Д'Эрлон, по-видимому, сомневался относительно того, что он должен был делать, возможно, еще и потому, что теперь ему были видны действия Вандамма, и он подумал, что здесь он нужен не меньше, чем в Катр-Бра. Избрав путь компромисса, он оставил одну из своих дивизий (во главе с Дюрюттом) и кавалерию у Ваньеле для использования на правом крыле в случае необходимости, а с остальными пошел к Франу. Трудно сказать, какой он мог найти лучший выход из положения, хотя на его долю выпало немало горьких упреков за то, что он не был ясновидящим и не мог предвидеть, что битва у Катр-Бра уже стихнет к тому времени, когда он будет на месте, и что из-за его отсутствия битва при Линьи не оправдает возложенные на нее ожидания решающей победы Наполеона. Все, что ему было известно: один из адъютантов Наполеона приказал его корпусу идти напрямик к Линьи, а когда он прибыл, выяснилось, что Наполеон явно его не ждал. Взволнованный адъютант переусердствовал и ввел его в заблуждение.
Если бы Наполеон в дополнение к приказу Сульта от 3.15 пополудни послал новые указания д'Эрлону направиться к полю битвы в Линьи, вряд ли можно себе представить, что он не послал бы способных офицеров, чтобы вести этот корпус в правильном направлении для осуществления им задуманного. Как бы то ни было, по приказу или нет, войска появились кстати, и удивительно, что не было предпринято никаких усилий, чтобы использовать их в Линьи. Если бы пруссакам было нанесено тотальное поражение, Нею ничего не нужно было бы делать, кроме как сдерживать англичан у Катр-Бра. Но Наполеон не только отпустил д'Эрлона, но и в оставшееся время никак не задействовал Дюрютта, так же, как и Лобау, прибывшего в тот момент к месту событий. Таким образом Блюхер избежал катастрофы.
Было уже семь часов. В течение последнего часа Вандамм с помощью посланного Наполеоном подкрепления отвоевал обратно свои позиции. Отчаянная борьба продолжалась в Линьи четыре часа без передышки. Деревушка горела под тяжелыми клубами дыма, но битва не утихала. За переполненные трупами церковь и кладбище беспрестанно сражались люди, должно быть, желавшие в тот момент оказаться за тысячу миль от того и другого. Тлеющие, сожженные лачуги без конца переходили из рук в руки, противники преследовали друг друга снаружи и внутри пылающих зданий, где горели живьем многие раненые. Справа Груши контролировал территорию, где битва вовсе не была ожесточенной. Корпус Лобау стоял на одной из дорог к востоку от Флёрюса в полной праздности.
Обозревая склоны позади Линьи и видя, что они опустошены, Наполеон сказал Жерару: "Они проиграли, у них не осталось резерва".
Блюхер получил сообщение от Веллингтона с объяснениями, что он ожесточенно борется с французами в Катр-Бра и не сможет присоединиться к нему в битве у Линьи. Внезапно стало так темно, что ему показалось наступила ночь, и битва скоро закончится. Наполеоновский резерв был ему не виден, и он надеялся остаться на поле до утра. Тяжело зашелестел теплый дождь, и удары грома смешались с ревом пушек.
По Линьи сейчас стреляла артиллерия Императорской -гвардии. Чудовищная бомбардировка из 200 орудий началась в половине восьмого на этом самом тяжелом участке линии фронта. Наполеон следовал тактике, которая часто приносила ему успех в сражениях - часами молотить по некой точке, удерживая в резерве лучшие войска, которые под конец устремляются к ней и прорывают линию обороны, когда противник достигнет последней стадии изнеможения.
Гвардия собралась, преисполненная уверенности в победе. Генерал Роге созвал подчиненных офицеров и гордо скомандовал: "Известите гренадеров первый, кто возьмет в плен пруссака, будет расстрелян".
Было 7.45 вечера, когда был дан сигнал к наступлению. Становилось все темнее, с небес обрушивался тяжелый ливень вместе с громом и молнией. Наполеон спустился с мельницы, сел на лошадь и расположился на холме. Помахав в направлении водоворотов дыма и огня, отмечавших деревню Линьи, он обозначил начало атаки. Пушки стихли, но гром еще рокотал, когда ему одна за другой отдавали честь колонны Императорской гвардии. "Опьяненная энтузиазмом и гневом", как описывает Шаррас, гвардия ехала к Линьи под громкие крики: "Да здравствует император! Пощады не будет!" Им почти нечего было бояться. Они знали, что после стольких часов сражения им оставалось лишь победить. Пруссаки дрались отменно, но Блюхер безрассудно использовал свой резерв днем, и теперь ему некого было привлечь. Наполеон сыграл эту партию более искусно.
Вскоре гвардия хлынула на Линьи и окрестные склоны. К 8 вечера все было кончено. Блюхер поспешил туда с правого фланга, но обнаружил, что брешь в его линии обороны стремительно расширяется, а его войска бегут. Яростно бросившись в самую гущу стражения, он повел против Императорской гвардии кавалерию, но под ним была убита лошадь, и, падая, она так его придавила, что он не мог освободиться. Его адъютант, граф Ностиц, спешился, но не смог ему помочь, поскольку прусская кавалерия в тот момент бежала от французских кирасиров. Кирасиры пронеслись мимо Блюхера, с которым был Ностиц, но оба остались невредимы. Затем кирасиры, в свою очередь, были обращены в бегство отрядом прусских улан. Вновь они пролетели мимо, обогнув поверженного Блюхера, но на этот раз граф Ностиц остановил проезжавших мимо улан, и они не без труда освободили своего командира.
Прусская армия была вынуждена отступить по всей линии фронта, но из-за неспособности Наполеона использовать корпуса д'Эрлона беспорядок был только в центре.
Гроза прошла, солнце уже зашло, и наступила темнота. Французы преследовали своего побежденного противника, но продвигались вперед медленно. Прусская пехота теперь отступала, перестроившись в каре, а ее пушки еще палили по атакующей французской кавалерии. Генерал Цитен пал позади Бри, преследуемый Вандаммом, но его солдаты уходили медленно, забирая с собой большую часть оружия. Далее, на восток, Тильманн отступал невредимым, оставив в Сомбреффе мощный отряд.
Военные действия закончились около половины десятого. Пруссаков выбили с поля, но они не были разбиты. Их потери составляли 16 000 человек и 21 орудие. Французы потеряли более 11 000 солдат.
Блюхера отвезли в коттедж в Жантинне, за шесть миль от линии фронта, он был без сознания и серьезно ушиблен, но избежал переломов. Его растерли коньяком, и, придя в себя, он заявил, что это лекарство подействует лучше, если принять его внутрь. Этого ему не позволили, но дали шампанского, которое его немного взбодрило. Командование временно принял на себя Гнейзенау, и он приказал с рассветом отсупать к Вавру. Вавр находился к северо-востоку, на одном уровне с Ватерлоо, где Веллингтон теперь мог остановиться. Поскольку пруссаки потерпели поражение, он не мог больше удерживать свои передовые позиции и намеревался отступить на север от Катр-Бра, а пруссаки должны были отступить паралельным путем. В Вавр из Жанблу вели три дороги, и потому отступление можно было произвести быстро. Корпусу Бюлова, который еще находился в пути, также приказали идти в Вавр.
Борьба у Катр-Бра завершилась примерно в то же время, что и битва при Линьи. Веллингтон наконец накопил достаточно сил, чтобы перейти в наступление вдоль всей линии фронта, и отодвинул французов назад, к Франу. Французы отступали фут за футом, сражаясь исключительно храбро под руководством своего великого командира и не нарушая строй до самого конца. Около 9 вечера, когда битва уже затихала, на поле прибыли изголодавшиеся и измученные подразделения д'Эрлона.
Поле битвы было усеяно телами убитых и раненых. Веллингтон потерял 4800 человек, половину из которых составили британцы; французы потеряли 4000 солдат.
Позади Катр-Бра подходили британская кавалерия и конная артиллерия. Они были расположены очень далеко, и Веллингтону пришлось сражаться без них. Капитан Мерсер, чьи войска прибыли к месту событий с наступлением темноты, так описывает Катр-Бра: "Когда мы вошли на поле Катр-Бра, стрельба начала затихать и даже прерывалась, наши лошади время от времени спотыкались о тела павших, через которые уже не могли переступить от усталости. Дробь и снаряды, пролетавшие время от времени над линией нашего пути (некоторые разрывались прямо подле нас), позволяли нам с полным основанием говорить, что мы находились в самом сражении при Катр-Бра, ибо таково было название места, куда мы только что прибыли - слишком поздно, чтобы оказаться полезными. Со всех сторон слышался гул человеческих голосов; лес, по опушке которого мы шли, ясно и громко отражал эхом звуки горна, которые то и дело перекрывались зловещим ревом пушек или пронзительным треском ружейных выстрелов; темные толпы людей двигались в сгущавшемся вечернем мраке, и только они казались живыми в этой картине. Какое волнение и тревогу почувствовали мы, пробираясь через этот хаос, средь мертвых и умирающих, еще не зная, чем закончилась борьба! По прибытии к группе построек на скрещении четырех дорог (le quatre bras) [четыре дороги - фр.], майор Макдональд вновь пришел с приказом для нас расположиться на ночлег на соседнем поле, где мы соответственно и разместились среди остатков засеянной пшеницы".
