Однако его не так-то просто сбить с толку.
- Папа, а правда, будто давно-давно на Земтере жили собачки? Или вранье?
- Нет, не вранье. Раньше собак не было в космосе.
Даже на Ларте не было. Их завезли туда с Земтера. Какой же смысл привозить назад то, что раньше уже было? Лучше я раздобуду тебе...
- Собачку, - канючит сын.
Наклоняюсь к теплому личику, с тонким, едва ощутимым запахом детского пота, вплотную встречаю взгляд его pacширенных, ждущих глаз и заговорщически шепчу:
- Хорошо. Будет собачка. Только об этом ни гу-гу. Обещаешь?
- Даже маме нельзя? - замирая от счастья, шепотом спрашивает он.
- Даже маме.
- Ни гу-гу!- восторженно обещает сын.
"Ну-ка, парень, возьми себя в руки",-мысленно приказываю себе.
Многолетняя привычка управлять своим настроением действует безотказно. Главное - следить, чтобы память не воскрешала ощущений и чувств, пережитых когда-то. Именно это свойство нашей памяти губительно действует на состояние духа. Я усвоил это давно, еще там на Земтере, готовя себя к полету. Нельзя позволять, чтобы воспоминания. о каких-то ничтожных событиях в прошлом влияли на мое теперешнее настроение. Смешно, глупо и непозволительно раскисать из-за того только, что чувства мои умеют воскрешать прошлое.
Все же я владею собой: не прошло и минуты, как я вновь способен был рассуждать спокойно и здраво.
Держать собаку на корабле уставом не запрещалось.
Нельзя только будет привезти ее на Земтер. Скорее всего, сын ничего уже не помнит. Но я сдержу слово. При встрече я напомню ему про щенка. Если он не забыл просьбу и щенок нужен ему, я нарушу закон. Кто-кто, а мы, навигаторы, знаем тысячи способов, как обмануть карантинных таможенников. А если сын ничего не помнит... Что ж, тогда щенок останется нa корабле, будет развлекать очередную команду, которая примет у нас "Гроссмейстер".
Когда.-то на Земтере собаки водились во множестве. Утверждают даже, что в прошлом за ними значатся заслуги перед человечеством. Однако в последнее время проку от них не стало. Ученые подсчитали, сколько кубометров воздуха ежегодно потребляют собаки, и цифры потрясли. Не так уж много на планете осталось чистого воздуха, чтобы расточать его на собак. Вскоре все государства подписали соглашение, и собак поголовно истребили. Они живут только в космосе и на Ларте, где кислорода достаточно. На Ларте собаки приносят пользу: собачья упряжка считается самым надежным транспортом на бескрайних заснеженных просторах. На Ларте всегда можно достать щенка. Обычно оттуда они и попадают на космические корабли.
Многие навигаторы настолько привязывались к собакам, что, когда приходило время, не могли расстаться со своими любимцами и тайком привозили их на Земтер. Образовалось подпольное общество собаководов.
Совершенно не представляю, как можно привязаться к бессловесному животному настолько, чтобы нарушить закон. Мой случай совсем другое дело: я поступлю так ради сына, ради того, чтобы перекинуть мост в свое прошлое.
Начала телевизионной программы я ждал с каким-то судорожным нетерпением. Через два часа на Ларте для особых своих целей ненадолго запустят башню Эрго. Устроить специально для нас прямую передачу с Земтера для них ничего не будет стоить. Нас предупредили об этом заранее.
Двадцать лет мы получали с Земтера лишь короткие сводки новостей новостей, которые все меньше занимали нас.
С тех пор, как Земтер превратился для нас в бледную крапинку на черном экране навигационного визира, воспринимать происходящие на нем перемены всерьез стало невозможно. Телесная, грубая основа той жизни позабылась нашими чувствами, лишь ненадежная память хранила зыбкие миражи прежних картин. Не видя, не чувствуя далекого мира, населенного людьми, мы поражались ничтожеству страстей, которые владеют судьбами миллиардов. Нашим миром стал "Гроссмейстер" - космический корабль посреди незаселенного пространства. Мы пронизывали это пространство, даря ему гул реакторов и слабое возмущение силового поля.
Даже шахматная позиция, расставленная на доске, была для меня много реальней, чем жизнь на далеких материках. Правда, мой партнер живет на Земтере - ходы передавались по радио во время коротких сеансов связи, - но в этом случае расстояние не помеха. Дальнобойные фигуры соперника целились на мой королевский фланг, и эта угроза была для меня почти физически ощутима, занимала мои мысли и чувства.
И вот теперь спустя двадцать лет нам предстояло вновь соприкоснуться с чужими для нас жизнями, с их пугающе непонятными заботами, переживаниями и волнениями.
Редко какая другая профессия так безжалостно завладевает человеком. Став навигатором, я понял это очень скоро, Люди, близко не знакомые с нашей службой, склонны заблуждаться, принимать наше постоянство за увлеченность своим делом, приписывать межпланетным скитальцам мысли и чувства, которых те не испытывают. Вернее, эти чувства и мысли владеют навигаторами лишь на первых порах, в самом начале карьеры. Кто не пережил этого сам, тому не понять. Человек либо сразу после первых полетов бросает службу в навигации, либо втягивается. А спустя два-три года ему уже некуда бежать, обычный мир, где живут остальные люди, становится чуждым ему, едва ли не враждебным.
В прошлые века жизнь на Земтере не была так стремительна, уклад и обычаи держались веками. Теперь достаточно трех-четырехмесячной отлучки, чтобы все переменилось неузнаваемо. Всякий раз, возвратившись из космоса, я не находил себе места. До боли было жаль собственных воспоминаний, которыми я тешил себя еще недавно. Видимо, эти воспоминания особенно дороги нам. Люди, постоянно живущие на Земтере, всегда пребывают в своем настоящем - мы каждый раз совершали скачок из прошлого в будущее. О будущем хорошо лишь мечтать. В мечтах мы обычно придумываем изобилие всевозможных приятных новинок, всяческих жизненных благ и удобств. Кажется, что в будущем у нас будет все, чего недостает сейчас. На самом же деле это не так: никакие новые блага, никакой комфорт ничуть не радуют. Прежде всего замечаешь утраты. Одиноко бродишь в чужом, незнакомом мире, где все переменилось, где ты никого не понимаешь и тебя никто не понимает. И ждешь одного - поскорее отправиться в очередной рейс.
Те прошлые полеты длились всего лишь по полугоду.
Теперь мы пробыли в космосе двадцать лет! Что-то нас ждет на Земтере?
Конечно, нам устроят торжественную встречу, о нас будут писать, говорить, миллиарды людей стайут глазеть на нас. Кто-то будет завидовать нам. Со стороны великолепные и пышные встречи будут выглядеть трогательно до умиления. Только жить одними торжествами нельзя. Рано или поздно они наскучат. И тогда мы очнемся посреди совершенно незнакомых людей. Многие из них будут считать нас героями, будут искренне любить нас, готовы будут пожертвовать для нас чем угодно. Но просто друзей, просто близких среди них не найдется.
Увы, сила инерции, сообщенная кораблю и астероиду реактивными двигателями, неумолимо приближала нас к чужой, незнакомой планете, населенной людьми из непонятного, неведомого будущего.
Просигналил пульт внутреннего видеофона. На экране возникло курносое мальчишеское лицо с наивными, широко открытыми глазами, напряженными от затаенного любопытства.
- Мне нужно поговорить с тобой, - решительно выпалил он.
- Говори. - Я сделал попытку улыбнуться.
Странно, почему меня не известили, что на корабле появился ребенок. Вероятно, сын нейроквантика или попечителя.
- Ты всегда такой сердитый?
- Наверное, за двадцать лет я разучился улыбаться и быть любезным привычка командовать и распоряжаться - сделала свое. Если уж мой тон показался ему сердитым, я не знал, как быть. К более нежным и мягким интонациям мой голос не приспособлен. Все же я пытаюсь быть любезным.
- Сначала познакомимся, - предлагаю ему и улыбаюсь во весь рот, даже скулы заломило - мышцы моего лица отвыкли от подобных упражнений.- Я командир корабля. Мое имя Ламелл. А кто ты?
