– Мы ищем древний храм, – сказал Харкорт. – Он где-то на западе отсюда, хотя неизвестно, где именно и сколько до него еще идти. И как он называется, нам тоже неизвестно. Мы почти ничего о нем не знаем, кроме того, что он существует.
– Это паломничество, в которое мы отправились исключительно из благочестия, – поспешно вставил Шишковатый.
– Погодите! – воскликнула старуха. – Да ведь это, наверное, то самое место, куда я хожу за своими целебными травами!
– Ты хочешь сказать, что знаешь это место? – спросила Иоланда.
– Кажется, да. Никакого другого храма я здесь не знаю, это единственное здание, достаточно большое и величественное, чтобы так называться. Хотя я не знала, что это храм, – я вообще не знала, что это такое. Я знала только одно: что это давно заброшенное место, где когда-то христиане поклонялись Богу. Там есть кресты, и могилы, и древнее кладбище…
– Ты часто туда ходишь, – сказал Шишковатый. – Значит, ты знаешь дорогу?
– Не так уж часто я туда хожу. Только когда у меня кончаются запасы, и еще в определенное время года, когда кое-какие травы созревают или их легче собирать. Мне много чего удается найти на том кладбище и в саду – когда-то, наверное, это был прекрасный сад, только теперь он весь зарос сорняками и бурьяном, хотя там еще попадаются кое-какие травы, которые остались с прежних времен.
Она поднялась с пола, где сидела, и сняла с огня горшок с питьем, в котором время от времени помешивала.
– Пора дать аббату еще немного, – сказала она.
Шишковатый подошел вместе с ней к кровати, встал на колени и приподнял аббата, чтобы она могла поить его с ложки.
– Он как будто не такой горячий, – сказал Шишковатый, – и лицо у него все в поту.
Нэн склонилась над аббатом и положила руку ему на лоб.
– Ты прав. Жар проходит.
Она приподняла овчины, которыми был накрыт аббат, и осмотрела раны у него на ногах.
– Начинают понемногу затягиваться. На вид совсем неплохо. Должно быть, та мазь, которой ты его мазал, имеет большую силу.
– Это очень древняя мазь, – сказал Шишковатый. – Это – мазь моего племени. Она известна нам с незапамятных времен.
– Конечно, мое питье тоже помогло, – сказала старуха, – но я склонна думать, что главное целебное действие оказала мазь. В ней есть какая-нибудь магическая сила?
– Никакой магии. Просто нужно смешать кое-какие составные части, которые, правда, не так легко раздобыть, и тщательно соблюдать все правила при ее приготовлении.
– Он крепко спит, – сказала Нэн, – и это хорошо: сон восстановит его силы и поможет действию лекарств. Утром он проснется другим человеком, хотя раны все еще будут побаливать. Ну-ка, подними его немного повыше.
Она влила в рот аббату ложку питья, тот поперхнулся и закашлялся, но очнулся только на мгновение и сразу же снова погрузился в сон.
Вернувшись к огню, Шишковатый сказал Харкорту:
– Нэн говорит, что ему гораздо лучше и что утром он проснется другим человеком.
– Как быстро, – сказал Харкорт. – Я не думал, что он так быстро оправится.
– Наш аббат здоров, как лошадь.
– Мы явились к тебе незваными, – сказал Харкорт старухе Нэн, – и, возможно, подвергаем тебя опасности. Как ты думаешь, сможем мы двинуться дальше через несколько часов? Скажем, на рассвете? Мы с Шишковатым поможем аббату идти, если понадобится.
– Вам совсем незачем уходить, – ответила Нэн.
– Но стоит Нечисти узнать, что ты дала нам приют…
– Я вот о чем думаю, – перебила его Нэн. – Может быть, когда вы будете уходить, и я пойду с вами. Сейчас как раз подходящее время года, чтобы поискать в саду храма травы, которые мне нужны.
– Ты хочешь сказать, что покажешь нам дорогу?
– Вы могли бы и сами ее найти. Найти ее не так уж трудно. Но если я пойду с вами, то, конечно, доведу вас до храма. Так вам, может быть, будет легче.
– Я думаю, если аббату это под силу, нам надо бы отправляться в путь как можно скорее, – сказала Иоланда. – Я развесила наши одеяла у огня, они уже совсем высохли. Мне станет гораздо спокойнее, когда мы доберемся до храма.
– Мне тоже, – поддержал ее Шишковатый.
– Гроза прошла, – продолжала Иоланда, – и небо почти чистое. Светит луна. Завтра будет хорошая погода.
– Все зависит от того, как чувствует себя аббат, – сказал Шишковатый.
Тролль все еще сидел съежившись в дальнем углу у очага. С шеи у него по-прежнему свисала веревка, и он был занят тем, что пересчитывал пальцы то на одной, то на другой руке, низко наклонив голову и распустив слюнявые губы. Заметив, что Харкорт смотрит на него, он еще ниже опустил голову, но перестал считать пальцы.
Харкорт оглядел крохотную полутемную комнатку. В углу спал аббат. Он уже не метался во сне и не стонал, как прежде. Он глубоко дышал, и грудь его равномерно вздымалась и опускалась.
Слава Богу, прошептал про себя Харкорт. Во время грозы, до того, как они вышли к избушке, он начал серьезно опасаться за жизнь аббата. Если бы Иоланда не разыскала хижину и в ней не оказалось бы Нэн с ее знанием целебных трав, сейчас дело могло быть совсем плохо.
Он спросил Нэн:
– Когда ты бывала в храме, тебе не доводилось встречать там священника?
– Один раз, – ответила она. – Такой маленький суетливый человечек, очень добрый. Но совсем дряхлый, его ветром может унести.
– Ты разговаривала с ним? Не говорил он тебе, что он там делает?
– Только однажды. Мы обменялись несколькими словами, пока я копалась в саду. Он сказал, что когда-то это, наверное, был прекрасный сад. Что очень жалко, когда за таким садом некому ухаживать. И тут же куда-то исчез. – После некоторого колебания она продолжала: – А как он там оказался и что делает, я не имею ни малейшего понятия. Он, конечно, не назначен туда официально, Церковью. Это место – вы называете его храмом, и, должно быть, так оно и есть, – заброшено уже много лет. Однако в том, что он там живет, нет ничего особенного. По всем Брошенным Землям попадаются такие, как он, – перебравшиеся сюда священники или самозваные миссионеры, которые считают, будто само их присутствие означает, что эти места не покинуты Церковью. Кое-кто из них, может быть, думает, что сумеет обратить Нечисть в истинную веру. Это, конечно, глупость, потому что ни у кого из Нечисти нет души, обратить ее можно только формально.
