– А, Таганка… – вяло проговорил хозяин «хрущобы», открыв перед гостями растрескавшуюся фанерную дверь. – Проходи, – пригласил так, будто Андрей ходил к нему в гости ежедневно и только для того, чтобы одолжить трояк до получки.

Не стоило просить у него помощи. Впору было помогать самому Гоше.

– Ты зачем так пьешь? – спросил Таганка, осторожно ступая через прихожую в кухню и стараясь не наступить на валяющиеся прямо на полу пустые бутылки и пищевые отходы.

Настя при этом осталась у входных дверей, не решившись войти в эту провонявшую берлогу сломавшегося человека.

– А я и не пью! – обиженно выпятил Гоша нижнюю губу. – Я опохмеляюсь!

– А опохмеляешься с чего? – горько усмехнулся Андрей.

– У нас, понимаешь, праздник тут. Кореш с зоны откинулся.

– Что за кореш? – спросил Таганка не потому, что на самом деле интересовался, а лишь для того, чтобы просто спросить. Какое ему дело сейчас до вышедшего на волю «синяка»?

– Да к соседу моему, Матвеевичу, родственник прикатил с Воркуты. Пятнадцать лет отмотал! Вот это – человек! Как его? Этот… Зять! Ну точно, Вадик Зятьев! – Гоша обрадовался, наконец-то вспомнив имя.

А Таганка похолодел. Двух Вадиков по кличке Зять в криминальном мире быть не могло.

– И где он сейчас? – спросил, чувствуя, как перехватило от волнения дыхание.

– Кто, Матвеич? – Гоша выпучил на него пьяные глаза.

– Нет, Зять этот! Зятьев где?

– Где ж ему быть! У Федора Матвеевича живет! – как само собой разумеющееся, сообщил Штопаный.

Ах, если б только Гоша Штопаный знал, что сообщил сейчас Таганке о человеке, которого тот не забывал все пятнадцать лет ни на минуту!..

…Древний армейский «газик» козлом скакал по ухабистой грунтовой дороге, громыхая пробоями в допотопной подвеске на листовых рессорах и стремительно удаляясь от деревеньки Колдобина.

За рулем сидел Андрей Таганцев. Настя устроилась рядом, крепко держась за металлический поручень перед собой и стараясь изо всех сил не удариться лицом о лобовое стекло, когда машину то швыряло в ямы, то подбрасывало вверх на ухабах.

Вадим Васильевич Зятьев, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, болтался в грузовом отсеке между мешками с миллионами долларов. Он так мечтал об этих деньгах! И вот теперь был просто завален ими по уши. Впрочем, абсолютно счастливым он себя, как ни странно, не ощущал.

Вот ведь как бывает! И денег вокруг – миллионы, понимаешь ли, и радости никакой. Парадокс! Остается лишь развести руками.

Сам Таганцев никогда раньше, если не считать факта ограбления банка «Планета», таких денег и в глаза не видел. Более того, не представлял теперь, что с ними делать.

А Настя как будто читала его мысли:

– Слушай, а что теперь делать с этими деньжищами?! За «бугор» их не вывезешь. Может, договориться с кем-нибудь и перечислить на твои счета? На Кипр там или в Америку…

– На какие счета?! – с досадой в голосе воскликнул Таганцев. – Я не сомневаюсь, что теперь все они арестованы Интерполом. Так что мы теперь – нищие.

– Ничего себе нищие! Полная машина долларов! – Настя заговорила горячо, громко, с полной уверенностью в справедливости своих слов. – Да мы обязательно придумаем, что делать с этими миллионами! Выход обязательно найдется, я уверена в этом на все сто!

– А я – нет, – коротко ответил Андрей. – По-моему, лучше всего будет взять только часть из этих денег. Чтобы хватило на оформление паспортов и на билеты. Ну, и что-то в карман положить на первое время. С этими мешками мы, как с гирей на шее: рано или поздно пойдем на дно.

– Я всегда знала, что ты – великий пессимист.

– Не вижу повода для оптимизма.

– Ну, у тебя хоть план какой-то есть? Вот скажи мне, куда ты сейчас едешь?

– Куда надо, туда и еду.

– По-моему, ты ломишься куда глаза глядят! – выговорила Настя с некоторым раздражением. – Где ты надумал для начала спрятать эти мешки? Или собираешься кататься с ними по всей России, пока тебя не поймают?

– Я знаю, что делаю, – спокойно ответил Таганка.

– Ничего ты не знаешь! – в ее голосе послышалась даже злость. – Назови мне адрес, куда мы едем, чтоб я хоть успокоилась!

– Не назову. Сам его не знаю. Но нас скоро встретят и проводят к месту, не переживай.

– Кто встретит?! – закричала Настя, не сдержавшись. – Куда проводят?! Что за чушь ты несешь?! Мне все это уже надоело!!! Надоело!!! Я не могу больше прятаться и скитаться!!! Я не могу больше убивать людей!!! Не могу!!! Мне не нужны никакие деньги!!!

Похоже, у нее начиналась истерика. И Таганцеву нужно было что-то немедленно предпринимать, чтобы успокоить женщину. И речи не могло быть о том, чтобы оставлять ее в таком состоянии.

Остановив машину посреди леса, он вышел из салона и открыл ее дверцу.

– Иди сюда, – тихонько потянул ее за руку.

– Не пойду! – она вдруг заупрямилась, не желая покидать автомобиль.

– Иди, не бойся.

– Отстань от меня, я сказала! Не трогай меня!!! – на глазах ее появились слезы. Она изо всех сил старалась оттолкнуть Таганцева от себя, но он был настойчив.

– Настя! Иди ко мне! Успокойся, я прошу тебя!

Пришлось применить силу, чтобы вытащить ее из машины.

Она, как могла, отбивалась, даже кусалась и царапалась.

Но Таганцев был настойчив. Добившись, чтобы женщина подчинилась ему, он поднял ее на руки и понес в лес. Тело Насти, оказавшись в крепких объятиях Андрея, как-то сразу вдруг обмякло, стало податливым и послушным. Сменив, как часто в таких случаях бывает, гнев на милость, она прильнула к нему. Обвила его шею своими руками и прикоснулась прохладными, солеными от текущих ручьем слез губами к его губам, сухим и горячим.

Таганка кожей чувствовал, что нужен ей сейчас, как никогда раньше. Он бережно нес ее в лес и прижимал к себе все крепче.

Зятьев продолжал ворочаться в грузовом отсеке «газика», мычал что-то. А Насте с Андреем было сейчас не до него.

…Белый мох оказался чистым и мягким, как пуховая перина, а Таганка – неторопливым и нежным. Тонкая и чувственная Настя ласкала Андрея неистово и самозабвенно, отдавшись нахлынувшей страсти и позабыв обо всем на свете.

Они не помнили, как разделись донага, как растворились друг в друге, наслаждаясь разгоряченными телами, каждым вздохом, каждым прикосновением. Андрей будто заново познавал возлюбленную. Аромат ее кожи пьянил его, а сладость ее губ возбуждала новые и новые желания.

Она, словно лианами, обвивала его руками и ногами, сотрясаясь от взрывов дичайшего оргазма, накрывающего ее с головой и не дающего опомниться. Крики вырывались из ее горла – безудержные крики пантеры, нападающей на свою жертву. Она представляла жертвой этого мужчину и сходила с ума от ощущения абсолютной власти над ним.

Но укротить Таганцева было непросто. Казалось, насытившись любовью, он вдруг снова возрождался, как птица Феникс из пепла. Рыча и коротко вскрикивая, он взасос целовал ее грудь, кусал и сжимал пальцами, царапал ее спину и бедра… Но неожиданно утихал, становился кротким и ласковым, трепетно касаясь кончиком своего языка ее набухших сосков, едва прикусывая мочки ее ушей, осыпая нежными поцелуями ее тонкую шею, внутренние изгибы локтей, контуры бедер и даже пальчики на ногах.

Изможденные и отрешенные от всего мира, они через минуту вновь бросались друг другу навстречу, сотрясая лесную тишь возгласами, какими, наверное, еще первобытные люди возвещали Отцу мироздания о свершившемся таинстве единения душ и тел.

– Ты где? – Настя, обессилевшая, лежа на спине, протянула руку к Андрею.

– Я тебя люблю… – прошептал в ответ он. Взял ее пальцы в свои, приложил к губам. – Я самый счастливый на свете…