За Урахом горы стали круче, дорога сузилась — только разъехаться. Но и суженная она была гладкой, ухоженной, с белыми полосами у обочин, и Майк гнал по ней, как по автобану. Участились повороты, колеса елозили по мокрому асфальту, и Сергей не удержался от замечания:
— Если я вас правильно понял, вы собирались доставить меня к господину Бутнеру в собранном виде?
Минуту Майк молчал, доходя своим прямолинейным немецким умом до русских иносказаний, потом расхохотался и снизил скорость.
Слева, на вершине очередной горы показались руины: над густой зеленью высилась мощная кладка из белого плитняка. Затем дорога побежала через буковый лес. Гладкие белые стволы походили на мраморные колонны.
— А кто он, этот Бутнер? — спросил Сергей. — Чем занимается?
— Типичный советский вопрос, — засмеялся Пауль. — Когда встречаются, спрашивают: где работаешь? Одного писателя, говорят, в тунеядстве обвинили. Милиционер спрашивает: "Где работаешь?", а он отвечает — «Дома».
— Теперь в России полстраны нигде не работает, — буркнул Сергей.
— Ну и что? Человек вправе жить как ему хочется.
— Чтобы жить, надо работать, зарабатывать.
— Опять типично советское: деньги нужно именно зарабытывать.
— А как иначе?
— Деньги обладают чудесной способностью — расти. Как деревья в лесу, сами собой. Многие в России сейчас это поняли и обогатились.
— А многие разорились. Деньги, увы, не деревья в лесу. Если их где-то прибывает, значит, в другом месте — убывает…
— Не спорьте, — прервал их Майк. — Глядите лучше. Где еще увидите такую красоту!
Буковые колонны расступились, и открылся вдали заросший лесом конус горы, который как раз посередине разрезала светлая полоса высокого водопада. А на вершине вырастало из зелени нечто сказочное. Белые башни и острые шпили тянулись к низким тучам, и, несмотря на пасмурную погоду, чудесный замок выглядел таким, будто его со всех сторон освещали прожектора.
Майк даже притормозил, когда открылось это видение.
— Обитель богов! — оценил Сергей.
— Красиво сказано. Бутнеру понравится.
— Он что, там живет?
— Где живет, я и сам не знаю, но сейчас он там, это точно.
Пологий серпантин дороги уткнулся в легкий шлагбаум. Из маленького белого домика с тонированными стеклами в окнах вышли два здоровенных мордоворота в джинсовых куртках, неторопливо направились к машине. На Майка, сидевшего за рулем, только взглянули, а Сергея и Пауля рассматривали долго и пристально, запоминая. Потом так же молча отошли, и шлагбаум поднялся.
Еще через несколько минут «Мерседес» уперся бампером в красивый орнамент решетчатых железных ворот. И опять к машине подошли двое охранников, совершенно неотличимые от предыдущих, будто были выведены в том же самом инкубаторе. И опять их пропустили лишь после долгого назойливого рассматривания, из чего Сергей сделал вывод, что Майк в этой "обители богов" человек свой, а Пауль — новенький.
Со стоянки машин, на которой они оказались, весь этот дом-замок было не рассмотреть, только подъезд — сплошной мрамор, стекло, витражи. Но и этого было довольно, чтобы оцепенеть не от благоговения, так от удивления, что где-то у кого-то существуют такие жилища. Российские неомиллиардеры, хвастающиеся перед телезрителями своими особняками, увидев такое, наверное, принялись бы клянчить у снисходительного к ним правительства новых льгот на бедность.
Никто не вышел их встречать, и вообще ни единой души не было видно в этом громадном доме, что опять-таки удивило Сергея. Кто-то же должен здесь убираться, подметать полы, вытирать пыль. Во Фрязине у него всего-то двухкомнатная квартира, а начнешь пылесосить — полдня долой. Сколько же надо слуг да уборщиков, чтобы наводить блеск на этих лестницах, в коридорах, залах, через которые с уверенностью мажордома шел Майк. Этот вроде бы пустяковый факт породил у Сергея смутную тревогу, и пока шел вслед за Майком через шикарные апартаменты, он окончательно убедил себя в том, что происходящее — не экспромт, не случайность, а заранее спланированное действо, цель которого пока не просматривалась, но уже было ясно, что все это отнюдь не связано с его якобы выдающимися способностями.
— Сюда! — Майк сказал это, как скомандовал.
Они вошли в большую комнату, похожую на музейный зал: старинные резные стулья вокруг круглого стола, изукрашенного такой же замысловатой резьбой, картины на стенах. По ту сторону стола — тяжелая черная занавесь, спадающая от золотисто-голубого потолка до плиточной мозаики пола, резко контрастирующей с замысловатостью и многоцветьем убранства всего зала, черно-белые ромбы, треугольники, квадраты.
— Подождите здесь.
Майк ушел, а он стоял и ждал чего-то, удивляясь тому, что спокойно воспринимает навязываемый ему ритуал. Чего всегда терпеть не мог, так это обязаловки. Потому в свое время не вступил ни в комсомол, ни в партию: не признавал необходимости сидеть на собраниях и терпеливо слушать пустопорожнюю болтовню.
До чего же таинственные личности любят темнить! Сергей, пожалуй, и не удивился б, если бы посреди зала вдруг поднялся столб дыма и из него, как в сказке, вышел господин Бутнер. И сказка подходящая вспомнилась — "Кот в сапогах". Как там было, когда пройдоха кот пробрался к великану в замок?..
Сергей и в самом деле почувствовал, как замерло сердце, когда вдруг беззвучно шевельнулась занавесь. И тут же он увидел на ее фоне высокого худощавого человека. Приглядевшись, решил, что человек этот совсем стар: на лице морщины, в волосах обильная седина.
Несколько минут они молча рассматривали друг друга.
— Здравствуйте, — тихо произнес человек. Голос у него был скрипучий, с хрипотцой, как у любителя отмалчиваться, а не ораторствовать.
— Здравствуйте. Вы и есть таинственный господин Бутнер?
— Почему таинственный?
Сергей пожал плечами и ничего не ответил.
— А вы, значит, тот самый нетипичный русский?
— Почему нетипичный?
Теперь Бутнер пожал плечами, в точности так же, как это только что сделал Сергей, и улыбнулся. И этот жест, и эта улыбка как-то сразу все изменили. Исчезла напряженность, мешавшая Сергею чувствовать себя самим собой, раскованным. Он окинул взглядом сумрачный зал, спросил:
— Вы что же, тут и живете?
— На данный момент.
— Вдали от всего?
— От чего — "от всего"?
— Ну-у… человек ведь существо общественное.
— Вопрос спорный. Впрочем, если хотите, обсудим и его.
— Извините, господин Бутнер, но я не могу не спросить: вы пригласили меня просто так или для чего-то? И почему именно меня, случайного здесь человека?
— Положим, вы не случайно попали в наши края…
— Из этого что-то следует?
— Пока ничего.
Они все стояли друг против друга, разделенные столом, не двигаясь с места. Но вот Бутнер поднял голову, будто только сейчас заметив официальность обстановки, шагнул вперед, коснулся рукой высокой спинки стула и указал на стул по другую сторону стола.
И едва он сел, как тут же будто ниоткуда возникли двое слуг, похожих на вышколенных официантов в дорогом ресторане, и на столе появились красивые тарелочки, большие, поменьше, совсем маленькие, вазы с фруктами, вазочки с орехами и еще что-то, и еще.
— Русские пьют только водку или и вино тоже?
— И вино тоже.
Тотчас перед Сергеем были поставлены три бокала, на две трети заполненные золотистым, огненно-рубиновым и совсем темным вином.
— Давайте без восточных церемоний, без тостов, — сказал Бутнер. Попробуйте эти вина. Потом можно будет попробовать другие.
— С удовольствием. Только объясните, что все это значит!
— Ох уж эти русские, все-то им надо знать… Ну, ладно, скажу. Так уж вышло, что мне дали послушать запись вашей беседы с двумя пожилыми немцами. Помните, какую лекцию вы им позавчера закатили в поезде?
— Они что, записали мою болтовню? Зачем?
— Ваши суждения меня заинтересовали, — не ответив на вопрос, сказал Бутнер.
— Что именно?