— Хорошо. Тогда оставайтесь здесь, наверху — вдали от шума и гама. Ужин будет подан вам в комнату — пируйте в одиночестве и рисуйте в своем воображении тот разврат, которому мы будем предаваться внизу, ѕ сказал он, надевая брюки.
Мейер, чертовски сообразительный малый, позвал Сейруса, стоящего у ее двери. Это было сделано нарочно, поскольку Анджелина не могла впустить слугу, принесшего ей ужин, в комнату, потому что до сих пор только узкое полотенце прикрывало ее наготу. И все же она вынуждена была надеть в конце концов ночную рубашку Рольфа. Потому что Анджелина была слишком женщиной, и ее распирало любопытство: она не могла удержаться от того, чтобы рано или поздно не посмотреть, что же творится внизу. И потому что Рольф оставил ее одну, и теперь она не могла избавиться от мысли, что причиной тому был его интерес к другим женщинам.
Анджелине до этого, конечно, не было никакого дела, однако ее раздражала полная неизвестность относительно дальнейших ходов Рольфа, его непредсказуемое поведение. Что еще он скажет, сделает, подумает?
Вечеринка началась звоном разбитого бокала, перекрывшим шум возбужденных мужских голосов, визгливые звуки скрипок и фальшивую игру расстроенного пианино. До Анджелины доносился громкий женский смех, переходивший в восторженный визг. Притворные запахи ликера и дешевых духов смешивались и проникали даже в спальню Анджелины, вызывая у последней тошноту и головную боль.
Анджелина ходила из угла в угол, широкий, длинный подол ночной рубашки, достигавшей ее щиколоток, облегал при каждом шаге ее стройные ноги. Легкие, украшенные кисточками концы голубого шелкового кушака, которым она подвязалась вокруг талии, разлетались при резких движениях в разные стороны. Она закатала рукава до локтей, но они свисали широкими свободными валиками, грозившими в любой момент снова упасть, прикрыв кисти рук. Огромный ворот мужской рубашки глубоко открывал шею, обнажая до половины округлости ее груди, а вышитая на плече корона съехала Анджелине на грудь, подчеркивая ее розовые соски, просвечивавшие сквозь тончайшую белую ткань.
Анджелина не придавала никакого значения своему внешнему виду, она даже не задумывалась, как выглядит в этом балахоне, тем более не замечала сверкающего потока длинных, спускающихся ниже пояса каштановых волос, закрывавших ее как плащом, нежного румянца, игравшего на щеках и живого блеска своих серо-зеленых глаз.
Ее больше волновало то, как выглядят те женщины, которые собрались внизу.
Красивы ли они, эти рогочущие шлюхи? Находил ли Рольф их вульгарную распущенность привлекательной и по вкусу ли ему чрезмерная доступность таких женщин? К нему самому они, конечно липнут, как мухи на мед. Анджелину нисколько не волновало, вступит ли он в более тесное общение с одной из них. Нет, ее это не волновало ни капельки…
Интересно, какие они, эти женщины — брюнетки или блондинки? Юные или зрелые? Анджелина надеялась, что все же зрелые. Пусть принц развлечется, может быть его похоть немного поутихнет.
Она остановилась, прислушиваясь. Нет, хихиканье, доносившееся снизу, смешанное с низким мужским хохотом, принадлежало отнюдь не старым женщинам. Судя по пошлым смешкам и визгу, девицы были довольно глупые, легкомысленные, но с претензиями и большой долей жеманства. Анджелина не могла себе представить, как мужчины могут соблазниться женщиной, издающей столь вульгарные звуки.
Она надеялась, что безумная трескотня и хихиканье прекратятся, когда участники вечеринки улягутся в постели.
Что их так смешит? Анджелина стояла, пождав губы и прислушиваясь к доносящимся до ее спальной комнаты взрывом смеха. Внезапно она направилась к двери.
Выйдя в коридор, она немного помедлила. В длинном проходе, ведущем к лестничной площадке, никого не было. Подойдя поближе к перилам, Анджелина увидела пробивающийся свет, идущий снизу из большой залы. Этот свет манил ее все ближе и ближе к ступеням. Анджелина наклонилась над перилами и заглянула вниз, но мало что могла разглядеть. Мужчины собрались за столом, но ей были видны только их ноги. Однако, тот факт, что женщины, стоящие рядом с ними, были босыми, о многом говорил. И Анджелина опустилась на одно колено, стараясь разглядеть всю сцену. Она приседала все ниже и ниже, пока наконец не прижалась лицом к резным балясинам парапета.
Они играли в карты. Мужчины расположились в свободно отодвинутых от стола креслах, сжимая в одной руке веер карт, а в другой держа бокал с вином. Все уже хорошо набрались, и их голоса были неестественно громки, а лица разгорячены. Они сбросили свои кители и сидели в одних рубашках. Мейер полуприкрыл глаза, постукивая ногтем большого пальца по своим картам. Освальд, откинувшись на спинку кресла, говорил что-то Оскару, который перегнулся через стол, глядя на брата остановившимся пьяным взором. Лицо Леопольда горело огнем, темные волосы упали на лоб, и он походил на человека, привыкшего к подобному легкомысленному времяпрепровождению. Густав с черной повязкой, прикрывавшей его незрячий глаз, тщательно подсчитывал свои очки, касаясь каждой карты загрубевшим пальцем.
Женщины столпились за спиной одного единственного игрока. Когда Анджелина увидела это, ей сразу стало ясно, что они выступают здесь в качестве ставки в игре, впрочем, это их, похоже, нисколько не смущало. Они обвивали руками шею и плечи человека, игравшего на них, ласкаясь к нему и рассыпая нежности.
В синих глазах Рольфа, пылавших ярким огнем от выпитого вина и веселья, выражалось полное удовольствие, он позволял им ласкать себя и с самодовольным видом воспринимал их полное нежелание покидать его, когда удача начала отворачиваться от принца. Женщины были молоды и привлекательны, в большинстве своем брюнетки, хотя одна или две имели светлые волосы с золотистым оттенком. На них почти не осталось одежды, принадлежности дамского туалета были свалены в кучу тут же на столе и служили, по-видимому, тоже в качестве ставок. При виде кружевной подвязки с висящим на ней чулком из блестящего шелка, мужчины разразились подбадривающими криками, в которых слышалось предвкушение дальнейшего развития этой щекотливой ситуации: на женщине, которая только что сделала ставку, не оставалось ничего, кроме тонкой сорочки с очень глубоким вырезом. На кону уже стояли два кричаще безвкусных по цвету и покрою платья и несколько пар женских туфелек. Постепенно, если все будет идти подобным образом, женщины одна за одной останутся в чем мать родила, а потом будут сами в виде выигрыша переходить к удачливым игрокам.
Анджелина сразу же поняла всю ситуацию, но тут ее внимание привлек необычный вид Рольфа. Он чувствовал себя в своей стихии, забавляясь досадой друзей и собственной дурацкой ролью — он старался отыграть вещи дам, чтобы те снова облачились. Анджелина никогда не видела его в таком расположении духа, без всякого напряжения в лице, без наложенной самим на себя узды, без самоконтроля, без коварного выражения в синих глазах, без тени притворства. Но в очаровании его естественной улыбки, в расслабленных чертах лица, в сети смеющихся морщинок, собравшихся вокруг глаз, было что-то отталкивающее, саморазрушительное. Рольф предстал сейчас таким, каким он был до недавних трагических событий, до убийства брата, — так думала Анджелина, — до того, как ему в лицо было брошено обвинение в покушении на трон отца. Это был тот человек, который дрался на дуэлях, кутил и колесил по всей Европе; человек, который не скрывал, а наоборот выставлял напоказ свое распутное сожительство с цыганками; человек который снискал бесшабашной удалью и отвагой любовь, как у своих сограждан, так и у собственной свиты. И вот снова на мгновение, пока рядом не было ее, Анджелины, Рольф сбросил с себя груз тяготившей его ответственности, ища забвение в привычном времяпрепровождении, необходимой частью которого было вино.
Принц далеко не был трезв. Но заметить это удавалось не сразу. И даже приглядевшись, трудно было сделать определенный вывод, но Анджелина чувствовала, что он сильно пьян, своим нутром, каким-то шестым чувством. Его руки не дрожали, взгляд оставался ясным, речь отчетливой, когда он называл свои ставки, и однако все его существо выражало какое-то отчаянное безрассудство, беспечное веселье, источник которых мог быть только один — принятая им хорошая доза спиртного. Золотистая щетина, покрывавшая его лицо, и воспаленная краснота вокруг глаз были еще заметнее, чем прежде. Но главное доказательство его сильного опьянения состояло в том, что он ни разу не взглянул наверх и это несмотря на многочисленные попытки Анджелины так и этак устроиться у перил, чтобы разглядеть всех собравшихся. Конечно, она была рада, что осталась незамеченной, но у нее теперь не было никакого сомнения: принц совершенно пьян.
