Он имел в виду ее? Сирене не хотелось об этом думать, но, скорее всего, именно так и было. В ответ она промолчала.
— Большинству из них оказывается не под силу работать под землей в шахтах за три доллара в день, и они сматываются. Я имею в виду мужчин. Женщинам везет еще меньше.
Сирена не слушала. Она только теперь поняла, куда он клонит. Если бы у нее были богатые родственники, озабоченные ее судьбой, Вард дважды бы подумал, прежде чем оставить ее у себя. Если бы она могла послать им хоть какую-нибудь весточку, они бы сумели заставить Варда отпустить ее. Если бы они существовали, Сирена освободилась бы от него. А теперь он мог ни о чем не волноваться, у него не осталось никаких препятствий, чтобы держать ее здесь. От щек девушки отхлынула кровь, она побледнела. Лежавшие на коленях руки медленно сжались в кулаки.
Вард отодвинул тарелку и откинулся назад.
— Ты боишься меня, Сирена?
Она вскинула голову.
— Конечно, нет!
— Сейчас мне бы скорей пришло в голову обратное.
— Потому что я стала… предметом твоей привязанности? Прости, но я не думала, что это говорит о моей трусости.
— Ты же знаешь, я не это имел в виду.
Сирена все понимала, и все же из-за вызванного страхом и гордостью упрямства отказывалась это признавать. Она сидела, поджав губы.
— Если ты меня не боишься, почему тебе так страшно остаться здесь со мной? Я ведь мужчина, всего лишь мужчина. Я тебя не обижу и никому не позволю это сделать, пока ты со мной. Я не буду оскорблять тебя, разыгрывая любовь, но я хочу тебя больше, чем когда-нибудь желал любую другую женщину.
Он слегка нахмурился, потом вновь расслабился, как будто произнес эти слова непроизвольно, но, когда они слетели с его губ, он не захотел взять их назад.
— Ты говоришь так, словно у меня есть выбор, — медленно проговорила Сирена, — а мне все время казалось, что у меня его нет.
— Я хочу, чтобы ты хотя бы не возражала.
— Не возражала быть твоей пленницей? Не слишком ли многого ты хочешь?
— Я имел в виду не только твое пребывание в этой комнате.
— Тебе хочется, чтобы я без возражений спала с тобой в одной постели?
Вард склонил голову, улыбка осветила его суровое лицо.
— Если хочешь, вопрос можно поставить и так.
— Жаль, но мне придется тебя разочаровать.
— Сомневаюсь, — ответил он, — впрочем, ты вряд ли понимаешь, что вынуждаешь меня попытаться заставить тебя подумать еще раз.
— Можешь не стараться! — огрызнулась Сирена. В ее голосе чувствовалась тревога. Вскочив на ноги, она отодвинула стул.
Вард тоже поднялся и схватил ее за руку.
— А я и не стараюсь.
— Вард, ты ведь не станешь… — начала она, отступая, хотя он держал ее не очень крепко.
Он подошел вплотную и решительным, хотя и тихим голосом сказал:
— Стану, Сирена.
— Но как ты можешь, сейчас же утро?!
Ей нужно было сопротивляться, хотя у нее не оставалось никакой надежды. Потом, когда ее ноги коснулись одной из кушеток, она поняла, почему он терпел ее попытки вырваться. Вард тихонько подталкивал ее к кушетке, и поэтому, отбиваясь, она лишь помогала ему.
— Самое подходящее время, — промурлыкал он, отпустив запястье Сирены, а потом, заставив девушку сесть, положил руки ей на плечи. — И место тоже.
Пеньюар упал, обнажив ее ноги и бедра, а волосы рассыпались по изголовью блестящим черным веером. Через минуту Сирена лежала уже совсем нагая. Вард склонился над ней. Он взял пальцами один локон и поиграл им немного.
— Ты прекрасна. Я бы мог спасти душу, если бы удержался перед твоей невинностью, но, боюсь, милая Сирена, мне не светит райское блаженство.
— Вард? — прошептала Сирена, глядя ему в лицо. Она поняла, что он помнил о вчерашней ночи больше, чем ей казалось. Он обвил ее руками, прижимаясь к ней холодными костяными пуговицами куртки, потом прикоснулся к ее коже настойчивыми губами. Неожиданная вспышка страсти волной накрыла их обоих, и он овладел ею средь бела дня, посреди этого восточного великолепия.
Потом Сирена лежала, опершись головой на его сильную руку и прикрывшись спадающим на пол пеньюаром. Она видела, как спокойно поднимается и опускается его грудь. Ей казалось, что Вард заснул. В какую-то минуту ей захотелось возмутиться, ощутить прилив гнева. Но все ее члены отяжелели, а тело охватила истома. Вздохнув, Сирена закрыла глаза, так и не заметив, что продолжает держать обнимавшую ее руку Варда.
Все последующие дни оказались похожими один на другой. Вечерами Вард сидел внизу, в своем «Эльдорадо», — разговаривал, играл в карты. А под утро ему требовалась лишь постель и Сирена. Просыпались они обычно к полудню, и китаец приносил им завтрак, а заодно горячий кофе и свежую «Дейли майнер». За второй чашкой они просматривали газету, читали политические новости из Вашингтона, сообщения о забастовках шахтеров, дневную сводку происшествий на приисках. Сенсационной темой явилась смерть одной женщины из дома на Мейерс-авеню. Тема эта занимала полосы многих газет не один день. Женщину избили с необычайной жестокостью. Ее деньги, немалая сумма, остались нетронуты; она, насколько было известно, не имела врагов, ее любили почти все. Читая газеты, Сирена убедилась, что смерть от воспаления легких, туберкулеза, неудачного аборта или слишком большой дозы морфия считалась здесь обычным делом; но стать жертвой убийства! Появилось предположение, что убийцей, скорее всего, оказался любовник, если он у нее, конечно, был. Газеты полностью исключали возможность убийства одним из клиентов. Женщин не следовало пугать.
Покончив с газетами, Вард мог снова растянуться на кровати и заняться Сиреной, но чаще всего он вставал и, не одеваясь, отправлялся в ванную бриться. Его никогда не волновало, что Сирена смотрит на него; против этого он не возражал. Вард двигался с грацией тигра, мускулы играли у него на руках. Постепенно Сирена начала перенимать его манеры, это у нее неплохо получалось.
Днем Вард занимался делами, которые, за редким исключением, с ней не обсуждал. Возвращался он, как правило, перед самым обедом. К нему то и дело заходили посетители, но он никогда не приглашал никого к столу, предпочитая беседовать с ними в баре. Сирена не хотела, чтобы он представлял ее как любовницу, кроме того, у нее не было никакой одежды, кроме этого легкомысленного пеньюара. Ее саквояж еще не привезли, но она не слишком из-за этого переживала. Сирена только опасалась, что его могли оставить на какой-нибудь другой станции, в Кэнтон-Сити, или во Флоренсе, или даже увезли в Денвер. А пока большую часть времени она почти ничего не надевала. Иногда она расхаживала по комнатам, завернувшись в простыню, словно римская богиня, надевала одну из рубашек Варда, взяв се в шкафу, но чаще всего просто лежала раздетая на кровати и читала.
Книги она брала из библиотеки Варда, которую он держал в коробках под кроватью, сложив туда, когда у него делали ремонт. Среди них оказалось немало книг по юриспруденции, включая «Кодекс Наполеона», специально переизданный в 1825 году для Луизианы, над которым Сирена немало поломала голову, когда он попался ей в руки. Кроме того, она нашла множество классических книг в истертых переплетах, немало произведений поэтов-романтиков и кое-что из бульварной литературы. Почти вся классика оказалась, ей знакома; у ее бабушки была богатая библиотека, и Сирена часто наведывалась туда во время летних визитов к ней. Поэзия ей не слишком нравилась, поэтому она по большей части читала дешевые вестерны, до того увлекаясь рассказами о всяких головорезах, индейцах и беглых солдатах, что не замечала, как приходил Вард.
Когда книги надоедали, она садилась у окна и смотрела на проходящих мимо людей. Однажды ее терпение было вознаграждено, и ее взору предстала любопытная картина: пара монахинь в развевающихся на ветру одеяниях шагала в толпе чумазых горняков и сопровождавших их проституток. В другой раз она увидела шарманщика с маленькой обезьянкой. Китайцы, японцы, мексиканцы, негры и полдюжины представителей других наций проходили под ее окнами; нередко она видела чинно шествующих мормонов в строгих одеждах. С этого наблюдательного пункта ее взору открывались цирковые парады — искусанные мухами слоны, печальные бизоны и измученные жирафы. Однажды Сирена увидела похоронную процессию: хоронили убитую девушку, о которой писали в газетах.
