Солдаты спешились, лошадей привязали к колесам повозок, из колодца на ферме в Катр-Бра принесли воду для людей и животных. Обнаруженные на поле остатки пшеницы были срезаны в дополнение к порциям зерна для лошадей. "Позаботившись о животных, мы устроились сами. У солдат в ранцах имелась готовая к употреблению еда, так что они вскоре почувствовали себя комфортно; однако у нас ничего не было, и достать было неоткуда, и, вероятнее всего, нам предстояло лечь спать без ужина". Однако тут появился ротный врач с остатками мясного пирога, который он разделил с пятью или шестью офицерами. Порции получились маленькие, но они были рады и этому. "Трапеза закончилась, мы зажгли сигары и сидели, завернувшись в плащи, разговаривая и прислушиваясь к вавилонскому столпотворению у колодца, где толпы боролись за воду, пока один за другим не склонились на землю, побежденные сном...."
Пока Мерсер и его друзья дремали на голой земле, маршал Ней вместе с Жеромом Бонапартом и другими офицерами отдыхали под кровом, обнаруженным на краю поля битвы. Адъютант Жерома Бонапарта сообщает: "Люди ухаживали за ранеными и располагались биваком. К сожалению, у нас не было никаких запасов провианта; солдаты рассредоточились по местности, воруя, чтобы не голодать. Маршал пригласил принца Жерома на ужин. Столом служила доска, опиравшаяся на два пустых бочонка, свечи были воткнуты в горлышки бутылок.
Наступила ночь.
Мы как раз приступали к нашей скудной трапезе, когда появился граф Форбен-Жансен с приказом императора маршировать в Бри..."
Вероятно, это была копия приказа от 3.15 дня, посланного различными маршрутами. Интересно было бы узнать, что все это время делал граф Форбен-Жансен, но персона гонца остается в тени. К сожалению, нет также никакого упоминания о последующем разговоре Нея с Жеромом Бонапартом. Возможно, Ней слишком устал, чтобы говорить; или, возмож-но, присутствующие сочли за благо держать услышанное при себе. У Нея определенно были основания для раздражения. Инструкции, которые он днем получил с таким опозданием, только помешали ему и совершенно не соответствовали реально-му положению дел. Позже его лишили войск, на которые он рассчитывал, и к тому же во время столкновения ему послали невыполнимый приказ. Вряд ли возможно было свернуть свою битву, чтобы принять участие в другой. А если решающее сражение происходило против пруссаков, то ему об этом не сказали. Напротив, он вполне мог считать, что это он ведет решающее сражение. Хотя сказанное им в тот вечер навсегда останется для нас тайной, очевидно, что его взгляд на события будет отличаться от оценок как Наполеона, так и истории. Его оценка была изложена в письме, которое он написал Фуше десять дней спустя.
На поле битвы в Линьи солдаты сидели вокруг костров, веселясь и распевая песни, окрыленные своей победой. В центре, там, где гвардия осуществила прорыв, поражение противника казалось столь сокрушительным, что вызывало в памяти великие победы империи, и те, кто это видел, верили в полную победу французов.
На самом деле победа была далеко не полной, и у Наполеона оставались при себе незначительные силы для схватки с пруссаками. Однако он покинул поле боя в 10 вечера, не дав указаний о преследовании противника или разведке.
Маршал Груши, ожидая приказа о нейтрализации пруссаков, с удивлением узнал о том, что Наполен ушел, не оставив никаких указаний. Он поспешил за ним и, нагнав его у самого штаба, спросил о дальнейших распоряжениях. Ему ответили, что дальнейшие распоряжения поступят к нему завтра утром. Груши поскакал обратно на поле и разослал по окрестностям разведчиков. На заре или еще раньше он послал генералов Пажоля и Эксельманса вместе с кавалерией, чтобы найти противника и раздобыть сведения, хотя неизвестно, сделал ли он это по собственной инициативе или Наполеон дал ему на этот счет какие-либо указания. Существует одно описание событий того дня (см. "Мемуары" маршала Груши), где автор сообщает, что в полночь он заходил в штаб, но не увиделся там с Наполеоном, поскольку тот ушел спать; возможно, в это время он получил приказ отправить Пажоля и Эксельманса. Он был готов в любой момент получить приказ о гораздо более интенсивных действиях, и вот что он пишет: "Если Наполеон и совершил ошибку, а он ее действительно совершил, так это то, что он не позаботился о нейтрализации пруссаков, о том, чтобы, маневрируя влево, своей армией вклиниться между ними и англичанами; две объединенные армии противника, образовав новую линию фронта от Катр-Бра до Брюсселя и Антверпена, могли выставить против него 200 000 человек и 600 000 пушек не позднее, чем на следующий день, 17 июня. Подобный план был бы, вероятно, принят любым разумным генералом; а таким храбрым и активным человеком, как Блюхер, его принятие было предопределено. Поэтому было необходимо любой ценой, действуя быстро, энергично и решительно, воспрепятствовать концентрации побежденной армии и ее воссоединению с англичанами".
До восхода Груши уже вновь был в штабе. Однако единственным полученным им приказом было не беспокоить Наполеона. Груши сообщили, что императору нездоровится.
Заболеванием, от которого в то время страдал Наполеон, был геморрой. Люсьен Бонапарт вспоминает, что он едва мог сесть на лошадь, покидая Париж 12-го числа; положение становилось все серьезней, и теперь он находился в руках своего доктора, Ларрея. (Джеймс Кембл в книге "Napoleon Immortal" ("Бессмертный Наполеон") дает интереснейший и подробный отчет о здоровье Наполеона на протяжении всей его жизни, включая и болезни, преследовавшие его на протяжении "Ста дней".) Мнения разделились относительно того, какой эффект его нездоровье могло оказать на ход кампании. Груар полагает, что главная причина поражения французов в 1815 году состоит в ослаблении способностей Наполеона. Но большинство историков склонны думать, что болезнь не сказывалась на его умственных способностях. Он болел и раньше и не проигрывал из-за этого сражений. Он был не очень здоровым человеком с независимым и активным умом, возможно, нездоровье подстегивало его честолюбие на протяжении всей жизни, делая его неугомонным и заставляя все время желать большего. Однако многие современники говорят о приступах непреодолимой сонливости, которые им периодически овладевали, и это само по себе свидетельствует об общем упадке сил.
Груши ждал, ждала и вся остальная армия. Маршал Ней накануне вечером в 10 часов отослал Наполеону рапорт о том, что недоразумение с корпусом д'Эрлона лишило его победы. Но сам он не получил никаких новых сведений о том, что произошло на поле битвы при Линьи. Он не мог покинуть свои позиции, так как перед ним стояли значительные силы англичан, и он мог лишь ожидать указаний. Рано утром он отослал еще один рапорт Сульту, а в 6.30 он отправил генерала Флао в ставку Наполеона для отчета о событиях предыдущего дня и получения сведений о сражении с пруссаками.
В то утро Ней ничего не мог сделать без энергичной помощи основных сил армии, хотя Тьер и другие бонапартисты впоследствии резко критиковали его за то, что он не атаковал англичан рано утром и не удержал их в Катр-Бра. Наиболее опасной для Веллингтона была бы ранняя комбинированная атака французов, в которой Ней действовал бы справа, а Наполеон набросился бы на него со стороны дороги на Намюр или отрезал ему путь к отступлению далее на север, по дороге на Брюссель. Но Ней в одиночку не мог удержать его в Катр-Бра; если бы он начал атаковать его рано утром, это лишь отодвинуло бы его войска за линию расположения арьергарда. Не будучи уверен, что Блюхер выиграл битву при Линьи (чего он вряд ли ожидал), герцог никогда не рискнул бы располагаться в Катр-Бра.
Ней сделал тот единственно разумный шаг, который он мог сделать в данных обстоятельствах: он с раннего утра держал войска наготове и ждал приказа.
Веллингтон получил новости о поражении Блюхера около 7.30 утра. Ему стало известно, что армия пруссаков расположена к северу от намюрской дороги и стягивается на север к Вавру. Он понял, что намюрская дорога от Сомбреффа до Катр-Бра открыта для Наполеона и что ему следует немедленно отступать. Вопрос состоял только в том, дать ли солдатам время позавтракать. Барон Мюффлинг держался того мнения, что это можно сделать без опаски, и отметил, что, согласно его наблюдениям за французской армией в Германии, они всегда готовят завтрак утром и никогда не отправляются в путь раньше 10 утра. Веллингтону очень хотелось избежать удручающего эффекта, который могло произвести отступление вкупе с голодом, и потому был дан приказ войскам получить горячую еду. Затем они должны были отступить к Мон-Сен-Жану, оставив позади английскую кавалерию и конную артиллерию в качестве арьергарда.
