– Ты хочешь сказать, что… Для меня всё это как твой ботанический сад?
– Что, всё?
– Жена.
– Жена?
– Ты спросил, зачем я женился.
– Я воспринимаю её только как твою жену, но ты не обязан воспринимать её только так.
– Зачем тогда ты это спросил?
– А почему бы мне было не спросить?
– Ты спросил об этом слишком серьёзно. Не помню, чтобы раньше ты говорил о чём-нибудь без иронии.
– Может быть, я изменился?
– Нет.
– Тебя это тревожит?
– Да. Ты спросил меня об этом без иронии. Ты хочешь сказать, это мой ботанический сад. Ты хочешь, чтобы я уступил её тебе?
– Что?
– Ты хочешь, чтобы я уступил её тебе?
– Ты не сможешь этого сделать, а я не смогу этого принять. Как же я могу этого хотеть?
– Но ты хочешь этого?
– Не так уж и важно, чего я хочу…
– Почему иначе ты заговорил об этом?
– Я говорил о другом.
– Ты спросил меня, почему я женился.
– Да, и что?
– Зачем иначе бы ты об этом спросил?
– Затем что есть ты, и есть я. И мы были, когда её ещё не было.
– Знаешь, как мы с ней познакомились?
– Ты расскажешь мне об этом. Давай сварим ещё кофе.
– Давай,– сказал он.
Он встал и, достав из кофеварки фильтр, промыл его под краном, засыпал новый кофе, налил в кофеварку воды и включил её.
Я закурил. Он приоткрыл окно.
– Мы познакомились с ней в метро,– сказал он.
– В вагоне?
– Да. Я увидел её и подошёл, а у неё на пальце было обручальное кольцо, и она сказала, что нарочно носит его, чтобы к ней не приставали на улице.
– И вы поженились.
– Да, через два месяца.
– Долго же тебе пришлось её уговаривать.
– А почему ты думаешь, что я её уговаривал?
– Ты же знаешь, я обо всём говорю с иронией.
– Ну и что же нам теперь делать?
– Что?– сказал я.
– Ты уехал, потому что этот город тебя разрушал, потому что ты не мог или не хотел переступить через что-то… И вот ты вернулся. И что? Что нам теперь делать?
– Ложиться спать,– сказал я.– Ты во сколько встаёшь?
– А мне некуда тебя положить.
– А мне не на чем будет добраться домой, да и не хочу я никуда ехать. Мне с утра на работу, а отсюда добираться ближе.
– И что?
– Ничего,– сказал я.– Если у тебя нет лишнего матраса, я останусь на кухне. Ты сказал, что в холодильнике есть ещё водка, а значит, я могу просто не спать эту ночь. Посидеть здесь. Только вынеси мне из комнаты магнитофон. У тебя есть наушники?
8
Я проснулся от осторожного, но настойчивого стука.
Некоторое время я продолжал лежать, безучастно слушая его и даже не пытаясь сообразить, где я нахожусь, и почему вокруг так темно.
Потом включился свет, и я увидел, что лежу на кафельном полу ванной на расстеленном махровом халате.
Я тяжело встал с пола и, пригладив волосы пятернёй, открыл дверь.
Передо мной была Женя.
– Что ты тут делаешь?– сказала она.
– Теперь уже ничего,– хрипло сказал я.– Я здесь спал.
– А почему здесь?
– Не знаю,– сказал я.– Не помню. Наверное, просто захотел спать.
– Ты что, спал здесь всю ночь?
– А сколько сейчас времени?
– Думаю, тебе лучше умыться,– сказала она. И закрыла дверь ванной.
Я повернулся к умывальнику и включил воду. Потрогал. Сделал воду теплее.
Стал умываться.
Всё происходило очень медленно. Она ждала за дверью.
Я умылся, вытер руки и лицо полотенцем и вышел к ней.
– Ванная свободна,– сказал я.– Можешь умываться, а я пока сварю кофе.
– Ты не знаешь, где что. Я сама всё сделаю. Не трогай ничего.
Она закрылась в ванной.
Я пошёл на кухню, включил свет и сел на табуретку за стол. Приоткрыл окно и, взяв с подоконника пачку сигарет, достал сигарету и закурил.
………………………………………………………………
Она вошла на кухню.
– Ты уже куришь?– сказала она.– Натощак?
– Это вредно?
– Конечно.
Я затушил сигарету.
– Больше не буду.
– Я сейчас приготовлю завтрак.
– Тебе помочь?
– Не надо,– сказала она и открыла холодильник.
Она выставила на стол маслёнку и блюдце с нарезанным сыром.
– Ты что хочешь, яичницу или варёное яйцо?
– Яичницу,– сказал я.– С сыром.
– Не смотри на меня. Я не накрашена.
– Ты лучшая женщина на земле. И что с того, что ты не накрашена? Когда солнце светит сквозь дымку, оно всё же остаётся солнцем. Просто потому что другого солнца у нас нет.
– Ты очень быстро пришёл в себя,– заметила она.
– Вовсе нет,– возразил я.– Я всё ещё в прострации.
– Заметно.
Она зажгла конфорку и, достав из духовки сковороду, поставила её на огонь и налила на неё масло.
– Тебе два яйца?
– Можно три,– сказал я.– А можно и ни одного. С меня хватило бы простого бутерброда с сыром. Только давай сварим кофе.
– Ты не завтракаешь?
– Когда как.
– Я тоже,– сказала она.– Сейчас сделаю кофе.
Она вылила на сковородку яйца, выбросила скорлупки в мусорное ведро и, ополоснув руки, вытерла их кухонным полотенцем и принялась за кофе.
Я наблюдал за ней.
Она включила вытяжку. Над плитой загудело. От окна потянуло сквозняком, запахло зимней свежестью.
– Тебе на работу?– спросила она.
– Да,– сказал я.– А тебе?
– Мне тоже.
– На собеседование.
– Да.
– И во сколько?
– Время ещё есть. А тебе?
– Как приеду.
– У тебя такая работа?
– Нет. Просто такой уж я есть.
– А,– сказала она.– Понятно.
– Они могут уволить меня в любой момент, но вряд ли смогут изменить меня…
– Я поняла,– сказала она.– Ты любишь сильно зажаренную?
– Яичницу? Нет.
Она достала тарелки.
– А где грязная посуда?– спросила она.
– Я помыл. Ночью.
– Ты ночью мыл посуду?
– Да, а что?
– Да нет, спасибо конечно… Просто…
– Мне нечем было заняться, вот я и вымыл посуду.
– Спасибо.
– У тебя яичница подгорит,– сказал я.– Ты сделала слишком сильный огонь. И забыла посолить.
Она выключила конфорку и, сняв сковороду с плиты, опрокинула яичницу на тарелку.
– А ты?– спросил я.
– Я не хочу.
– Ты сделала яичницу из четырёх яиц.
– Да,– сказала она.– Сейчас будет кофе готов.
Она поставила на стол чашки.
– Сядь,– сказал я.
– Тебе достать кетчуп?
– Да.
Она достала из холодильника бутылочку кетчупа и поставила её передо мной.
– Сейчас будет кофе готов.
– Да,– сказал я.
Она опустилась на табуретку.
Я протянул к ней руку, коснулся её руки. Она сидела, не глядя на меня.
– Положи сыр,– сказала она,– а то не расплавится…
– И что же нам делать?
– Остынет, и не расплавится. Ты хотел яичницу с сыром.
Она посмотрела на меня.
– Я не могу иначе,– сказал я.
– А мне?– тихо сказала она.– Думаешь, легче?
– Ведь ты всё понимаешь…
– А где ты работаешь?– сказала она, убирая руку.
– Что?
– Не мучай меня.
– Я сопротивляюсь изо всех сил,– сказал я.– И лучше бы тебе оставить меня одного.
– Я не могу,– сказала она.
– Не можешь?
– Нет.
– Я тоже.
– Мне на работу, я должна выпить кофе… Это было бы неправильно.
– Да. Но так тоже нельзя.
– Нельзя. Сейчас мы выпьем кофе, и ты уйдёшь.
Она выключила кофеварку.
– Да,– сказал я.– Именно так и будет. И я знаю, что это будет так, и ты знаешь, что иначе нельзя…
Она наливала кофе.
– …Просто потому что нельзя, и всё. А у тебя сегодня собеседование, и ты тоже уйдёшь. И ему на работу, и он тоже уйдёт, мы все уйдём. И пусть без нас здесь всё решится само собой.
– Что значит, само собой?– сказала она.– Вовсе не само собой!
– Но это уже произошло.
– Вовсе не само собой.
– Ты борешься с этим…
– У тебя остынет яичница, и сыр не расплавится…
– Я не могу просто взять и уйти,– сказал я.– Потому что мне некуда бежать от этого. Потому что это и есть моя жизнь, весь мир. Куда же мне бежать от жизни? Есть только один путь, но и там, куда он ведёт, ты настигнешь меня… Мы не можем делать вид, будто ничего не произошло…