x x x
Долгой жизни тебе, о фиалка! Твоим синим и милым глазам. Чтобы ветром тебя не сразило! Чтобы градом тебя не задело! Чтоб тебя не ушибли ногой!
ОБЛАКА
Грозы и солнца перемирие, и облака несут утрату дождя над всем: над пирамидами, над Хеттой, Мидией, Урарту. И радуга грозы напарницавстает, и пенится Кура. Куда теперь они направятся? Куда? Не ведаю. Куда?
x x x
О, пусть ласточки обрадуют нас вестью о появлении первых роз. Пусть мотылек поцелуется с яблоневой ветвью и та приоткроет свой маленький рот. О, снова март, и снова это деленье на голубое с зеленым с примесью красок других. Цветы начинаются на земле, поднимаются на деревья, и март раскрывает их.
x x x
Тень яблони живет на красивом лугу. Она дышит, пугливо меняет рисунок. Там же живет самшит, влюбленный в луну, одетый кольчугой росинок. Цикады собираются оркестрами. Их музыка достойна удивленья, и шепчутся с деревьями окрестными около растущие деревья. А к утру затихнет их шепот, погаснет и ветром задунется. О, есть что-то, безмерно заставляющее задуматься...
x x x
Перекликаются куропатки... И, рассеивая аромат, в том парке и в этом парке цветы танцуют и говорят. Опьяняются ими долины в пятнах света и темноты, и опять, опять неделимы бабочки и цветы. Ветры землю проветривают, начинаясь там, у реки. Пчелы волшебниц проведывают. Сплетничают мотыльки. Который год, о, который год повторяются эти порядки. Сумерки спускаются с гор... Исступленно перекликаются куропатки.
ТУТА
Чего, чего же хочет тута? Среди ветвей ее темно. Она поскрипывает туго, как будто просится в окно. Она вдоль дома так и ходит, след оставляет на траве. Она меня погладить хочет рукой своей- по голове. О тута, нужно в дом проникнуть и в темноте его пропасть, и всей корой ко мне приникнуть, и всей листвой ко мне припасть.
x x x
Когда наступит ночь и вычернит все камни и цветы вокруг, когда на небе месяц вычертит свой точный неразрывный круг и склонятся ко сну. все травы, все люди, все живые твари, луч месяца соединится со снегом чистым, молодым, то белым светом озарится, то розовым, то голубым. Их поцелуй так тих, отраден и запахом цветов отравлен. Лишь палочкою-выручалкой там птица вдалеке стучит. Кавкасиони величавый все видит, дышит и молчит.
x x x
Что делает весна с владениями роз? Ей хочется заботой их порадовать. Шиповник медленный свой замечает рост, и начинают веточки подрагивать. Как голосят влюбленные пернатые над каждою лужайкой и тропой! А вот цветы, поникшие, примятые, перемешанные с травой. Их, верно, парни девушкам дарили. У тех же, видно, помыслы свои: они сбегают весело в долины, где новые цветы и соловьи.
x x x
О ты, чинара, взмывшая высоко, страшны ли тебе ветер и гроза? На фоне просветлевшего востока ты открываешь медленно глаза. Всей кожей на рассвете холодея, ты распуши листву и так замри, безмолвная, как Тао и Халдея, соединеньем неба и земли. Назначена для страсти и восторга бровей твоих надменная краса... О ты, чинара, взмывшая высоко, страшны ли тебе ветер и гроза?!
Арчил Сулакаури
x x x
Опять нет снега у земли. Снег недоступен " диковин. Приемлю солнцепек зимы, облокотись о подоконник.
Дымы из труб - как словеса, чей важный смысл-абракадабра, и голубые небеса дивятся странности подарка.
Я даровал бы крышам снег, будь я художник иль природа, иначе совершенства нет в пейзаже с тенью дымохода.
Михаил Квливидзе
? И ТЫ
О, уезжай! Играй, играй в отъезд. Он нас не разлучает. Ты - это я. И где же грань, что нас с тобою различает? Я сам разлуку затевал, но в ней я ничего не понял. Я никогда не забывал тебя. И о тебе не помнил. Мне кажется игрой смешной мое с тобою расставанье. Ты - это я. Меж мной и мной не существует расстоянья. О глупенькая! Рви цветы, спи сладко иль вставай с постели. Ты думаешь, что это ты идешь проспектом Руставели? А это - я. Мои глаза ты опускаешь, поднимаешь, моих знакомых голоса ты слушаешь и понимаешь... И лишь одно страшит меня и угрожает непрестанно: ты - это я. Ты - это я! А если бы меня не стало?
ГАГРА
Меж деревьев и дач - тишина. Подметание улиц. Поливка. Море... поступь его тяжела. Кипарис... его ветка поникла.
И вот тонкий, как будто игла, Звук возник и предался огласке, Начинается в море игра В смену темной и светлой окраски.
Домик около моря. О ты, Только ты, только я в этом доме. И неведомой формы цветы Ты приносишь и держишь в ладони.
И один только вид из окна Море, море вокруг - без предела! Спали мы. И его глубина Подступала и в окна глядела.
Мы бежали к нему по утрам, И оно нас в себя принимало, И текло по плечам, по рукам, И легко холодком пронимало.
Нас вода окружала, вода, Литься ей и вовек не пролиться. И тогда знали мы, и тогда, Что недолго все это продлится.
Все смешается: море и ты, Вся печаль твоя, тайна и прелесть, И неведомой формы цветы, И травы увядающей прелесть.
В каждом слове твоем - соловьи Пели, крылышками трепетали. Были губы твои солоны, Твои волосы низко спадали...
Снова море. И снова бела Кромка пены. И это извечно. Ты была? В самом деле была? Или нет? Это мне неизвестно.
ПАН
Старый дуб, словно прутик, сгибаю, Достаю в синем небе орла. Я один колоброжу, гуляю, Гогочу, как лихая орда.
Я хозяин заброшенных хижин, Что мелькают в лесу кое-где. Осторожный и стройный, как хищник, Жадно я припадаю к еде.
Мне повадно и в стужу и в ветер Здесь бродить и ступать тяжело. Этот лес - словно шкура медведя, Так в нем густо, темно и тепло.
Я охотник. С тяжелою ношей Прихожу и сажусь у огня. Я смеюсь этой темною ночью, Я один - и довольно с меня!
Сказки сказываю до рассвета И пою. А кому - никому! Я себе открываю все это, Я-то все рассужу и пойму.
Я по бору хожу. Слава бору! Город - там, где отроги темны, Мне не видно его. Слава богу! Даже ветер с другой стороны!
Только облако в небе. Да эхо. Да рассвет предстоящего дня. Лишь одно только облако это, Нет знакомых других у меня!
С длинным посохом, долгие годы, Одинокий и вечный старик, Я брожу. И как крепость свободы, В чаще леса мой домик стоит!
ИЗ НЕПОСЛАННОГО ПИСЬМА
Как сверкают и брызгают капли! По Москве мое тело бредет. А душа моя - в Картли. О, в Картли, Одинокая, клич издает.
