Незадолго до отплытия на плоту побывал морской министр Перу и пришел в ужас от того, что увидел. Он пригласил Хейердала к себе в министерство и предложил подписать документ, освобождающий перуанские власти от всякой ответственности. Как показали дальнейшие события, страхи его были напрасны.
Когда «Кон-Тики» остался среди океана один, начал дуть сильный юго-восточный пассат. Плот вел себя прекрасно. «Главная задача рулевого заключалась в том, чтобы держать парус надутым, подставляя корму ветру и волнам». Палуба находилась на высоте 30 сантиметров над уровнем моря, без всяких защитных бортиков, так что, если накатывала волна, рулевому, чтобы его не смыло, приходилось подскакивать и хвататься за бамбуковый шест. Вскоре у руля пришлось ставить двух человек, и они привязывались для безопасности.
Через несколько дней погода улучшилась. Временами она была просто великолепной, но, разумеется, нельзя было ожидать, что плавание через Тихий океан может обойтись без единого шторма. «Кон-Тики» встретился с ним в конце июля, через три месяца после отплытия. Сначала ветер вдруг совсем утих, и даже без барометра можно было понять, что атмосферное давление резко падает: среди этого затишья путешественники задыхались, словно вытащенная из воды рыба. А дальше все следовало своим чередом: порывы ветра со всех сторон, затем ветер принял одно направление (на этот раз южное) и с каждым часом все свежел и свежел, вздымая огромные, покрытые пеной волны. Пять дней и пять ночей никто из экипажа ни на минуту не сомкнул глаз.
Когда буря утихла, подсчитали потери: разорванный парус, сломанное кормовое весло, несколько пробоин в плоту. Повреждения устранили довольно быстро. Веревки, крепившие бревна, порядком ослабли, но не разорвались, их можно было подтянуть.
– Вот полюбуйтесь, – сказал Хейердал. – Если б это была проволока, она бы под напором воли перепилила или раздробила бревна. Хорошо, что мы не отступили от древних перуанских образцов.
Тут он был прав, хотя «Кон-Тики», конечно, отличался от древних плотов в том отношении, что его штурман мог почти ежедневно определять свои координаты с помощью секстана и хронометра, а радио позволяло держать связь с землей или судами и самолетами. Однако было бы грубой ошибкой представлять плавание на «Кон-Тики» как увеселительную прогулку. При штормовой погоде его пассажиры подвергались слишком жестоким испытаниям, но они никогда не падали духом, не чувствовали себя одинокими и беспомощными и не были в постоянной тревоге за свою судьбу, как потерпевшие кораблекрушение или некоторые одиночные мореплаватели.
«Кон-Тики» был отличным наблюдательным пунктом даже в то время, когда его команда и не думала о наблюдениях. «Не раз по ночам мы неожиданно вскакивали, потому что у самого плота из моря вдруг появлялись два круглых блестящих глаза и сверлили нас неподвижным взглядом, словно желая загипнотизировать». Нередко это были гигантские кальмары. Спор о наибольшей величине, какой могут достигать эти животные, остается открытым, так как самые крупные из них обитают на глубине сотен метров (где на них охотятся кашалоты) или даже больше, поднимаясь к поверхности только в тех случаях, если им ничто не угрожает. Тур Хейердал и его спутники видели кальмаров «размером со среднюю комнату». Но когда плот приближался к ним, они скрывались под водой.
Путешественники видели и других крупных животных – «светящиеся призраки», которые медленно кружились около плота. Очевидно, это были гигантские скаты, фосфоресцировавшие в ночной темноте. Свет фонаря привлекал множество всевозможных рыб, а иная живность сопровождала плот и днем и ночью или селилась на нем с нижней стороны, образуя живые заросли.
Днем и ночью на бальсовые бревна то и дело шлепались морские обитатели. Как-то среди ночи один из пассажиров проснулся от прикосновения чего-то липкого и подвижного. При свете фонаря он отодрал от шеи длинную тонкую сине-фиолетовую рыбу со стальным отливом. Извивалась она, словно угорь. Ихтиологи называют ее Gemphylus, или змеиная макрель. До вторжения ее на «Кон-Тики» эту обитательницу больших глубин живой никогда не видели. Неожиданная гостья извергла вдруг из себя двух белых большеглазых рыб двадцати сантиметров в длину, несколько искромсанных, но все же наконец опознанных. Это тоже были гости с больших глубин, и притом редчайшие. «Кон-Тики» превращался в плавучий океанографический музей.
Когда плот следовал через районы, излюбленные летучими рыбами (моряки с «Джуно» в такие места не попали), они так часто падали на палубу, что каждый день обеспечивали путешественникам рыбное блюдо к обеду. Вообще питание не составляло для них проблемы, летучие рыбы вместе с пойманными на удочки служили хорошим добавлением к имеющимся продуктам.
Сложнее было с питьевой водой. Тур Хейердал решил последовать примеру древних перуанцев и держать воду в толстых бамбуковых трубках, привязанных под плотом. Таким образом она не занимала места на плоту и оставалась прохладной. Но через некоторое время все запасы воды на «Кон-Тики» приобрели дурной вкус. Исследователи собирали дождевую воду и распределяли по литру с четвертью в день на человека. Потом они догадались, что поить их может сам океан.
Мы уже видели, как, напившись морской воды, умер моряк с «Джуно». Не в силах больше вынести жажды, он стал пить воду в огромном количестве. Неразумно и слишком поздно. Ален Бомбар, переплыв в одиночку Атлантику, доказал, что морскую воду пить не опасно, если пить ее умеренно и вовремя, не дожидаясь полного истощения и обезвоживания организма.
Нельзя сказать, что Тур Хейердал и его спутники утоляли жажду морской водой, но они с умом ее использовали. «Когда наступает настоящая тропическая жара, можно без конца поглощать теплую воду, пока тебя не затошнит, и все равно не напьешься. Организм нуждается тогда не в жидкости, а в соли. Среди старательно подобранных продуктов, взятых нами с собой, были и таблетки соли, которые полагалось принимать в самые жаркие дни, так как вместе с потом из организма удаляется соль. Мы пережили такие дни, когда совсем не было ветра и солнце испепеляло плот. Добавляя к нашей норме пресной воды от 20 до 40 процентов морской, мы с удивлением заметили, что эта солоноватая смесь хорошо утоляет жажду. Привкус морской воды долго оставался у нас во рту, но никакого недомогания мы не испытывали. И это позволяло нам значительно увеличить суточную порцию воды».
Тур Хейердал напоминает также, что пригодную для питья воду можно получить из сырой свежей рыбы, если пожевать ее, проколоть или просто выдавить из нее лимфатическую жидкость.
Ален Бомбар на своем «Еретике» использовал для этого сокоотжималку и пил рыбий сок сколько влезет. Исследователи на «Кон-Тики», видимо, не ввели это в свою практику.
Больше всего, по их словам, они испугались встречи с китовой акулой. Пятнадцать метров в длину, то есть почти два автобуса, сложенные вместе. «Рост ее был такой, что, когда она принялась кружить около плота или под ним, голова ее показывалась с одной стороны, а хвост высовывался с другой». Карусель эта длилась около часа. Напряжение на «Кон-Тики» было так велико, что мореплавателям казалось, будто акула осаждает их целый день. Возможно, если б они знали, что китовая акула питается планктоном и мелкой рыбешкой, тревога их не была бы такой сильной. Возможно. Однако никакие доводы рассудка не оказывают такого воздействия, как близость чудовища, и всегда ведь можно опасаться его неожиданного каприза, сокрушительного удара хвостом.
В скором времени появилось другое чудовище, не вызвавшее, однако, страха. «Мы вздрогнули, услышав, как позади нас что-то запыхтело, будто лошадь плыла, и вот на нас пристально смотрит огромный кит. Он в такой близости, что нам видна вся внутренность его дыхала, сиявшего, как лакированный башмак. Странно, право же, слышать это дыхание среди моря, где все живые существа не имеют легких и плавают в полном безмолвии, подрагивая жабрами. Настолько странно, что нас вдруг охватывает жаркое сочувствие к нашему троюродному брату, который, как и мы, отважился уйти так далеко в море». Впечатление выражено прекрасно. При виде крупного кита возникает одновременно и ощущение Космоса, что объясняется его величиной (синий кит: длина до 30 метров, вес 150 тонн), и дружеское участие вот из-за этого самого дыхания.
