- Чего ж... Лучше сразу было тебе узнать... С ним еще двоих наших... В Киеве схоронили...
И, как будто лишь теперь поняв смысл того, что сказал Игнат, она попятилась, натыкаясь на молодые деревца, платок упал с плеч, лег ярким пятном в траву.
- Зачем... так ляпнули? - Солодяжников неодобрительно покачал головой.
- Охламон! - вздохнул Лютиков. - Треснуть бы еще раз прикладом.
А боец торопливо, словно оправдываясь, начал говорить как с маршевой ротой попал в плен и как затем их отпустили. Показал и пропуск, где было написано, что военнопленному разрешается идти до места жительства.
- Шел я лесами, - говорил он, - кормился чем попадя. Хотел забечь домой и потом опять...
Дарья обхватила руками ствол дуба, прижалась к нему лицом. Она не плакала и, казалось, застыла, только ладонями поглаживала жесткую кору дерева.
Андрей слышал, как минометчик вполголоса произнес:
- Без мужика осталась. Эхма! Какая бабенка-то... что царь-лебедушка.
- А детей сколько! - отозвался Лютиков. - Целый взвод.
- Дети бабу и красят. На то, вишь, она создана. А мужик при ней лишь в этом деле. Куда ни кинь - так оборачивается.
Солодяжников, разглядывая немецкий пропуск этого Игната, хмурился:
- Надо ж было вам ляпнуть! Голова еловая... Значит, с этим пропуском и на станцию можно пойти?
- Видимо, - проговорил Андрей, догадываясь, какая мысль возникла сейчас у ротного. - Только...
И Солодяжников, поняв, что лейтенант имел в виду опасность посылать незнакомого человека, бывшего в плену, кивнул:
- Да, задачка. А хорошо бы...
- Кому-то с этим пропуском надо идти, - сказал Андрей. - Думаю, лучше мне.
- А почему не мне? - отозвался Крошка.
- Фантазия! - почему-то злым голосом крикнул Солодяжников и добавил тише: - Обдумать надо, обдумать...
- Я пойду, коли надо, - вдруг тихо сказала Дарья.
Через полчаса Андрей, сменив сапоги на ботинки и надев гимнастерку Игната, шагал с Дарьей к станции.
Еще в лесу договорились, что он будет называть себя ее родственником. Хотя Солодяжников не велел брать оружие, Андрей все-таки привязал под коленом трофейный "вальтер", и шершавая рукоятка царапала кожу. До первых домов было метров триста, и чем ближе подходили к ним, тем сильнее его охватывало волнение. Минутами эта затея - появиться днем в поселке - уже казалась совершенным безрассудством.
- Жили мы небогато, а хорошо, - говорила Дарья как-то очень спокойно и тихо. - Иван-то у меня второй муж. Первый, как и вы, лейтенантом был. Двое парнишек его. Уехал на японскую границу, а вернулась бумажка в казенном конверте . Иван тогда и сосватался.
Хорошо жили... Вечером на крылечке заведем песню, и вся улица к нам. Игнат часто заходил. Плохого о нем не думайте...
- Я не думаю, - сказал Андрей. - Вот... уже заметили нас... Так я вам брат.
У крайней хатки стояли два солдата. Один лет сорока, другой моложе - у обоих рукава засучены до локтей, куртки не застегнуты, автоматы болтаются на животе.
- Halt! - крикнул молодой, узкое лицо его с выпуклыми глазами было потное и сердитое.
Андрей вытащил из кармана гимнастерки пропуск, чувствуя, как мелко, неприятно дрогнули колени. Солдат постарше взял пропуск, равнодушным взглядом окинул Андрея и пристально, с интересом уставился на Дарью.
"Если начнет обыскивать, - подумал Андрей, - тогда ударю ногой в живот".
- Домой идем, - улыбнулась Дарья, но улыбка получилась косая, вымученная. - Он из плена, брат мой...
Солдат засмеялся, ощерив большие прокуренные зубы, и хлопнул ладонью по широкому заду Дарьи.
- Prima russische Frau... Extraklasse! [Хороша русская женщина Товар высшего качества! (нем.)]
Ткнув пальцем в грудь Андрея и возвращая пропуск, он добавил на ломаном русском языке:
- Ты ходи комендатур!
Отступив на шаг, солдат махнул рукой.
- Кажется, проскочили, - отойдя немного, шепнул Андрей.
Солдаты позади начлли громко разговаривать.
- Очень толста, - говорил молодой. - Не грудь, а двенадцатидюймовые снаряды..
- Что ты смыслишь, молокосос? У нее все, как из железа. А если под кофтой ничего нет, то лучше клади в постель винтовку. Это слабаки взяли моду на тощих баб, потому что с настоящей им не справиться.
- Чего они? - спросила Дарья. - Про что лопочут?
- Говорят, сегодня хорошая погода, - ответил Андрей.
XXVII
- Вот здесь мы жили, - сказала Дарья, тоскливо оглядывая комнаты рубленого домика. - Жили. .
На полу была рассыпана картошка, валялись осколки тарелок, поломанные самодельные игрушки Мимо окна прошел солдат, неся курицу в руках. Донесся гудок паровоза.
Дарья начала подбирать игрушки, то и дело смахивая рукавом набегающую слезу. Затем она сдвинула до бровей платок и с осунувшимся, посуровевшим лицом вдруг стала очень похожа на сестру.
- Я выйду, будто соседей навестить...
- Узнайте, живет ли еще тут врач? - попросил Андрей.
Она ушла, прикрыв снаружи дверь. Андрей отвязал "вальтер", сунул его в карман и по маленькой лесенке из сеней влез на чердак В затянутое паутиной чердачное оконце было видно станционное депо. Там солдаты устанавливали зенитное орудие.
Андрей в уме рисовал схему подходов к станции, запоминал ориентиры и начал уже беспокоиться, что нет Дарьи, когда мелькнула ее цветастая косынка. Спустя несколько минут она, волнуясь и часто поглядывая на окно, рассказывала Андрею:
- К станции-то никого не пускают. А комендатура в школе, и полиция там...
- Какая полиция?
- Из местных набрали, главным у них Фома Несвит... За три дома отсюда живет. Раньше кассиром был.
Встретила его, как назад шла. Он и говорит: наведаюсь, часом. И моргает одним глазом. Что же делать?
Зайдет ведь он!
- Ну что ж, - кивнул Андрей. - Про доктора узнали?
- Есть... Остался, - сев на табуретку, она уже спокойнее заговорила о том, что видела. - Деньги теперь марками называют. Только не берут их, все за соль покупают. Объявления висят: кто на работу в Германию едет, тому харч бесплатный...
Кто-то постучал в дверь.
- Фома это, - испуганно вскинула голову Дарья. - Больше некому.
- Открывайте, - сказал Андрей.
Сгибаясь под притолокой, вошел человек в шароварах и украинской рубахе, на поясе его болтался немецкий тесак.
- От и я, - заговорил он низким веселым голосом, передавая Дарье бутылку, но тут же заметил Андрея, и толстые пальцы стиснули рукоятку штыка, а мясистое, буроватого оттенка лицо насупилось. - А це хто?
- Да брат мой, - ответила Дарья. - Из плена... Документ у него есть.
- Так шо? - возразил Несвит. - Треба зараз до полиции явиться.
Он был раздосадован, что встретил здесь постороннего.
- да вы садитесь, Фома Григорьевич, - приглашала Дарья. - Чего туда идти, коль власть сама наведалась. Я так уж рассудила...
- Хитра, - пробормотал он и уселся на табурет, который заскрипел под тяжестью его тела. - Як в плен хлопчик сдався, то у него разум е.
Дарья поставила три чашки, и он сам разлил в них желтоватый самогон.
- Ну шо ж... Иван, як ты кажешь, в Киеве?
- С паровозом же уехал, - наклонив голову, ответила Дарья.
- Звернется, - усмехнулся Несвит. - Будемо!
Он выпил самогон, и то, что ни Андрей, ни Дарья не притронулись к чашкам, насторожило его.
- Тэ-эк... Братка найшла... А шо ж я нэ бачив раньше хлопця? Дэ ж вин був?.. Який у тэбе документ е?
Андрей вынул из кармана пистолет.
- ПТп такэ? - челюсть начальника полиции отвисла.
- Только шевельнитесь, застрелю, - пояснил Андрей, удивляясь сам тому спокойствию, которое было в нем. - Ясно?
- Кобель ты, Фома Григорьевич, - сказала Дарья. - Нешто и впрямь решил, что на гулянку ждала?
У тебя дочка почти моих годов...
Андрей отобрал у Несвита штык, проверил его карманы.
- Усих вас нимци за то повисять, - угрюмо бормотал Фома Григорьевич. Усих!..