— Истинная правда.
— Копии снимались?
— Нет.
— Какого черта вы пришли сюда, Таннер? Я ничего не могу понять. На кого вы работаете?
Я промолчал.
— И чего вы теперь ждете? Что мы погладим вас по головке и вручим билет домой? Вы знаете, что положили начало шести международным конфликтам?
— Знаю.
— Я только что говорил с Вашингтоном. Они требуют отправить вас спецрейсом под усиленной охраной. Сегодня. А сегодня нам подходящего самолета не найти.
— И что вы предлагаете?
— Пока не знаю. Может, найдем ночью, может, завтра утром. Будем стараться. Таннер, честное слово, вы меня удивили. Как вам удалось добраться до Бейрута? Хотелось бы мне узнать о вас побольше. Кое-что о ваших похождениях мне известно, но далеко не все. Почему бы вам не просветить меня?
— Не могу.
— В Вашингтоне вам зададут те же вопросы. Тут, знаете ли, такая тоска. Доставьте мне удовольствие.
— Нет.
— Вы действительно подняли восстание?
Я не ответил ни на один его вопрос. Его это очень злило. Он знал, что меня переправят в штаб-квартиру ЦРУ в Вашингтоне и тогда ответа на интересующие его вопросы ему не видать как своих ушей. Управление, возможно, не оставляло его без работы, но не часто ему доводилось попадать в столь пикантную ситуацию, поэтому его, естественно, разбирало любопытство. Но я ничем не мог ему помочь.
Потом меня заперли в комнате с двумя морпехами.
Отличные попались ребята. Мы поиграли в карты. Я выиграл семьдесят центов, но отказался брать у них деньги. Мне хватало своих. Несколько часов спустя появился разведчик в сопровождении нескольких незнакомых мне мужчин. Мне на руки надели наручники, и всей компанией мы поехали в бейрутский аэропорт. На взлетно-посадочной полосе нас уже дожидался маленький реактивный самолет с салоном на шесть человек. Я, четверо охранников и разведчик поднялись на борт, дверца захлопнулась, и самолет взмыл в небо, взяв курс на Вашингтон.
Книг с собой никто не взял. Да я и не смог бы переворачивать страницы закованными руками. Пришлось проскучать весь полет.
Глава восемнадцатая
Камера в подвале штаб-квартиры ЦРУ в Вашингтоне не шла ни в какое сравнение с грязной клеткой, в которой меня держали в Стамбуле. Хорошо освещенная, чистая, с кроватью, маленьким столиком, полкой с книгами. Среди книг преобладали шпионские романы. Поначалу я даже находил их забавными, но через день-другой они мне заметно разонравились. А потом я поймал себя на том, что читаю какой-то роман второй раз. Причем обнаружилось это в тот момент, когда мне осталось прочесть аккурат двадцать страниц.
Кормили хорошо. Ни одно блюдо, разумеется, не могло сравниться со стамбульским пловом, зато меню каждый день менялось. Опять же, мне предлагалась более калорийная диета в сравнении с куском хлеба и пловом. Что меня не устраивало — так это бесконечные вопросы. Две недели подряд они изливались на меня потоком, и, похоже, доблестные сотрудники ЦРУ не собирались останавливаться на достигнутом. В Стамбуле обо мне полностью забыли, здесь же допрашивали утром, днем и вечером, в надежде, что уж на следующем допросе я сломаюсь.
— На кого работаешь, Таннер?
— Этого я сказать не могу.
— Почему?
— Таков приказ.
— Ради нас приказом можно и пренебречь.
— Нет.
— Мы же работаем на правительство Соединенных Штатов.
— Я тоже работаю на правительство.
— Неужели? Как интересно, Таннер. Ты — сотрудник ЦРУ?
— Нет.
— В каком же учреждении ты служишь?
— Сказать не могу.
— Это учреждение подчиняется правительству США?
— Да.
— Я думаю, ты сумасшедший, Таннер.
— Это ваше право.
— Я думаю, ты набит дерьмом, Таннер.
— Это ваше право.
— Ты утверждаешь, что работаешь на правительство США?
— Да.
— Какой департамент?
— Сказать не могу.
— Почему? Потому что не знаешь?
— Сказать не могу.
— Кто твой босс?
— Сказать не могу.
— Расскажи мне хоть что-нибудь о своей конторе, Таннер. Она похожа на ЦРУ?
— В определенном смысле.
— Ты не можешь назвать ее?
— Нет.
— Допустим, мы дадим тебе телефон. Ты кому-то позвонишь и дашь о себе знать, хорошо? Они придут и освободят тебя, и мы все будем счастливы. Тебе нравится мое предложение, Таннер?
— Нет.
— Нет? Почему нет?
— Мне приказано никому не звонить.
— А что же ты собираешься делать? Сидеть тут до скончания веков?
— Рано или поздно со мной свяжутся.
— Как? Телепатически?
— Нет.
— Тогда как, Таннер? Никто не знает, что ты здесь. И никто не узнает, пока ты сам кому-то об этом не скажешь. В Бейруте утечки быть не могло. В Вашингтон тебя доставили спецрейсом, и только ЦРУ знает, где ты. Так скажи на милость, кто может с тобой связаться?
— Они свяжутся.
— Как?
— Сказать не могу.
— Сказать не могу, сказать не могу, сказать не могу. Словно заезженная пластинка. Таннер, хватит корчить из себя героя. Кто дал тебе эти бумаги?
— Сказать...
— Молчать! Почему ты передал их нам?
— Следовал полученным инструкциям.
— Правда? А я-то думал, что тебе приказано не иметь с нами никаких дел, Таннер.
— Мне приказали передать бумаги ЦРУ, если я не смогу найти альтернативных вариантов. Разумеется, я хотел передать их своему начальству, но в страну я мог попасть лишь через американское посольство, а сие означало, что бумаги я должен отдать вам. На это я мог пойти в самом крайнем случае, когда выбора у меня не оставалось. Вот я их вам и передал.
— С них снимали копии?
— Пока они находились у меня — нет.
— Где ты их взял?
— Сказать не могу.
— Какими еще делами ты занимался в Европе? Или совершал круиз с секретными документами в кармане?
— Сказать не могу.
— Сукин ты сын, Таннер. Я не верю ни одному твоему слову. Мы продержим тебя здесь, пока ад не замерзнет. Отведите его в камеру. Господи, как же он меня достал...
* * *
А что еще мне оставалось делать? Я знал, что они мне не поверят. Если в поверили, их компетентность вызвала бы у меня большие сомнения. Действительно, абсурдная история.
Но мог ли я предложить другую? Очень хотелось вернуться в Штаты. Во-первых, это мой дом, во-вторых, надоело мне все время от кого-то убегать. Не мог же я до конца своих дней оставаться дичью. Вот я и решил, что должен вернуться домой и на месте все уладить.
«Легенда» предлагалась следующая. Я работаю на государственную разведывательную организацию, секретную, важную, о которой не знает даже ЦРУ. Я не могу связываться с моим начальством, не могу выдавать информацию, не могу ничего, кроме как сидеть на койке и читать шпионские романы или сидеть на стуле и отвечать «сказать не могу», пока им не надоест меня слушать. Я понятия не имел, что из всего этого выйдет. Да в общем-то и не хотел об этом задумываться. Отпустят ли они меня? Маловероятно. Но уж наверняка не выдадут другой стране и не отдадут под суд.
А что еще они могли со мной сделать? Держать в камере до конца моих дней? Это вряд ли. Рано или поздно они устанут от бесполезных допросов. Что потом? Они меня отпустят?
Между прочим, могли. Конечно, не через неделю-две, даже не через несколько месяцев, но в конце концов они поймут, что напрасно кормят и поят меня, потому что я не скажу им больше того, что уже сказал. Попытки заманить меня в ловушку оканчивались неудачей. Если вопрос казался мне подозрительным, я заявлял, что не имею права говорить им об этом. Этот зонтик спасал от любого дождя. Они не могли загнать меня в ловушку. Они не могли выудить из меня интересующие их сведения. Они ничего не могли со мной поделать.
Лишь однажды я допустил ошибку. Спросил одного из них, когда они меня отпустят.
Он ухмыльнулся.
— Таннер, сказать не могу.
Я рассмеялся. Почему нет, я сам на это напросился.
— Таннер, знаешь, что я тебе скажу? Мы тебе почти поверили. Почти. Почему ты не хочешь нам помочь?
