Потом, уже отключив микрофон, обратился к Этти:
- Пойдем.
Они вышли из обоженного помещения и быстро пошли по окровавленному коридору. На ходу Этти говорила:
- Среди нас есть и воры, и убийцы; большего же всего революционеров и дезертиров из "Марсианской мясорубки", у всех нас сроки либо пожизненные, либо такие, что вернемся немощными, некому ненужными калеками блеющими проклятой пылью! Но дети - почему же они детей то не вывозят?!
- Знаешь ведь, Этти.
- Да знаю: итак слишком велико население. Дети эти, что крупинки никому не нужные их, как бы и нет - вроде, подкармливают их здесь; выращивают тупорылых рабов, а вот это-то самое отвратительное!.. А откуда дети берутся! Ха-ха! Охранники воистину благородны - не брезгают нами, женщинами подземелий! Я запомнила, как трещала шея того подонка с жирной мордой! Эх, добраться бы до самой главной свиньи, я бы...
Они выбежали из здания на пронизанное ледяными ветрами взлетное поле, на котором в последний корабль, загружали роботы ящики с провизией.
Этти, своей единственной рукой обхватила Йока за плечо, зашептала ему:
- Ты должен пообещать мне одно: ты никогда меня не оставишь.
- Ты же знаешь...
- Нет, постой! Если нас окружат, если не останется никакого шанса прорваться, ты должен будешь убить меня и себя. Я ни хочу возвращаться в этот ад: лучше уж ничто, пустота, чем хоть еще один день такого существования.
- Ты знаешь - именно так я все и исполню.
Держась за руки, пригибаясь от усиливающегося с каждым мгновеньем ветра ледяного побежали они к кораблю и, как только скрылись в железном чреве его корабль плавно поднялся и стремительным рывком скрылся в звездном небе.
Прошло еще несколько минут и зажатый среди черных скал острогранный комплекс, и лабиринт шахт под ним поглотил белый пламень, который, впрочем, быстро затух... осталась только котловина, в глубине которой клокотало, впивающееся в глубины шахт озеро расплавленного железа.
А среди звезд появлялись и тут же затухали маленькие, разноцветные пятнышки; раз - переворачиваясь, плавясь, завертелась в воздухе; стремительно стала опадать за горы какая-то массивная форма; потом весь черный небосклон осветился ослепительной белизной и поверхность сильно встрепенулась, трещинами покрылась; через какое-то время пришел гул, а потом все замолкло; только померцали среди звезд все удаляющиеся вспышки, да побулькало, точно варящаяся похлебка озеро расплавленного металла...
А потом полная тишина: горы стоят так же как и миллионы лет назад стояли, черные, холодные, хранящие в глубинах своих какие-то сокровенные тайны, и звезды над ними светят ровно, спокойно - все погружено в извечный, недвижимый покой и не осталось и следа от человека на "Цицероне", будто и не было его там никогда; будто и не было там ни суеты, ни боли...
* * *
Истомленному перетаскиванием черных дыр и звезд Оору требовался хороший отдых и он выбрал приятный, заселенный несколькими зачатками цивилизаций уголок, на окраине одной из галактических ветвей. Благо и место было удобное: можно было наблюдать, как тысячелетье за тысячелетьем разрастается раскаленным блином Оуа...
Оор растянулся среди нескольких звезд, несколько из этих звезд даже и вобрал в себя, греясь их теплом.
Потом, протянулся к планетам, на которых двигалась, наделенная определенным эмоциональным зарядом плазма. Чтобы получать от этих цивилизаций достаточный энергетический запас требовалась развить их хоть до какого-то, хоть немного выходящего из зачаточного существования. С помощью радиации он развил в них мутации, с которыми развились они, обрели сплошь состоящий из заблуждения и комплексов разум; почувствовали Оора, придумали ему тысячи наименований, стали приносить ему жертвы, молиться ему. Постепенно, развиваясь, стало у них и больше жертв: какие-то безумные войны, суета, боль - Оор, поглощал остающийся после их смерти примитивный, но все же весьма сильный энергетический потенциал.
Век от века цивилизации эти становились все более изощренными и суетными; все больше, полнясь своими ограниченными эмоциями, гибли: пока, наконец, не стали разрастаться стремительно, засоряя все попадающиеся на пути планеты.
Оор, проведший около них несколько десятков тысячелетий, подсчитал, что вред от галактики от этих мелких, случайно найденных сорняков ничтожен, и даже меньше чем от "красного дракона", но, все-таки, и от подобного маленького сорняка неплохо бы избавится.
Оор поглотил эту, разросшуюся, но так и не вышедшую из зачаточного, чрезвычайно ограниченного состояния цивилизацию и, наблюдая, как разрастается Оуа, медленно поплыл среди звезд.
Делать, в течении нескольких миллионов лет, было совершенно нечего; отдыхать уже не хотелось...
* * *
Дрог-дрог шел по полю и втыкал в зелено-слизкую землю похожие на алмазные копья семена Тью, единственного, что прорастало на родине Дрог-дрога.
Виной всему были природные условия: на небе постоянно то убывали, то прибывали, выстраиваясь в какие-то причудливые форма, различные светила, что, впрочем, не вызывало ни у кого удивления, ибо так и было испокон веков. Испокон веков планету сотрясали, растягивали, разминали в слизкую массу небывалой силы приливные волны, от которой сминались горы, испарялись моря, только вот Дрог-дрогам и растению Тью было все ни почем.
Недаром Дрог-дроги спокойно разрывали камни и поглощали алмазное Тью; недаром сами Дрог-дроги выглядели, как лепешки, из которых, по мере надобности, вырывалось несметное количество хватательных приспособлений...
Сейчас начинался прилив: на небе зажглась, выстроилась в ряд с другими светилами зеленая звезда: тут же стали вдавливаться вглубь земли дальние горы, все ближе, ближе...
Ничего необычного: обычная, для восемнадцатого месяца погода.
Слизь вокруг покрылась трещинами, из которых, обволакивая плоское тело Дрог-дрога вырвались огненные потоки; трещины стали разъезжаться; однако Дрог-дрог держался, удлиняющимися конечностями за их края и спокойно продолжал передвигаться вперед, втыкая алмазные семена Тью. Под ним взметнулась новая гора - Дрог-дрог оказался на ее вершине, усеял ее семенами Тью, ловко проехался по огненному склону и засеяв его, даже запел Урожайную песнь, да так пронзительно и задорно, что молодые скалы лопались и осыпали его сияющими белизной глыбами.
