- Этот генерал Кирпонос, что в детстве пас быков, - сказал он, - хочет заставить меня распылить войска!
Фельдмаршал сердито поджал губы, думая о том, что он, потомственный рыцарь и воин, за пять дней поставивший на колени Бельгию, а затем стремительным обходным маневром нанесший смертельный удар Франции, вынужден ломать голову, оценивая замыслы бывшего пастуха. И дело, конечно, не в способностях русских генералов, а в качествах русских солдат, которые дают возможность избрать эту неожиданную тактику, придают войне новый характер.
- Командира полка, допустившего разгром своего батальона, предать военно-полевому суду, - сказал он.
- Генералы штаба, - добавил адъютант, - собрались и ждут вас к завтраку.
Опять шумно, выплескивая воду на пол, фельдмаршал встал. Адъютант поспешил набросить ему на плечи мохнатую, заранее подогретую простыню.
Рундштедт поморщился. Не любил он офицеров, готовых из подобострастия выполнять обязанности лакеев. К тому же адъютанта прислали из Берлина, скорее всего, с тайным поручением наблюдать за фельдмаршалом, и Железный крест получен им не в боях, а за какие-то заслуги еще до войны.
- Сообщите генерал-полковнику Клейсту, что завтракать я буду у него, сквозь зубы проговорил фельдмаршал.
- Но ехать туда опасно, - в круглых, немигающих глазах адъютанта мелькнуло беспокойство.
Рундштедту захотелось сказать что-нибудь язвительное, резкое, но адъютант ведь мог объяснить, что беспокоится за судьбу фельдмаршала. И, надевая мундир с жестким стоячим воротничком, он лишь коротко бросил:
- Война для всех - опасное дело, а мы солдаты.
XX
Командный пункт танковых дивизий Клейста находился в церквушке. За кустами стояли два тяжелых танка. Из узких, высоких окон церкви, как из амбразур, торчали дула пулеметов. Клейст в черном комбинезоне появился на паперти, когда легковая машина фельдмаршала и за ней два бронетранспортера, набитые солдатами, подъехали к церквушке и остановились под старыми липами Адъютант, сидевший рядом с шофером, выскочил из машины, распахнул заднюю дверцу и посторонился, уступая дорогу фельдмаршалу.
Отдав честь, генерал-полковник жестом радушного хозяина пригласил фон Рундштедта в церковь.
- Я счастлив, дорогой фельдмаршал, что смогу показать вам танковый бой, - говорил он чуть картавя. - Здесь шесть русских Т-34. Как вы знаете, это их новинка.
Фельдмаршал, хорошо знавший умение генералполковника облекать в ничего не значащие фразы то, что он думает, понял гораздо больше: Клейст решил пожертвовать несколькими своими танками, чтобы иметь возможность наблюдать новую технику противника в боевой обстановке, и поэтому не вызвал авиацию, не отдал приказа накрыть русские танки артиллерийским огнем.
Свет из окон падал яркими полосами на стены, где рядами вытянулись облупившиеся лики мучеников.
У стен поблескивали опорожненные бутылки, лежали шинели, оружие, пахло табаком.
По каменным ступеням узкой лестницы Рундштедт и Клейст поднялись на колокольню. Отсюда были хорошо видны кладбище с покосившимися крестами, дальние луга, перелески, дорога, уходящая к фронту, и дымная прерывистая полоска пожаров у горизонта.
Офицер-наблюдатель, стоящий под медным, озеленевшим колоколом, доложил, что русские, укрывшись в лощине, ведут себя спокойно, а немецкие танки заняли рубеж.
- Отлично! - потирая руки, сказал Клейст и, передав фельдмаршалу бинокль, указал на заросшую кустарником лощину километрах в трех, где ничего, кроме кустов, нельзя было различить.
- Мы атакуем русских, прижмем к лесу. Думаю, новые русские танки горят не хуже старых.
Генерал-полковник взглянул на часы.
Над колокольней взвились три белые ракеты. И тут же будто зашевелилась далекая рощица. От нее двинулись, покачиваясь и сбрасывая на ходу ветки, тяжелые коробки танков. В сильный цейсовский бинокль фельдмаршал видел намалеванные на бортах танков оскаленные морды зверей пять или десять на каждом - столько же, сколько было сожжено французских, английских бронированных машин. Полукольцом танки окружали лощину Теперь их должны были видеть и русские. Но в лощине не замечалось движения.
- Выгнать огнем! - приказал Клейст.
Где-то ударили пушки Среди кустов лощины мелькнули разрывы, забегали человеческие фигурки. Точно голова потревоженного медведя, выдвинулась из кустов башня русского танка Хлопнула его пушка, и от борта одного немецкого танка разлетелся клубок искр.
- Растерялись, канальи, - засмеялся генерал-полковник. - Осколочными бьют.
Но в лощине бухнул другой выстрел, и немецкий танк, круто повернувшись, задымил.
- Канальи! - уже без смеха повторил генерал-полковник, бросив взгляд на фельдмаршала.
И тут же шесть русских машин, ломая кусты, петляя между разрывами, которые тоже были похожи на кусты, внезапно выраставшие перед ними, двинулись навстречу немецким танкам. И русские и немецкие танки скрылись в клубах пыли и дыма, расстреливая друг друга почти в упор...
Фельдмаршал, привыкший издали наблюдать, как одни люди убивают других, тренированным глазом замечал малейшие просчеты или удачи своих и русских танкистов, сравнивая возможности и маневренность машин. Рундштедт не думал о том, что в машинах сгорают, кричат от дикой боли, зовут на помощь такие же, как и он, люди, с мозгом и нервами. Чувства и мысли этих людей были столь же несущественными, как бывают несущественны эмоции зайца для повара, греющего сковородку под рагу. Фельдмаршала интересовало, предпримут ли какой-нибудь еще маневр в этом безвыходном положении русские.
Клейст покусывал тонкие губы и хмурился.
Немецких танков было раза в три больше, а русские и не думали отходить. Две машины налетели одна на другую, видимо, за секунду до этого стрелки успели нажать на гашетки, и обе, столкнувшись, пылали, как один большой костер...
Неожиданно Клейст, выкрикивая ругательства, обещая кого-то предать суду, бросился к телефону. Засуетились на колокольне и другие офицеры, только фельдмаршал не пошевелился.
Суматоха была вызвана тем, что русский танк прорвался за строй немецких машин, остановился и расстреливал их уже с тыла. Над башней этого танка фельдмаршал ясно видел голову человека и про себя отдал должное смелости русского командира. Загорелись еще две немецкие машины. Но вот от кладбища по танку ударили пушки. Танк начал отползать, скрылся за бугром.
- Горят одиннадцать наших и пять русских танков, - доложил наблюдатель.
- Кажется, мы слишком привыкли к победам, - сказал Рундштедт и, будто воротник мундира жал шею, оттянул его пальцем.
Клейст счел лучшим не заметить язвительности в голосе фельдмаршала.
- Русские не усилили защиту Киева? - спросил фельдмаршал.
- Здесь лишь тридцать седьмая армия, - ответил Клейст. - У них мало артиллерии. Через три дня возьму город.
- Остановите наступление, - приказал Рундштедт.
Глаза и лицо Клейста выразили смятение, его маленький жесткий рот чуть приоткрылся.
- Но, господин фельдмаршал... Мои танки уже в двадцати километрах от города!
Рундштедт отвернулся. Взгляд его будто искал чтото между горевшими, искалеченными танками.
- Делайте все так, чтобы русские ничего не поняли, - сказал он. - Пусть отбивают фронтальные атаки. Доставьте им это удовольствие. А танковые корпуса готовьте к быстрому маршу.
Генерал-полковник теперь догадливо сощурился: не зря же фельдмаршал имел репутацию мастера охватывающих ударов.
- На юг? - тихо спросил он.
- Да... Может быть, из русских танкистов кто-то уцелел. Я бы хотел задать несколько вопросов.
Клейст наклонил голову и пригласил фельдмаршала завтракать.
XXI
За завтраком в домике при церкви Рундштедт и Клейст уже говорили не о войне, а о музыке, ибо фельдмаршал любил музыку, и особенно старинную.
У Клейста нашлась пластинка с хоралом Баха в органном исполнении. Фельдмаршал немного расчувствовался, слушая тягучие, возвышенные звуки. Ему припомнилось детство, когда такая же музыка звучала под сводами родового замка фон Рундштедтов, где в темных углах виднелись железные доспехи рыцарей.