— Он умер.
— Как умер?!
Врач пожал плечами.
— Да вы что?! Крови почти не было, ранка — чуть-чуть…
Врач ничего не ответил, успокаивающе погладил Мурзина по плечу и ушел.
Дальше все было как во сне. Пришли какие-то люди, переложили Миронова на высокую тележку с желтым дощатым верхом, накрыли простыней, пятнистой, неопрятной.
Затем с обычным воем подкатила полосатая «Волга». Два милиционера с короткими автоматами наполнили больницу громкими голосами, топотом. Третий, в гражданском пиджаке, кругленький, маленький, похожий на ночного гуляку, пошептавшись с врачом, подошел к Мурзину, представился:
— Лейтенант Воронков. Это вы привезли труп?
— Какой труп?!
— Ну, убитого.
— Мы товарища привезли, раненого, сердито ответил Мурзин.
— Мы — это кто?
— Я и Маковецкий. Он поехал собрать вещи.
— Тоже пьяный?
— Разве я пьян?
— Ну, выпивши, не отрицаете?
— Не отрицаю.
— Очень хорошо. А где пистолет?
— Какой пистолет?
— Из которого убили. Мелкокалиберный.
Первое желание было — наорать. Но Мурзин сдержался. На то и милиция, чтобы задавать дурацкие вопросы.
— Никакого пистолета у нас не было.
— У кого же он был?
— У кого был, того и спрашивайте.
Лейтенант внимательно посмотрел на Мурзина, усмехнулся, почесал левое ухо.
— Спросим. А пока вам придется поехать с нами. — Он повернулся к медсестре, сидевшей за столом и, как ни в чем не бывало, читавшей книгу. Когда другой приедет, скажите ему, чтобы ехал в райотдел. Сразу. Это в его интересах, так и скажите.
В милиции пришлось рассказывать все в подробностях, отвечать на странные и нелепые, как думалось Мурзину, вопросы. Затем лейтенант дал ему расписаться под протоколом и велел до утра дожидаться в коридоре.
— Как рассветет, поедем на место преступления, — сказал он.
Сидя на скользкой, отполированной бесчисленными посетителями скамье, Мурзин пытался взремнуть, но у него ничего не получалось. Вспомнил о бумажнике Миронова, достал. Паспорт он отдал лейтенанту еще в больнице, а бумажник опять сунул в карман и забыл. Теперь он с непонятной боязнью рассматривал его. Денег было немного — несколько 50-тысячных купюр, — и какие-то бумажки. Одна заинтересовала. На ней были немецкие имена и фамилии, и цифры, цифры, явно номера телефонов с междугородными и международными индексами. В подробностях вспомнил все, что говорил Миронов о документах, которые будто бы имеются где-то в Германии и которые надо непременно добыть. И понял: теперь это полностью его дело. Как завещание.
Дремотное состояние сразу прошло. Мурзин вскочил, толкнулся в дверь, куда ушли милиционеры, но дверь оказалась запертой. Пошел к дежурному, скучавшему у телефонов.
Отодвинув стекло, отгораживавшее дежурку от коридора, и выслушав Мурзина, дежурный не очень вежливо разъяснил:
— Велено ждать, ждите. Говорите спасибо, что в коридоре, а то ведь у нас вон для ожидающих-то.
Он показал на металлическую клетку в углублении стены, усмехнулся и задвинул стекло, отгородился.
Очередной раз Мурзин очнулся, когда темное окно в конце коридора посветлело. Снова пошел к дежурному, попросил разрешения позвонить в больницу.
— Что надоть? — отозвался скрипучий сонный голос.
— Больница?
— Ну, больница.
— Маковецкий не приезжал?
— Это какой же?
— Мы привезли раненого в голову. Он умер.
— Царство ему небесное.
— А Маковецкому велено ехать в милицию.
— Это который умер?
— Да нет же, кто привозил. Он уехал и должен был вернуться в больницу. Ему надо в милицию.
— Никто не приезжал.
Трубка зачастила гудками. Это было очень странно, что Маковецкого до сих пор нет. Может, что на дороге? И верно ведь, нетрезвый за рулем. Мурзин нервно прошелся по коридору, постучал в запертую дверь. Милиционер, открывший ему, был взъерошен, волосы торчали рыжим гребнем. Ослабленный ремень свисал вправо, кобура с пистолетом съехала на живот.
— Чего тебе?
— Лейтенат говорил, что утром поедем. Светло уже.
— А, ладно.
Он закрыл дверь, и Мурзин ясно услышал, как защелкнулся замок.
Прошло еще больше получаса, прежде чем дверь снова открылась. Теперь оба милиционера с автоматами и лейтенант в гражданском выглядели вполне бодрыми.
Уже в машине лейтенант спохватился:
— А где другой? Вы говорили — приедет.
— Видно, что-то случилось.
— Ну-ну. — Лейтенант недоверчиво посмотрел на Мурзина.
— Может, он там дожидается?
— Ну-ну…
Улицы городка, по которым ехали, были еще пустынны. В воздухе стояла серая хмарь раннего утра, но бледно-розовые всплески зари, мелькавшие в проемах меж домами, говорили, что день будет ясный.
Ночную дорогу Мурзин запомнил плохо, но все же понял, что едут они куда-то не туда.
— Нам надо к деревне Зотово, к озеру, — напомнил он.
— Не волнуйтесь, доедем. — Лейтенант обернулся, осмотрел Мурзина, затем своих архаровцев, сидевших по обе стороны от него. — Так быстрей.
А Мурзину показалось, что ехали дольше. Машина буксовала на пыльной грунтовке, не давала скорости. К деревне подъехали, когда над дальними полями вставало солнце. Луговина блестела от росы, на ней четко просматривались полосы от колес машины, которая прошла тут, похоже, совсем недавно.
— Уехал ваш дружок, — позлорадствовал лейтенант. — Чего он до утра-то тут сидел?
— А что ночью увидишь? — счел нужным сказать Мурзин.
— Вот именно…
Намеков было достаточно, чтобы понять: лейтенант не верит. Всего скорей, у него уже готова версия: напились — поссорилились — подрались убили. Просто и ясно. Обычное дело в спивающейся России.
Мурзин счел нужным напомнить:
— Я уже говорил, что ни у кого из нас никакого оружия не было.
— Разберемся, — буркнул лейтенант. — Показывайте, как ваша машина стояла, где что?
Выйдя из машины, Мурзин сразу понял, что Маковецкий был тут до утра. И когда рассвело, не сразу уехал, а долго еще ходил по кустам, что-то искал, должно быть, следы подкравшегося ночью бандита. Никаких вещей сейчас не было, а вот костер остался не погашенным, еще дымил.
— Зря все прибрали-то, — сказал лейтенант. — Ничего нельзя было трогать.
— Мы ж не думали… Надо же срочно в больницу… Все бросили.
— Зря не думали. Теперь всем придется думать.
И снова пришлось рассказывать все, с самого начала. Рассказывать и показывать. Как услышал выстрел, да как вывалился из машины, да как сидел Миронов, да откуда прибежал Маковецкий. А милиционеры меж тем бродили по кустам, искали гильзу. Гильзы не было, и скоро лейтенант с Мурзиным присоединились к ним. Трава была основательно истоптана, кусты местами обломаны.
— Так кто же это был, по-вашему? — нетерпеливо спросил лейтенант. Какие ваши предположения?
Предположений было два: или кавказцы отыскали, что было маловероятно, или туристы, что приходили вечером.
Лейтенант покачал головой.
— Сомнительные версии. Нужна более правдоподобная. Ну да ладно, разберемся. Можно ехать.
— Погодите, донки посмотрю.
— Донки? Вы сейчас способны беспокоиться об улове?
Мурзин пожал плечами и пошел к берегу, сам удивляясь этому своему порыву. В той другой жизни, называемой службой, многое бывало на грани интуиции, и он привык не противиться таинственному зову подсознания. И не раз именно это, смутное, оказывалось единственно правильным. Сейчас он сам задавал себе этот вопрос: неужели Маковецкий не забыл о своих донках и смотал их?
И он с облегчением вздохнул, увидев над водой напрягшиеся лески. На одной оказался подлещик размером в две ладони. Мурзин отцепил рыбу, бросил в воду. Взялся за другую леску, но она не потянулась, зацепилась за что-то. Потягивая ее, он подошел к самой воде, неподвижной, прозрачной. И там, в метре от берега, увидел короткую черную палочку. Он сам не смог бы объяснить, почему палочка заинтересовала его. Подумалось, что Маковецкий потерял это, рыбача тут ночью. Не разуваясь, он шагнул в теплую воду, достал палочку. И сразу понял, что это такое: широко распространенная среди охотников и туристов ракетница, официально именуемая ручным пусковым устройством «Сигнал». На ракетнице не было ни илистой слизи, ни следов ржавчины даже в тех местах, где черное воронение было стерто до блескучего металла. Хорошо просматривался и номер — Ю-02048. А вот сам сигнальный патрон, ввернутый в ракетницу, был Мурзину незнаком. Обычно они бывают из алюминия, с тонкими стенками, здесь же оказался стальной, удлиненный, с узким отверстием, явно под мелкокалиберный патрон.
