Геннадий залюбовался этой парой и вдруг услышал непонятные ему крики:
- Кэафул!
- Би кэафул! - Осторожно!
Кто-то потянул его за рукав. Геннадий едва успел отскочить.
Кавалькада мужчин и женщин в костюмах прошлого века промчалась мимо, обдав его пылью и комками сбитой земли. На тротуаре негромко засмеялись. Сергей увел Геннадия в сторону.
- Это дорожка не для пешеходов, - недовольно и вместе с тем как бы извиняясь за происшедшее, объяснил Сергей. - Они слишком богаты, чтобы замечать того, кто внизу.
- Словно они сошли со старых картин, - без оттенка обиды ответил Геннадий, отряхивая пиджак, - как в кино.
Вверху послышался характерный свист быстрых крыльев. Геннадий удивленно поднял голову. Стайка шилохвосток пронеслась над деревьями.
- Утки? - не веря своим глазам, спросил Геннадий. - Дикие утки?
- Самые настоящие, - подтвердил Сергей, - и кряквы, и шилохвость, и королевские лебеди. Вон посмотрите.
На небольшом пруду, вокруг которого росли многолетние деревья, плавали стаи птиц.
Конечно, жителю полесского городка, привыкшему к необозримым охотничьим угодьям, любопытно встретить в центре шумного города редкую птицу - лебедя или пугливую крякву. Встретить не в зоопарке, а на воле, среди кустов и деревьев, напоминающих вербы над Припятью. Геннадий смотрел на плавающих в заводи пруда диких птиц, и, быть может, они более, чем чужой, праздничный город, напомнили о том, как он далек от дома. А быть может, он еще не вспомнил о доме, так недавно покинутом, просто остановился передохнуть у тихого места.
Он даже предложил:
- Давайте посидим здесь минутку.
Сергей же понял это по-своему. Он обрадовался возможности спокойно поговорить с любознательным парнем, попробовать открыть ему то, что скрыто за праздничным цветением весны.
С чего начать? Да хотя бы с птиц. Видать, это они навели Геннадия на раздумье.
- Сегодня теплый день и праздник, - начал он, садясь на скамейку у самой воды, - вон сколько ребятишек с корабликами, а в будни, да еще когда идет мелкий дождь, здесь никого нет, и, знаете, некоторые уголки тогда напоминают наши лесные озера...
- Да, - согласился Геннадий.
- Только это бывает не часто и ненадолго, - продолжал Сергей. - Уж очень любят англичане кормить птиц. Подойдет этакая старая леди или джентльмен с зонтиком, принесет пакетики с крошками хлеба, и все разрушается.
- Почему?
- Не знаю, но у меня так получалось не раз, задумаешься на минутку, а тут они, и дикая кряква становится нищей-попрошайкой, шум леса превращается в рокот машин, а заря - в отблеск световой кинорекламы.
- И что же? - Геннадий с любопытством посмотрел на Сергея. - Парк остается парком. Чего же вы хотели? А мне, например, нравится, что здесь много птиц, привыкших к людям.
- Вначале мне тоже нравилось, - с улыбкой сказал Сергей. - Но пусть не умиляет вас привычка пернатых к шумному городу. Я вот о чем думал: конечно, никто их здесь не обидит, не убьет из-за куста. Их кормят, не заставляя летать на жировки, ни даже нырять... Они такие тучные, такие благополучно-сытые... Погодите, погодите, вы всмотритесь в них. Разве охотнику - любителю природы - не оскорбительно видеть, как сравнялась эта вольная птица с обывателем-эмигрантом, осевшим в Англии? Вон, вышла на берег парочка... та же манера прогулки, то же безразличие к другим и желание вырвать для себя получше кусок. Они утратили гордость независимой жизни и, подделываясь под истинных британцев, не стесняясь, едят из рук хозяев. Это всегда нравилось англичанам - подкармливать покоренных. Посмотрите, как ожиревшие кряквы, шлепая плавниками, выходят на шершавый асфальт дорожки и, бормоча, наверняка уже по-английски, "тенк ю", выпрашивают куски мягкого, как вата, британского хлеба...
Геннадий засмеялся.
- Не похоже "тенк ю", не похоже. Скорее утки говорят "зря-зря", зря вы приписываете птицам то, что принадлежит только людям, да и то не многим... Я думаю, у птиц другие пороки.
- У английских одинаковые, - тоже смеясь, ответил Сергей. - Нет, правда, иногда даже противно. Придите вы сюда рано утром или на вечерней заре, знаете, что увидите? Отяжелевшие, пестрые селезни, шипя от страсти, гоняются за утицей, а на скамейках сидят пожилые джентльмены и держат пари. Ставят по шиллингу за своего селезня. Разве это похоже на ту яркую, весеннюю любовь, которую вы наблюдали сквозь маленькое окошко охотничьего шалаша?
- Но при чем же здесь утки? - удивился Геннадий. - Вряд ли они это делают на потеху джентльменам. Я не охотник и плохо разбираюсь в поведении птиц, но о том, как оберегают их в Англии, пожалуй, напишу пару добрых слов.
- Отчего же, - замялся Сергей, - в этом, конечно, есть немало хорошего. - Он понял, что несколько сгустил краски, и пытался сгладить впечатление. - Для городского жителя, редко общающегося с природой... конечно...
- Я родился в деревне, - перебил его Геннадий, - почти что в лесу, и детство провел на реке, с удочкой.
- Так вы рыбак? - обрадовался Сергей.
- Теперь нет. - Геннадий помолчал, глядя на пруд. - Последний раз я ловил рыбу в сорок четвертом году.
- Давненько... что же мешало потом?
- Потом... потом я был убит, расстрелян, - неожиданно сказал Геннадий и поднялся.
Глава третья
Рассказ Геннадия Сердобы, позднее записанный Сергеем
В том далеком году на Полесье весна пришла поздно. С трудом пробиваясь сквозь вьюги и льды, лишь в конце марта на буграх и косогорах обнажились остовы разбитых машин с белевшими немецкими крестами. Но солнце крепчало, и освобождалась земля. Она еще вздрагивала от канонады, еще плыли по колхозным полям косицы едкого порохового дыма, а в глухих партизанских районах уже слышался мирный звон кузнечного молота. Еще не спрятав винтовку, ковали плуги и новые бороны. Железа хватало.
Весна набирала силу.
Птицы отыскивали свои старые гнездовья, беспокойно кружась над искалеченным лесом.
Рыбы сбивались в стаи, шли по мелководью, на заливные луга, к местам весеннего нереста. Щуки скользили по бурой, прошлогодней траве в окружении свиты самцов-молочников. Их черные, гладкие спины иногда показывались над водой, отражая сотни маленьких солнц. И не было сил у рыбака смотреть на все это и не потянуться за острогой.
