонился от удара. Времени перезаряжать пистолет не было. Но предостережение прокричал не капитан Эплбай. Эскаргот слышал женский голос – голос Леты. Он в этом не сомневался. Однако Леты нигде поблизости не было. Тролль, пошатываясь, двинулся вперед, но тут Эплбай поднял свою абордажную саблю и нанес еще один удар. Эскаргот вытащил из ножен собственный меч и принялся размахивать им перед собой, словно прорубая путь сквозь заросли; хотя ни одному из них не удалось серьезно ранить тролля, казалось, он впал в смятение, когда подвергся нападению с двух сторон, и повернулся сначала к Эплбаю, а потом к Эскарготу, безуспешно отбиваясь от обоих.