- Сколько времени прошло с тех пор, как я упал в пропасть?
Они ответили, но в моем сознании ответ раздвоился:
- Никто не знает этого, - был один.
А второй... Второй не облекся ни в какие знакомые понятия представилось нечто туманное и беспредельное до жути, до стынущей боли в глубине сердца. В воздухе перед глазами вообразилось число: четыре нуля и впереди тройка. Тридцать тысяч лет! Вся история человечества могла уложиться в этот срок.
И снова я ощутил холод бесконечного пространства, наполненного библейской тьмою и небытием.
***
Они разговаривали между собой.
- Может быть, индикатор не к той клемме подключен?
- Я проверил: прибор исправен. Сила эгоистических желаний полтора миллиона воплей.
- Возможно, это было нормой?
- Если так, непонятно, почему они все не перегрызли друг другу глотки?
- У них были суровые законы.
- Не будет ли он представлять опасности для нас?
- Т-сс! Мы не выключили воквер.
И сразу все оборвалось. Я продолжал слышать голоса, но смысла уже не понимал. Сквозь ресницы тайком наблюдал за ними. Можно подумать, сошлись двое бездельников и обсуждают, где провести субботний вечер. Решительно ничего невозможно прочитать по выражению лиц. А знать, о чем они сейчас говорили, необходимо: все сказанное касалось меня. Это у меня сила эгоистических желаний составляет полтора миллиона воплей (что за дурацкая единица измерения!), это я могу представить опаеность для них.
Придется держать ухо востро: мало ли что им может взбрести на ум. Интересно все-таки, как я очутился здесь? Если это не сон, то и мое появление на Земтере (кажется, так называют они свою планету) должно объясниться без всяких чудес.
Скорее бы уже подняться на ноги да осмотреться. Может быть, вовсе никакой это не Земтер, а обыкновенная психиатрическая лечебница.
"А что если я сплю?"-подумал я.
Поражаюсь, как эта успокоительная мысль не пришла мне раньше. В самом деле, нет никакой лечебницы, ни ангелов, ни Земтера - все это снится. Может быть, не было и обвала? Через несколько минут Деев скомандует: "Подъем! " я открою глаза, увижу прожженный верх палатки, услышу шум речного переката, потрескивание лиственного сушняка в костре...
Но сон продожался.
В палате никого не было. Я решил немедленно бежать отсюда, пока еще не окончательно свихнулся. Мне казалось, сил у меня достаточно, но едва я попытался встать, закружилась голова. Долго лежал навзничь не в состоянии пошевелиться.
Не слышал, когда открылась дверь, - женщина находилась уже в палате. От изумления мгновенно пришел в себя: подобного создания я сроду не видывал. Красавица издали от двери улыбалась мне. Я хотел ущипнуть себя, но вовремя передумал: если это и сон, то пусть он длится.
Она внесла поднос с несколькими пиалами и блюдами-мой завтрак. Подрумяненный бок отбивной слегка дымился паром и выглядел раздражающе аппетитно.
Мне удалось сесть на койке. С минуту я пересиливал головокружение. Должно быть, приманчивый вид обжаренного мяса помог мне справиться с тошнотой.
Я вооружился столовым ножом. Увы, делать им было нечего: то, что лежало на тарелке, лишь по виду напоминало отбивную - на самом деле оказалось мягким, как паровая котлета. Пахло карболкой и немного отдавало тухлой рыбой. Ничего отвратительнее я не пробовал даже в студенческих столовых.
...Вторично отважился в.статъ на ноги. Ступни коснулись пола, но удивительно - я совсем не ощутил прикосновения к твердому. С опаской сделал первый шаг. Ходить можно.
Правда, полной уверенности, что не увязну, не было. Я ощупал стены, мебель - все сделано из того же материала, что и пол: ни мягкое, ни твердое.
Я не знал, сумею ли отыскать в больнице сестру, которая приносила мой завтрак, но попытаться стоило. Если все -это действительно происходит во сне, то я и вовсе ничем не рискую. Проснусь, будет хотьи что вспомнить.
На всякий случай прихватил с собой воквер. Иначе как мы сможем понять друг друга. Это был очень удобный и компактный приборчик - он укреплялся внутри уха и нисколько не мешал. Я попросту не замечал его.
Длинный коридор тянулся в обе стороны. Всюду пусто, Я побрел наугад влево. Никто не встретился мне. Я быстро устал, слишком непривычно было ступать по несуществующему полу.
В уме я припас несколько пошлых острот, какие обычно мужчины говорят хорошеньким женщинам, когда хотят завязать знакомство: "Где вы приобрели такие ошеломительные глаза?" или "Почему вас до сих пор не упрятали в милицию? Страшно подумать, скольких мужчин вы сразили наповал".
За поворотом я увидел больничных сестер. Сбившись в кружок, они о чем-то секретничали. Эластичный пол поглощал звук моих шагов, я мог бы приблизиться к ним вплотную незамеченным. Я негромко кашлянул. Они как по команде повернулись.
Мне вдруг захотелось встать на голову, засвистеть через пальцы или выкинуть еще что-нибудь столь же нелепое. Посреди больничного коридора стояли двенадцать красавиц, не отличимых одна от другой. Которой же из них я собирался говорить заготовленные комплименты?
Женщины застыли в напряженных позах, их прелестные глазки подозрительно оглядывали меня, очаровательные личики выражали одно чувство - бдительной настороженности.
Они начали перешептываться. Воквер был включен, и я понял слова:
- Это не он.
- Тот должен быть в треугольниках.
- На этот раз ему не удастся ускользнуть.
Меня несколько удивило, что ни одна из красавиц не полюбопытствовала взглянуть мне в лицо - их интересовал только свитер. А когда они установили, что я - это не он, они потеряли интерес и к свитеру.
Никто не препятствовал мне бродить по зданию. Да и не встречалось почти никого в коридорах. А если и попадались люди, так отличить их друг от друга было невозможно - все те же писаные красавцы и красавицы, размноженные под копирку. Я перестал обращать на них внимание, как если бы это были не живые существа, а детали больничной обстановки. В свою очередь, и они не замечали меня.
Случайно наткнулся на библиотеку. Встреча с книгами изумила меня. Мне, землянину двадцатого века, представлялось, что книги исчезнут уже в следующем, столетии, их заменят какие-нибудь перфокарты или катушки с магнитными лентами. Вероятно, на Земтере так и обстояло: книжное хранилище, на которое я наткнулся, случайно сохранилось с незапамятной поры. Никто из пациентов сюда не заглядывал. Я понапрасну рылся в старинных книгах, пытаясь хоть что-нибудь отыскать на знакомом - не говорю уже, на родном языке. Буквы напоминали латинские, но слова, составленные из них, нигде не встречались мне раньше. В школе я учился немецкому, в институте английскому, газеты и книги видел почти на всех европейских языках, нo здесь ничего привычного не находил. Я обрадовался бы даже книге на английском языке, хотя без словаря не осилил бы ни одной фразы.
Человек в форменном свитере приблизился ко мне.
Он что-то произнес и знаками просил включить воквер.
Я поразился: в чертах ангелоподобного мужчины - таких я уже видел десятки - проглянуло нечто особенное, свойственное только ему. Несмотря на штампованную внешность, он, единственный из всех, походил на живого человека, а не на выставочный экспонат. Не знаю, чем объяснить, но я сразу же проникся к нему доверием.
Я включил прибор и понял слова, сказанные им;
- Я знал, что рано или поздно вы заглянете сюда, и ждал вас, - объявил он. - Не удивляйтесь и не смотрите на меня так пристально. На Земтере не принято глядеть в лицо собеседнику. Пока нам лучше не привлекать внимания.
"Довольно странное начало знакомства, - подумал я. - Что ему нужно?" Свидание, подстроенное им, напоминало встречу агента с шефом из разведки в шпионском фильме, каких я насмотрелся во множестве.
Он как будто прочитал мои мысли.
- Библиотека - это единственное, что напомнит вам покинутую родину.
Я с надеждой взглянул на него: этот человек знает чтото необходимое мне. Я был почти уверен в этом.
