И все-таки жаль, что на протяжении этих двух часов его не могла подслушивать полиция. Выследить тех, кто ему звонил, схватить похитителей, привезти домой Франсину...

Нет, что-что, а это ему ни к чему. Полиция все только безнадежно испортит. У него есть деньги. Он заплатит их и либо получит ее обратно, либо нет. Есть вещи, которые зависят от человека, а есть такие, которые не в его воле. Заплатить деньги или нет, зависело от него; как именно это сделать, тоже в какой-то степени зависело от него; но все, что будет дальше, от него не зависело.

«Никому не звоните».

«Кому я могу позвонить?»

Он снова взялся за телефон и набрал номер, который знал наизусть. После третьего гудка трубку снял его брат.

— Пит, — сказал Кхари, — ты мне нужен. Хватай такси, я тебе отдам деньги, только приезжай сюда немедленно, слышишь?

Наступила пауза. Потом он услышал:

— Малыш, я для тебя что угодно сделаю, ты же знаешь...

— Тогда хватай такси и приезжай!

— ...Но в твои дела я впутываться не хочу. Я просто не могу, малыш.

— Это не дела.

— А что?

— Это Франсина.

— Господи, что случилось? Ладно, расскажешь, когда приеду. Ты ведь дома, да?

— Нуда, дома.

— Сейчас беру такси и еду.

Как раз в то время, когда Питер Кхари искал таксиста, который согласился бы отвезти его в Бруклин, я смотрел, как в студии «И-эс-пи-эн» тележурналисты рассуждают, насколько вероятно повышение заработной платы спортсменам. Поэтому я не слишком огорчился, когда зазвонил телефон. Это был Мик Баллу, он звонил из города Каслбар в графстве Мэйо, в Ирландии. Слышимость была прекрасная, как будто он говорил из задней комнаты бара «Гроган».

— Здесь замечательно, — сказал он. — Если ты думаешь, что в Нью-Йорке все ирландцы ненормальные, ты бы посмотрел, какие они у себя дома. Здесь через дом по пабу, и никто из них не вылезает оттуда до самого закрытия.

— Но ведь они рано закрываются?

— Слишком рано, черт возьми. Но в отеле обязаны подавать выпивку в любое время дня и ночи каждому постояльцу, который там зарегистрирован. Сразу видно — цивилизованная страна, правда?

— Точно.

— Только тут все курят. То и дело закуривают и угощают всех вокруг. А у французов с этим еще хуже. Когда я был там — навещал родню по отцовской линии, — так они на меня обижались, почему я не курю. По-моему, американцы — единственный народ в мире, у кого хватило ума бросить.

— Ну, сколько-то курящих у нас еще осталось, Мик.

— Так им и надо, пусть мучаются в самолетах, в кино и везде, где курить не разрешается. — Он рассказал мне длинную историю о мужчине и женщине, с которыми познакомился несколько вечеров назад. История была забавная, и мы оба посмеялись. Потом он поинтересовался, как мои дела, и я сказал, что хорошо.

— Правда? — спросил он.

— Малость засиделся, пожалуй. Слишком много свободного времени. И к тому же сейчас полнолуние.

— Это точно, — отозвался он. — Здесь тоже.

— Какое странное совпадение.

— Но здесь, в Ирландии, всегда полнолуние. Хорошо еще, что все время льет дождь и луны никогда не видно. Мэтт, у меня идея. Садись в самолет и прилетай сюда.

— Что?

— Готов спорить, что ты никогда не был в Ирландии.

— Я вообще за границей никогда не был, — сказал я. — Нет, погоди, вру. Раза два ездил в Канаду и один раз в Мексику, только...

— А в Европе не был?

— Нет.

— Так, ради Бога, садись в самолет и прилетай сюда. Можешь и ее захватить, если хочешь, — он имел в виду Элейн. — Или приезжай один, это не важно. Я говорил с Розенстайном, и он сказал, что мне лучше еще некоторое время не показываться в Штатах. Сказал, что может все уладить, но тут впутались эти блядские федеральные следователи, поэтому он хочет, чтобы я держался подальше от Америки, пока он не даст отбой. Очень может быть, что я проторчу в этой вонючей дыре еще с месяц или больше. Чего ты смеешься?

— Я думал, тебе там понравилось, а теперь оказывается, что это вонючая дыра.

— Когда рядом нет друзей, везде будет вонючая дыра. Приезжай, старина. Что скажешь?

Питер Кхари добрался до дома брата сразу после того, как Кинен еще раз поговорил с тем из похитителей, что повежливее. На этот раз тот был не слишком вежлив, особенно к концу, когда Кхари попытался потребовать доказательств, что Франсина жива и здорова. Разговор был примерно такой:

КХАРИ. Я хочу поговорить с женой.

ПОХИТИТЕЛЬ. Это невозможно. Она спрятана в одном доме. Я звоню из автомата.

КХАРИ. Но откуда я могу знать, что с ней все в порядке?

ПОХИТИТЕЛЬ. Потому что у нас есть все основания ее поберечь. Подумайте только, какую ценность она для нас представляет.

КХАРИ. Господи, а откуда я вообще могу знать, что она у вас в руках?

ПОХИТИТЕЛЬ. Вы помните, какие у нее груди?

КХАРИ. Что?

ПОХИТИТЕЛЬ. Вы можете узнать одну из них? Так будет проще всего. Я отрежу у нее одну титьку и оставлю у вас на пороге, чтобы вас успокоить.

КХАРИ. Господи, что вы говорите? Не смейте так говорить.

ПОХИТИТЕЛЬ. Тогда давайте не будем затевать разговор о доказательствах, ладно? Мы должны доверять друг другу, мистер Кхари. Поверьте мне, в этом деле главное — доверие.

— Вот и все, — сказал Кинен Питеру. — Им надо доверять, но как я могу им доверять? Я даже не знаю, кто они. Я все думал, кому бы позвонить. Ну, знаешь, из тех, с кем у меня дела. Кто бы поддержал меня, помог. Но о ком я ни подумаю, — почем я знаю, может, и он в этом замешан. Как я могу кого-нибудь исключить? Ведь кто-то же все это устроил.

— А как они...

— Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только одно — она поехала за покупками и не вернулась. Вышла из дома, села в машину, а через пять часов зазвонил телефон.

— Через пять часов?

— Не знаю точно, что-то около того. Пит, я сам не понимаю, что делаю, у меня же нет никакого опыта.

— Малыш, но ты ведь постоянно проворачиваешь всякие там дела.

— Это совсем другое. Когда продаешь зелье, все делается так, чтобы не было никакого риска, чтобы все были застрахованы. А тут...

— Тех, кто торгует зельем, время от времени убивают.

— Да, но обычно есть какая-то причина. Во-первых, когда имеешь дело с незнакомыми. Это верная смерть. Сначала все идет хорошо, а кончается разборкой. Во-вторых, а может быть, во-первых-с-половиной, — когда имеешь дело с людьми, которых вроде знаешь, а на самом деле нет. И еще — считай это под каким хочешь номером, — люди попадают в беду, когда пытаются схитрить. Например, провернуть дело без денег — они думают, что рассчитаются потом. Залезают в долги, и до поры до времени это сходит им с рук, а потом в один прекрасный день не сходит. И знаешь, когда это бывает? В девяти случаях из десяти — когда они сами запускают руку в собственный товар и перестают соображать.

— Или делают все, как надо, а потом шестеро ребят с Ямайки вламываются к ним в дом и расстреливают всех подряд.

— Ну, такое тоже бывает, — согласился Кинен. — И не обязательно с Ямайки. Я на днях читал про лаосцев из Сан-Франциско. Каждую неделю появляется какая-нибудь новая банда приезжих, которая хочет тебя прикончить. — Он потряс головой. — Вся штука в том, что если торговать зельем как надо, то всегда можно дать задний ход, когда что-то тебе не нравится. Ты не обязан доводить сделку до конца. Если у тебя есть деньги, можешь потратить их на что-то другое. Если у тебя есть товар, можешь продать его кому-то другому. Ты в деле только до тех пор, пока все идет нормально, в любую минуту можешь дать отбой, можешь подстраховаться, можешь сразу сказать, знаешь ты этих людей или нет, можно им доверять или нет.

— А здесь...

— А здесь у нас ничего нет. Сидим и ковыряемся в заднице, больше ничего не остается. Я сказал: мы привезем деньги, вы привезете мою жену, а они говорят — нет. Говорят, что так дело не делается. Что же мне им сказать — можете оставить мою жену себе? Продайте ее кому-нибудь еще, если вам не нравится, как я делаю дело? Я же не могу этого сказать.