- Танки идут, - обрадовался Кутейкин. - Значит, и живая душа есть... В медсанбате перво-наперво водкой угостят. А как же? На таком холодище без этого нельзя.
Дорога круто сворачивала по опушке леса. Впереди, скрывая гудящие танки, была железнодорожная насыпь. Марго соскочила с повозки:
- Я узнаю...
Она взбежала на гребень насыпи к рельсам и тут же испуганно присела, услыхав далекую немецкую речь.
Там, за насыпью, у опушки леса, виднелись какие-то громадные силуэты. Около них двигались тягачи.
- Чего это? - проговорил, взбираясь следом, Кутейкин.
- Немцы.
Опять донеслась команда, отчетливая и резкая в сухом морозном воздухе.
- Гляди-ка, пушки это, да огромадные. Мать честная. Выше леса торчат. Эт-та угостит, и не проглотишь.. Давай назад, от греха!
В поле зрения Марго еще попался железнодорожный столбик и отметка "31". Спустившись, они вместе начали заворачивать лошадей.
- Куда? - приподнял голову Стрельбицкий.
- Да немцы тут, - шепотом ответил Кутейкин. - Известное дело... Пушки у них.
- Где мы?..
- А поди разберись.
- Большие пушки?
- Обомрешь. Снаряд, чай, поболе меня.
- Нельзя уходить... Нельзя! - беспокойно завозился младший лейтенант. Вы понимаете? Дальнобойные. Они будут стрелять... По Москве.
- Так у нас и винтовок нет, - опешил Кутейкин. - Чего делать?
- Этими снарядами по Москве... Подождите... Тут железнодорожная линия. Где-то должен быть телефон.
Станция или разъезд. Надо туда.
- Постреляют же, - уронил Кутейкин.
- Нельзя иначе... - Глаза его вдруг стали прозрачными как лед. - Я приказываю!
- Эх,- вздохнул Кутейкин. - Думал, еще малость поживу.
Он погнал лошадей вдоль насыпи. Отпечатки танковых гусениц явственно вырисовывались здесь, на снегу.
Немецкие танки шли, очевидно, ночью в ту же сторону, куда ехали они.
- Ну, Галицына, - тихо спрашивал младший лейтенант, - что-нибудь есть? Вы же моя звезда... Что увидели?
- Ничего пока, - стараясь унять дрожь в голосе, отвечала она.
Раненный в живот боец только ворочал глазами.
Третий, артиллерист с забинтованным лицом, не приходил в сознание.
- Темнеет что-то, - сказал Кутейкин. - Дом вроде.
- Хорошо... Гони, - проговорил Стрельбицкий. - Должен быть телефон.
- А если там они? - спросила Марго.
~ Вы уйдете в лес, - ответил Стрельбицкий. - Звезды не умирают.
Это был станционный домик на разъезде.
- У меня пистолет, - сказал младший лейтенант. - Я буду стрелять, если что... А вы успеете добежать к лесу... Идите!.. Черт, не могу сам.
И она медленно пошла туда.
- Телефон, - добавил с повозки младший лейтенант.
Слабый, угасающий вскрик показался ей громом - так обострился слух. Двери были распахнуты, окно выбито. Снег кругом в жирных, черных пятнах и разрыхлен гусеницами. Она ждала, что вот-вот затрещит автомат. Ноги слушались плохо, не гнулись почему-то в коленях, и каждый шаг давался с большим усилием. Она поднялась на крылечко и зашла внутрь. Свет луны едва пробивался в окно. На полу, истоптанном и грязном, валялись окурки немецких сигарет. Телефон висел на стене, в другой маленькой комнатке. Она сняла трубку, не веря, что может работать этот телефон, когда танки пересекли линию связи. Но в трубке зашуршало, сердитый женский голос ответил:
- Диспетчер.
- Послушайте, - давясь от волнения и радости, заговорила Марго. - Где вы находитесь?
- То есть как где? В Москве... Что вы там шепчете?
- Послушайте, я не могу громче... Мне нужен какой-нибудь штаб. Здесь немцы.
- Где немцы? - испуганно спросила женщина.
- Здесь какой-то разъезд .. Мне нужен штаб. Это очень важно...
- Не знаю я никакого штаба, - проговорила трубка. - Глупо разыгрывать.
- Да поймите же... Немцы устанавливают пушки...
Вот номер, - и Марго сказала ей ном-эр телефона Невзорова. Пожалуйста...
- Серьезно говорите? Ну, попробую, - в трубке щелкнуло и долго была тишина. Потом мужской усталый голос ответил:
- Слушаю.
- Костя? - крикнула она, хотя уже поняла, что не его голос. - Это штаб?.. Штаб?
- Кто говорит?.. Вы, дамочка, перепутали.
Марго торопливо стала говорить о пушках, которые устанавливают возле железной дороги.
- Вы сами видели? - спросил тот, и она чувствовала, как беспокойно напрягся человек у другого конца провода.
- Да, да... У железной дороги. На столбе здесь отметка "31". Это у Красной Поляны.
- Какой калибр орудий?
, - Не знаю... Только большие...
- Ясно... Минуточку.
- Алло, алло! - звала она. - Я не могу ждать...
У меня раненые.
Но трубка молчала. Бросив ее, Марго выскочила из домика. Кутейкин с округлившимися глазами и открытым ртом держал вожжи так, чтобы сразу хлестнуть лошадей.
Она прыгнула на двуколку, больно ударившись грудью. И Кутейкин тут же махнул вожжой.
- Но-о, милые... Выручай!
Он погнал лошадей по дороге, сворачивавшей в лес.
Здесь уже не было отпечатков танковых гусениц, виднелся лишь припорошенный санный след.
- Есть телефон? Работает? - спрашивал ее Стрельбицкий. - Вы говорили?
- Да, да, - с усилием выдохнула она.
- Кому сказали?..
- Это штаб... У меня руки дрожат.
- Поздно, - улыбнулся ей синеватыми, с запекшейся кровью губами Стрельбицкий. - Поздно бояться...
Возможно, это самое главное, что вы могли сделать за всю жизнь...
- Авось да небось, - бормотал Кутейкин. - Инда взопрел я. Гляжу, фриц по насыпи идет. Что тут сделаешь? А он, видно, за своих издаля-то принял... Куда еще нелегкая унесет? Так и родимчик влепится. Эх, люди...
XV
Еще час они ехали по молчаливому лесу, слушая то далекие, то близкие выстрелы танковых орудий. Все больше светлело небо. Наконец увидели село, перед которым были окопы. Лейтенант, подбежавший к ним, спросил, откуда выехали.
- Оттуда, - махнул рукой Кутейкин. - А в лесу немцы гуляют.
- Мы же второй эшелон, - засмеялся лейтенант. - Это вам со страху показалось.
- Ну, ну, - буркнул Кутейкин. - Гляди... Как бы у самого потом со страху не мокло.
Стрельбицкий лежал с закрытыми глазами, какойто безучастный, удивительно спокойный.
- Быстрее, Кутейкин, - сказала Марго. - Быстрее!
В селе над избами курились дымки топившихся печей. У обледенелого колодца спорили бабы, держа коромысла, как винтовки. Неумело переставляя грубые костыли, шел по улице раненый боец. Медсанбат занимал крайние избы. Около них стояли накрытые брезентом повозки, санитарный автобус.
- Приехали, - сказал Кутейкин. - Не иначе, за кого-то из нас денно и нощно молятся. Оно, конечно, господу богу плевать, а тебе приятно.
Женщина-врач, пожилая, толстая, в наброшенной поверх белого халата шинели, с грубоватым лицом, и за ней медсестра в одном коротком распахнутом халате, чтобы видны были стройные ноги, подошли к ним.
- Раненые? - спросила врач и, глянув на Стрельбицкого, толстым пальцем оттянула его веко. - Да... запоздали, милочка.
- Как? - вырвалось у Марго.
- Не видите? - рассердилась она. - Этих двоих снимайте. И прямо в операционную.
- А лейтенант мне все руку жал, - вдруг глухо, изпод бинтов сказал артиллерист. - Минуты три, как ослаб.
Санитары привычно, ловко уложили раненых на носилки. Младший лейтенант остался в двуколке. Застывшее, узкое, очень белое лицо его теперь казалось вылепленным из фарфора.
"Звезда... звезда... - думала Марго. - И то время, когда я шла к телефону, оказалось для него равным жизни... Если бы я не боялась и шла скорее?.."
Она вдруг ощутила какое-то страшное, жуткое одиночество, глядя на мертвое лицо Стрельбицкого, и беззвучно заплакала.
- Твой? - спросила медсестра.
- Мой, - ответила она, не в силах уже почему-то добавить "командир".
Вытащив из кармана халатика бинт, медсестра стала вытирать катившиеся по ее грязным, закопченным щекам слезы. Кутейкин топтался около них.
