Где я ее глазами жадно провожал.

И она вышла за мной, покорная,

Сама не ведая, чт о будет через миг.

И видела лишь ночь городская, черная,

Как прошли и скрылись: невеста и жених.

И в день морозный, солнечный, красный –

Мы встретились в храме – в глубокой тишине:

Мы поняли, что годы молчанья были ясны,

И то, что свершилось,– свершилось в вышине.

Этой повестью долгих, блаженных исканий

Полна моя душная, песенная грудь.

Из этих песен создал я зданье,

А другие песни – спою когда-нибудь.

16 июня 1903, Bad Nauheim

« Светлый сон, ты не обманешь… »

Светлый сон, ты не обманешь,

Ляжешь в утренней росе,

Алой пылью тихо встанешь

На закатной полосе.

Солнце небо опояшет,

Вот и вечер – весь в огне.

Зайчик розовый запляшет

По цветочкам на стене.

На балконе, где алеют

Мхи старинных баллюстрад,

Деды дремлют и лелеют

Сны французских баррикад.

Мы внимаем ветхим дедам,

Будто статуям из ниш:

Сладко вспомнить за обедом

Старый пламенный Париж,

Протянув больную руку,

Сладко юным погрозить,

Сладко гладить кудри внуку,

О минувшем говорить.

И в алеющем закате

На балконе подремать,

В мягком стеганом халате

Перебраться на кровать…

Скажут: «Поздно, мы устали…»

Разойдутся на заре.

Я с тобой останусь в зале,

Лучик ляжет на ковре.

Милый сон, вечерний лучик…

Тени бархатных ресниц…

В золотистых перьях тучек

Танец нежных вечерниц…

25 февраля 1904

« Темная, бледно-зеленая… »

М. А. Олениной д’Альгейм

Темная, бледно-зеленая

Детская комнатка.

Нянюшка бродит сонная.

«Спи, мое дитятко».

В углу – лампадка зеленая.

От нее – золотые лучики.

Нянюшка над постелькой склоненная…

«Дай заверну твои ноженьки и рученьки».

Нянюшка села и задумалась.

Лучики побежали – три лучика.

«Нянюшка, о чем ты задумалась?

Расскажи про святого мученика».

Три лучика. Один тоненький…

«Святой мученик, дитятко, преставился…

Закрой глазки, мой мальчик сонненький.

Святой мученик от мученья избавился».

23 ноября 1903

« Мой любимый, мой князь, мой жених… »

Мой любимый, мой князь, мой жених,

Ты печален в цветистом лугу.

Повиликой средь нив золотых

Завилась я на том берегу.

Я ловлю твои сны на лету

Бледно-белым прозрачным цветком.

Ты сомнешь меня в полном цвету

Белогрудым усталым конем.

Ах, бессмертье мое растопчи,-

Я огонь для тебя сберегу.

Робко пламя церковной свечи

У заутрени бледной зажгу.

В церкви станешь ты, бледен лицом,

И к царице небесной придешь,-

Колыхнусь восковым огоньком,

Дам почуять знакомую дрожь…

Над тобой – как свеча – я тиха.

Пред тобой – как цветок – я нежна.

Жду тебя, моего жениха.

Всё невеста – и вечно жена.

26 марта 1904

« Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!.. »

Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!

Дай мне вздохнуть, освежить мою грудь!

В темных провалах, где дышит гроза,

Вижу зеленые злые глаза.

Ты ли глядишь иль старуха-сова?

Чьи раздаются во мраке слова?

Чей ослепительный плащ на лету

Путь открывает в твою высоту?

Знаю – в горах распевают рога,

Волей твоей зацветают луга.

Дай отдохнуть на уступе скалы!

Дай расколоть это зеркало мглы!

Чтобы лохматые тролли, визжа,

Вниз сорвались, как потоки дождя,

Чтоб над омытой душой в вышине

День золотой был всерадостен мне!

Декабрь 1906

« В густой траве пропадешь с головой… »

В густой траве пропадешь с головой.

В тихий дом войдешь, не стучась…

Обнимет рукой, оплетет косой

И, статная, скажет: «Здравствуй, князь.

Вот здесь у меня – куст белых роз.

Вот здесь вчера – повилика вилась.

Где был, пропадал? что за весть принес?

Кто любит, не любит, кто гонит нас?»

Как бывало, забудешь, что дни идут,

Как бывало, простишь, кто горд и зол.

И смотришь – тучи вдали встают,

И слушаешь песни далеких сел…

Заплачет сердце по чужой стороне,

Запросится в бой – зовет и манит…

Только скажет: «Прощай. Вернись ко мне» –

И опять за травой колокольчик звенит…

12 июля 1907

Девушка из Spoleto

Строен твой стан, как церковные свечи.

Взор твой – мечами пронзающий взор.

Дева, не жду ослепительной встречи –

Дай, как монаху, взойти на костер!

Счастья не требую. Ласки не надо.

Лаской ли грубой тебя оскорблю?

Лишь, как художник, смотрю за ограду,

Где ты срываешь цветы,– и люблю!

Мимо, все мимо – ты ветром гонима –

Солнцем палима – Мария! Позволь

Взору – прозреть над тобой херувима,

Сердцу – изведать сладчайшую боль!

Тихо я в темные кудри вплетаю

Тайных стихов драгоценный алмаз.

Жадно влюбленное сердце бросаю

В темный источник сияющих глаз.

3 июня 1909

« Дух пряный марта был в лунном круге… »

Дух пряный марта был в лунном круге,

Под талым снегом хрустел песок.

Мой город истаял в мокрой вьюге,

Рыдал, влюбленный, у чьих-то ног.

Ты прижималась все суеверней,

И мне казалось – сквозь храп коня –

Венгерский танец в небесной черни

Звенит и плачет, дразня меня.

А шалый ветер, носясь над далью,-

Хотел он выжечь душу мне,

В лицо швыряя твоей вуалью

И запевая о старине…

И вдруг – ты, дальняя, чужая,

Сказала с молнией в глазах:

То душа, на последний путь вступая,

Безумно плачет о прошлых снах.

6 марта 1910, часовня на Крестовском острове

На железной дороге

Марии Павловне Ивановой

Под насыпью, во рву некошенном,

Лежит и смотрит, как живая,

В цветном платке, на косы брошенном,

Красивая и молодая.

Бывало, шла походкой чинною

На шум и свист за ближним лесом.

Всю обойдя платформу длинную,

Ждала, волнуясь, под навесом.

Три ярких глаза набегающих –

Нежней румянец, круче локон:

Быть может, кто из проезжающих

Посмотрит пристальней из окон…

Вагоны шли привычной линией,

Подрагивали и скрипели;

Молчали желтые и синие;

В зеленых плакали и пели.

Вставали сонные за стеклами

И обводили ровным взглядом

Платформу, сад с кустами блеклыми,

Ее, жандарма с нею рядом…

Лишь раз гусар, рукой небрежною

Облокотясь на бархат алый,

Скользнул по ней улыбкой нежною,

Скользнул – и поезд в даль умчало.

Так мчалась юность бесполезная,

В пустых мечтах изнемогая…

Тоска дорожная, железная

Свистела, сердце разрывая…

Да что – давно уж сердце вынуто!

Так много отдано поклонов,

Так много жадных взоров кинуто

В пустынные глаза вагонов…

Не подходите к ней с вопросами,

Вам все равно, а ей – довольно:

Любовью, грязью иль колесами

Она раздавлена – все больно.

14 июня 1910

Унижение

В черных сучьях дерев обнаженных

Желтый зимний закат за окном.

(К эшафоту на казнь осужденных

Поведут на закате таком).

Красный штоф полинялых диванов,

Пропыленные кисти портьер…

В этой комнате, в звоне стаканов,