— Тебе нет нужды преклонять колени, — заметил Рефухио с убийственной иронией. — Я не вижу здесь священника, который отпустил бы тебе грехи.

— Ты не посмеешь убить меня здесь, — с усилием произнес дон Эстебан, глотая ртом воздух.

— Да ну? — удивился Рефухио, приближаясь к нему. Клинок в руке Эль-Леона сверкал, будто стальная молния.

Ну конечно же, Рефухио просто притворялся уставшим! Когда Пилар поняла его хитрость, она была немного раздосадована — ведь это заставило ее изрядно поволноваться, но в то же время ее горячей волной захлестнула радость. Сердце стучало так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, и тут же неприятный холодок пополз по коже. Она совсем забыла о женщине в доме, которая продолжала кричать во все горло. Привлеченная ее криками и лязгом оружия, перед домом уже начала собираться толпа. Пилар слышала, как эти люди переговариваются и издают удивленные возгласы. Но Пилар утратила способность думать о чем-то другом, кроме этого поединка. Она неотрывно следила за мельканием шпаг в руках противников.

Они сражались прямо напротив алтаря. Сквозь стрельчатые окна в часовню заглядывало солнце, рассыпая повсюду золотые лучи. Пламя свечей отражалось, как в зеркале, в стальных клинках, заставляя их переливаться всеми оттенками оранжевого, желтого и голубого цветов. Затевать дуэль в этом святом месте было кощунством, какая бы цель при этом ни преследовалась, пусть даже самая благая.

Дон Эстебан был совершенно измучен и обессилен, но злобный огонь в его глазах не исчез. Лицо Рефухио сохраняло бесстрастное выражение, на нем не было ни беспокойства, ни нетерпения. Он был похож на льва, замершего перед прыжком. Рефухио оправдывал свое прозвище Эль-Леон, он и в самом деле был могучим хищником, всегда умеющим постоять за себя.

Тогда почему Пил ар так боялась за него? Почему ей казалось, что если Рефухио погибнет, то ее собственная жизнь потеряет всякий смысл. Ответ был один: она любила его.

Вот в этом и заключалась правда. Пилар будто прозрела. В этот самый момент дон Эстебан схватился за край покрова, одним концом еще державшегося на алтаре, и рванул его на себя изо всей силы. Подсвечники опрокинулись, свечи выпали из своих гнезд и покатились по полу. Дон Эстебан вертел кружева перед собой, как матадор свой плащ, потом швырнул их в Рефухио, стараясь накрыть его клинок. Рефухио перехватил этот метательный снаряд и точным движением отправил его обратно. Дон Эстебан зарычал и отбросил пену кружев к подножию алтаря, туда, где лежала груда дымящихся свечей. В ту же секунду он проскочил за тяжелую алтарную створку. Рефухио устремился за ним, но дон Эстебан, выскочив с другой стороны и переворачивая стулья, стоящие вдоль стены, помчался по направлению к выходу, туда, где стояла Пилар.

Рефухио криком предостерег Пилар и побежал вслед за доном Эстебаном, но девушка и так поняла грозившую ей опасность. Она быстро огляделась в поисках подходящего оружия. Под руку ей подвернулся массивный напольный подсвечник, литая чугунная рогатка, в которую были вставлены незажженные свечи. Пилар с усилием приподняла его и выставила перед собой наподобие вил. Дон Эстебан чертыхнулся и обогнул Пилар, не тронув ее. Он подскочил к толстухе чиновнице, схватил ее за руку и развернул к себе спиной. Острие шпаги дона Эстебана ткнулось в ее упитанный бок.

— Стой на месте, Карранса! — завопил Эстебан.

Рефухио замер. Пилар опустила свое оружие и шагнула к нему. Теперь все четверо стояли совершенно неподвижно. Воздух со свистом вырывался изо рта дона Эстебана. Чиновница тихонько повизгивала. Вдруг сзади послышалось странное потрескивание, и часовня озарилась неровным желтоватым светом.

Алтарный покров загорелся от опрокинутых свечей. Нежную кружевную материю лизали языки пламени, они становились все выше, касаясь стен часовни, вот уже столб огня взметнулся к самому потолку.

Когда Пилар повернулась к дону Эстебану, она увидела довольную ухмылку на его лице. Пилар все поняла.

— Это ваших рук дело, — сказала она.

— Ну разве я не умница? — Он беззвучно засмеялся и дал чиновнице такого пинка, что она пролетела через все помещение, пока Рефухио не поймал ее. Повернувшись кругом, дон Эстебан бросился к двери и рывком распахнул ее.

— Эль-Леон! — изо всей мочи завопил он. — Эль-Леон, бандит, наводящий ужас на всю Испанию! Он ограбил дом казначея Нуньеса и поджег его!

Крик дона Эстебана был встречен гулом голосов. «Пожар! Пожар!» — подхватила толпа, имя Рефухио было у всех на устах. Шум нарастал, как будто гудел потревоженный улей. В дверном проеме показался человек, потом еще один и еще.

— Уходим, — приказал Рефухио. Он не привык отступать, но сейчас принял это решение без колебаний. Другого выхода не было. Гнаться за Эстебаном, когда вокруг бушует пламя, было бессмысленно. Нужно бежать, но как? Попытаться расчистить путь через толпу людей было равносильно самоубийству. Дону Эстебану удалось спастись и на этот раз.

Рефухио быстро окинул взглядом часовню. Огонь уже начал лизать стены.

— У нас мало времени, — спокойно сказала Пилар.

— Да, — неохотно согласился Рефухио. Он схватил Пилар за руку и потащил ее обратно в дом.

Пилар едва поспевала за ним. Они вихрем пронеслись через комнаты и выскочили на веранду через дверь черного хода. Преодолев этот участок пути в несколько прыжков, они помчались по саду, на ходу перескакивая через грядки с перцем и фасолью и окружавшие их канавки, заполненные водой. Сзади слышался шум приближающейся погони. Вот уже самые прыткие из преследователей показались в дверях казначейского дома, сопровождая свое появление неистовыми воплями.

Когда Пилар и Рефухио поравнялись с домом дона Эстебана, Чарро, Энрике и Балтазар поспешили к ним навстречу и обступили, обнажив шпаги, готовые пустить их в дело. Приказы, ясные и краткие, моментально исполнялись-. Балтазара отправили за Исабель, Энрике — на поиски доньи Луизы. Чарро и Висенте было приказано не спускать глаз с Пилар, что бы ни случилось.

Никто не задавал лишних вопросов относительно того, что будет делать сам Рефухио, когда стало ясно, что он не идет с ними. Пилар, Чарро и Висенте двинулись по направлению к реке, они были уже довольно далеко, когда Пилар на бегу обернулась и заметила Рефухио возле входной двери дома дона Эстебана. Затем он помчался в противоположную от них сторону. Пилар издала сдавленный всхлип, увидев, как разъяренные преследователи устремились вслед за Рефухио. Он отвлек погоню на себя.

Мир вокруг них будто сошел с ума. Повсюду стелились клубы дыма, они становились все темнее и гуще, поднимались все выше и выше. В воздухе уже чувствовался запах гари. Погода была ветреной, и огонь распространялся с ужасающей быстротой. На пожар согнали солдат гарнизона. Они требовали ведра и бочки для воды, багры и лестницы, но все команды отдавались по-испански. Франкоязычные лавочники, служащие, домохозяйки только пожимали плечами, не понимая, чего от них хотят.

— Колокола! Звоните в колокола! Нужно бить тревогу! — крикнул кто-то из толпы, собравшейся возле церкви Сен-Луи на Оружейной площади.

— Они не зазвонят, — ответили ему. — Сегодня Страстная пятница.

— Но как же так! Ведь город сгорит!

— Сегодня Страстная пятница. В Страстную пятницу колокола молчат.

И колокола молчали. Они не зазвонили, когда Пилар и ее спутники бежали мимо торговых рядов на Рыночной площади, не зазвонили, когда они мчались вдоль стен монастыря сестер-урсулинок. Колокола не звонили, когда беглецы добрались до пристани на берегу реки и наконец замедлили шаг. И когда они нашли лодки, в которых было их спасение, колокола тоже молчали.

Рефухио нигде не было видно. Два лодочника, согласившиеся быть проводниками и доставить беглецов, куда они пожелают, стояли на причале, с любопытством глазея на столб дыма, поднимавшийся над крышами домов. Лодочники стали расспрашивать Пилар и остальных, что произошло в городе. Уклончивые ответы, похоже, им не понравились, потому что они отошли в сторону и начали перешептываться.