— ТАМ был не «мерс». ТАМ была «тойота». Нет, другой.

— Ну, и кто он? Чем занимается?

— Все-таки серый ты, Морж. Неромантичный. Ну что это за вопрос — кто, чем занимается? Спросил бы лучше: любит ли он меня, как он относится к Ярополку?

— А что про это спрашивать? И так понятно, если жениться хочет.

Наталья вдруг вспыхнула, даже покраснела.

— По-твоему, меня нельзя любить? По-твоему, любовь мне недоступна? Конечно, ты никогда меня по-настоящему не любил. Ты — эгоцентрист, как все мужики, ты только свою работу любишь. Да только накрылась твоя работа, остался один тараканий бизнес — и тот скисает…

— Погоди, погоди… — Сигизмунд был ошеломлен. — При чем тут «любовь» — «не любовь»?

— Я всегда чувствовала неудовлетворенность, когда жила с тобой. Я испытываю потребность в любви, в тепле. Ты не мог их дать. Ты просто физически не в состоянии кого-либо любить.

— То есть, насколько я понял, этот человек тебя любит? — осторожно спросил Сигизмунд.

Наталья промолчала. По ее молчанию можно было заключить, что да, очень любит. Сигизмунд взял ее за руку.

— Ну так поздравляю! — сказал он.

Наталья искоса поглядела на него.

— Ты что, действительно рад?

— А что мне за тебя не радоваться? Я тебе счастья дать не смог, а ты его заслуживаешь…

Такой ответ, похоже, не удовлетворил ее. Судя по всему, ее куда больше бы устроило, если бы он начал рвать и метать, топать ногами, вопить от ревности… Вешалку еще раз повалить, что ли? Стеллаж опрокинуть? Что бы такое сотворить, чтоб бывшую супружницу порадовать?

— Так все-таки чем он занимается? Кстати, как его зовут? А то неудобно — «он» да «он», прямо как герой-любовник в водевиле… которого тортом по морде…

— Евгений, — процедила Наталья.

— А, Женька!

— Женькой козу кличут.

Сигизмунд сразу поскучнел. Гайтса, стало быть, Женькой звать… Он представил себе вдруг, как Лантхильда выходит на взгорок и кличет: «Женька-Женька-Женька!..» «Бе-е», — отвечает Женька. Или нет, гайтсы отвечают «ме-е…»

А Наталья вдруг уронила высокомерно:

— Евгений — не тебе чета. У него запись на несколько месяцев вперед.

— Какая запись? Компенсация на квартплату?

Наталья поглядела непонимающе.

— Чай остыл, — сказал Сигизмунд. — Давай я тебе кипятку долью.

— Спасибо. — Она глотнула чаю, волшебным образом немного подобрела. Пояснила: — Евгений — выдающийся экстрасенс.

Сигизмунд поперхнулся.

— КТО?

— Экстрасенс.

— Ой, я тоже одну знаю… — обрадовался Сигизмунд возможности поддержать беседу. И поведал историю про вошедшую в штопор Маринку.

Наталья не нашла историю ни смешной, ни занимательной. Евгений работал по другой методике. По совершенно оригинальной. Аналогов в мире нет. Евгений спасает людей. Он живет для людей. В этом смысл его жизни.

— А почем он берет за смысл жизни? — поинтересовался Сигизмунд.

Наталья смерила его уничтожающим взглядом. Сейчас она казалась совершенно чужой и очень далекой. Как будто никогда они не были даже близко знакомы.

— Немного. Только для того, чтобы поддерживать свое физическое тело. Евгению все равно, он может существовать и вне физического тела. Но тогда он не смог бы помогать людям.

Вкратце история Евгения — в изложении Натальи — была такова. В одна тысяча девятьсот втором году экспедиция во главе с поручиком Жихаревым была отправлена Императорским Географическим обществом на Тибет. Там экспедиция безнадежно заплутала и в конце концов оказалась в Шамбале.

Шамбала произвела на российских путешественников неизгладимое впечатление. Первая же встреча потрясла — какая-то прекрасная девушка, на вид лет восемнадцати, обмолвилась о своем истинном возрасте: ей было далеко за двести…

В тридцатые годы поручик Жихарев, зная о страданиях России, добровольно покинул Шамбалу. Остальные его спутники отказались выходить из благословенной земли.

Оказавшись на Родине, Жихарев мгновенно попал в лапы НКВД. Ни пытки, ни промывание мозгов на Жихарева не действовали — ведь он прошел шамбальскую школу. Тем не менее его почти сразу отправили в Воркуту. Рука Шамбалы была простерта над бывшим поручиком — его не расстреляли. В Воркутлаге и сложился первый жихаревский кружок.

Жихарев так и не покинул воркутинский край. Уже в шестидесятые годы он окончательно поселился в одной заброшенной штольне на старом руднике. Русские поселенцы и местные якуты почитали его как шамана, ведуна или бодхисатву. Оборудовали ему штольню под жилье, а кормился он с подношений…

— А Евгений? Евгений-то твой как на него вышел?

С Евгением произошла дивная история, в которой также виден Промысел. Евгений был в ту пору трудным подростком, жил в Воркуте и готов был с юных лет погубить свою жизнь. По счастью, местный участковый — якут или какой иной абориген — глубоко верил в шамана Жихаря. Он-то и отвел трудного подростка не в тюрьму, а в старую штольню. И произошло преображение…

Евгений стал последним учеником Жихарева. Жихарев завещал ему продолжать великое дело, а сам ушел в Шамбалу…

Из Воркуты Евгений перебрался на Урал, где несколько лет подвизался в подземном и тайном языческом храме. Там он получил посвящение в культы Леля и Купавы.

Следующий этап жизни Евгения связан с тайным дацаном где-то в Бурятии, где его посвятили в тайны движения звезд.

Путь Евгения был труден и извилист. Многое приходилось делать в тайне. Черные маги вставали у него на пути, и силы уходили на то, чтобы сокрушить их. Белые маги также не признают Евгения. Вернее, истинные белые маги — те признают. Но вокруг лишь ложные белые маги…

Сигизмунд слушал все это с полчаса. Наталья, всегда такая рассудительная и холодная, повторяла сейчас явно не свои слова. У нее даже выражение лица изменилось. Никогда прежде не замечал Сигизмунд за ней такого. Восторженность в глазах. Разрумянилась. Опоили ее, что ли? Одурманили?

— Слушай, Наталья, — перебил ее наконец Сигизмунд. — А ты сама-то в это веришь?

— Раньше не верила. Сейчас — да. Он мне кое-что показал. Ты же его не видел…

Проклятье. То же самое Сигизмунд говорил о Лантхильде. «Виктория, вы ее не видели. А увидели бы — поняли…»

— Да, — согласился Сигизмунд. — Может, и правда…

Наталья глянула так, будто не вполне доверяла его неожиданной уступчивости.

— Я, собственно, хотела тебя попросить об одном одолжении.

— Проси. Еще чаю налить?

— Не надо. Помнишь нашу свадьбу?

— Ну.

— Мы еще кольцо покупали с компенсацией. Оно тебе было великовато. Помнишь?

— Конечно, помню.

— Ты ведь его так и не носил?

— Почему? Носил. Полчаса.

— Вот именно. Не успел надеть, как сразу снял и в ящик кинул. Где авторучки хранил.

— Ты же знаешь, я не выношу…

— Знаю, — оборвала Наталья. — Кольцо сохранилось? Не пропил?

— Ну ты меня совсем уж за ханыгу держишь.

— Сигизмунд, — сказала Наталья, — ты не мог бы мне его одолжить на пару дней?

— Тебе когда?

— Мне не сейчас. Через месяц. Ты дай принципиальное согласие, а я тебе потом точно скажу.

— Что, своему шанхайскому мудрецу на пальчик нацепить?

— Не шанхайскому, а шамбальскому. Он вроде тебя, колец не выносит. Что деньги-то тратить? На церемонии наденет, потом снимет…

Сигизмунду вдруг сделалось невероятно противно. А Наталью вдруг жаль стало. Любви она недополучила. В Шамбалу она верит. В поручика Жихарева, он же воркутинский бодхисатва…

Он встал и обнял Наталью. Она недоверчиво прильнула к нему.

— Ты и вправду не сердишься? — прошептала Наталья.

Сигизмунд погладил ее по волосам.

— Конечно же нет.

Вика пришла неожиданно. Пришла — и тем самым порушила немудреные планы Сигизмунда насчет мирного холостяцкого вечерка. Проводив Наталью, он взял пивка, чипсов и, подобно американскому школьнику, угнездился перед телевизором — потреблять. Кобель назойливо клал морду ему на колени, глядел в глаза почти человеческим, говорящим взглядом — настойчиво стремился войти в общество потребления. Иногда от щедрот схрумкивал чипс.