- Готов! - закричал старший сержант. - Давай еще...
Она повернулась, но вместо скуластого лица увидела раскинутые ноги в ботинках. Перешагнув через убитого, схватила из ящика снаряд...
Не было уже гулкого треска автоматической пушки.
Затухали ракеты. Метрах в тридцати стоял бронетранспортер. Что-то горело внутри, освещая железные лепестки пробоины. Словно растворились в обволакивающей мгле фигурки людей. И только часто бухали карабины, режуще-звонко перекатывалась автоматная стрельба. У станины присел и дергал затвор винтовки какой-то боец. Орудие зарядили, но старший сержант медлил.
- Погодим, - сказал он. - Что еще? Хитер немец.
Бронетранспортер сюда на руках выкатил. Для чо и дым пускал.
- Уж как хитер, - отозвался присевший боец.
- А ты кто? Почему здесь? - удивился старший сержант. - Какого взвода?
- Я и есть взвод... Гляди-ка, - ответил боец, показывая стволом винтовки на лежащих метрах в десяти убитых немцев - Уж посекли бы вас тут. Орудию, вишь, забрать хотели.
Отблески горящего бронетранспортера играли на его каске и худых скулах.
Марго стала бинтовать лицо наводчика, иссеченное осколками. А он громко, натужно скрипел челюстями.
- Шестеро нас было, - продолжал боец, - и старшина. Теперь-то я один, значит. Куда ж мне?
- Оставайся, - согласился старший сержант и повернулся к наводчику: Как ты, Иван? Глаза целы?
Наводчик промычал что-то из-под руки Марго.
У погребища двигались тени, хриплый голос Зуева спрашивал:
- Федосов где? Кто видел? А Стрельбицкий жив?
- Ранен, - ответил кто-то. - Вон тащат его.
Тишина опять висела над пепелищами, лишь доносились стоны раненых, невнятные, глухие в плывущей из-за печных труб черноте.
Бой кончился Теперь командиры собирали оставшихся, подсчитывали убитых, чтобы написать донесение в штаб и по неписаному обычаю войн указать свои и чужие потери, хотя чужих потерь никто не знал.
Марго отвела к погребищу артиллериста. Сюда шли легкораненые и несли на руках тех, кто не мог идти.
Леночка уже бинтовала грудь Стрельбицкому, а Кутейкин одной рукой поддерживал его, другая pyka, выпростанная из рукава шинели, была наспех замотана полотенцем.
- Ты молчи, - говорил Стрельбицкому Зуев - И так все ясно... Это бронетранспортер, черт бы его побрал, все испортил. Кому передашь взвод?
- Щукину, - прохрипел тот.
- Ну что ж, - ответил Зуев. - Так и сделаем Вынырнул из темноты Федосов, без каски, с немецким ручным пулеметом на плече. Он бросил пулемет, молча обвел глазами сидевших раненых и так же молча, не глядя на Зуева, опустился на корточки возло Стрельбицкого.
- Крепко тебя?
- Ничего, - простонал Стрельбицкий. - Автоматчик...
Он закашлялся, брызгая кровавой слюной.
- Молчи, молчи, - сказал Зуев. - Сейчас отправим.
А там быстро штопают.
Кто-то подвел ближе лошадей. Стрельбицкого и еще двух тяжелораненых уложили в повозку. Лошади храпели, чуя кровь, испуганно дергались.
- Галицына, - распорядился Зуев, - повезешь их.
- Да я никогда не ездила, - ответила Марго. - И лошадей боюсь.
- Что еще за дамские штучки? - вспылил Зуев. - Быстро! Кого еще я могу выделить? А, черт! Кутейкин, садись, поможешь ей.
- Это ладно, - засуетился Кутейкин. - Хоть и одноруч, а управимся.
- Около Красной Поляны медсанбат, - говорил Зуев. - Дорога прямо через лес.
- Управимся, - повторил Кутейкин, беря вожжи.
XIV
Как только отъехали от села, ночь будто стала гуще Погромыхивала дальнобойная артиллерия. Иногда мглу синим огоньком рассекала шальная трассирующая пуля. Было одиноко, жутко в этой шумящей гулом орудий холодной темноте.
- На-алегай, милые, - ласково покрикивал Кутейкин. - Отдохнули, чать... - И лошади, как бы успокоенные его голосом, шли ровнее.
Марго стала накрывать раненых дырявыми, отслужившими свой срок телогрейками, шинелями, которые числились еще где-то в ведомостях за убитым старшиной.
- Сестренка... пить, - застонал боец с раной в животе.
- Нельзя тебе, нельзя.
- Печет... Хотя снежку дай. Все нутро печет. Хоть лизнуть.
- Ты пойми, до операции никак нельзя.
- Понимаю, а спасу нет, как печет. Скорей бы...
В легком скрипе двуколки ей почудился и голос Стрельбицкого.
- Что? - наклонилась она к нему. - Вам холодно?
Голова его тряслась, подпрыгивала, и, закусив губу, он смотрел вверх.
- Небо черное. Какое оно черное... А там звезда упала.
- Это пуля. Трассирующая пуля, больше ничего
- Да, - медленно, как при смертельной усталости, он закрыл веки, но тут же их снова поднял. - Не хочется умирать под таким небом. Совсем нет звезд Я доживу до утра?
- Конечно, - говорила ему на ухо Марго. - И не только до утра...
- Правда? - слабо улыбнулся он. - А звезд нет...
Каждая женщина хочет быть чьей-то звездой. Ведь хочет? Если вы будете моей звездой... пусть недолго.
Марго подумала, что это бред, но глаза Стрельбицкого смотрели осмысленно и вопросительно. Что-то стиснуло ее горло, невозможно было дышать.
- Да, - сказала она, - да.
- Спасибо... А Зуеву... ему не нужна звезда. И таких, как ни странно, любят больше... Почему?
- Не надо говорить. Вам нельзя. Молчите.
Стрельбицкий умолк, и лицо его в копоти и пороховой гари обрело выражение покорной задумчивости.
- Испить бы, - стонал рядом боец. - Ох, печет.
Они уже ехали через лес. Стало еще темнее. Глаз различал лишь неровные, пушистые контуры заснеженных елей, туманные стволы берез. И запах морозной свежести, совершенно непривычный, колкий после дыма, остро щекотал ноздри. Вытянув руку, она ухватила с ветки немного снега и приложила к губам бойца.
- Э-эх, благодать, - слизывая языком тающие кристаллики, выдохнул он. Морошкой отдает... У нас морошка-то в лесу ковром. Пиво из нее...
- Стой! Тп-ру-у! - закричал вдруг Кутейкин. - Мать честная!
- Что там?
- Завал... Во тебе и прямая дорожка.
- Как же? - обеспокоилась Марго. - Как теперь?
- Объезд где-то. Старшина ведь ездил.
- Быстрее надо, Кутейкин... Быстрее!
Кутейкин молча спрыгнул и начал разворачивать лошадей. Метрах в тридцати от завала была узкая просека со следами колес. Кутейкин внимательно пригляделся к этой дороге и прошел вперед немного, топая валенками.
- Кабы мин тут не набросали, - сказал он, возвратившись. - У саперов это просто.
- А если бы вы подорвались? - удивленно спросила Марго.
Кутейкин не ответил и, шумно сопя, забрался на облучок.
- Ну авось да небось... Трогай, милые!
- Как рука? - спросила Марго.
- Да-к, шевелится. Письма отписывать буду... Сон мне нынче интересный приснился. Вздремнул я на горяченькой золе, аккурат перед атакой. Гляжу: собрались все правительства, сколь их есть на земле, - толпа огромная, краю нет. Спрашивает один: "А что, мужики, не довольно ли кровушку простого народа лить, хаты жечь?" Галдеж тут поднялся: "Как это, да чего?.." "А так, - говорит, - сделаем на всех одно правительство. Когда одно правительство, то с кем ему воевать? Солдат - по домам, к бабам".
Жизнь, как в раю. Сызнова галдеж: "А нам куда?.."
- И тебя бы, Кутейкин, сделать президентом, - слабо отозвался младший лейтенант.
- А что? Уж я бы... Ну, чего из этого разговора вышло, я не доглядел. Щукин меня толкнул и говорит:
"Идем пулемет сымать". Певуна того мы гранатой достали. Верещал, как заяц. Еще трое было... Какой-то успел меня из автомата. Да положили мы всех.
Кутейкин оглянулся и тихо сказал Марго:
- В самом деле, кажись, нету мин. Или пронесло?..
И дорога езженая, а людей не видать. Что бы это?
Проехали еще километр. Беспокойство все сильнее охватывало Марго: неужели заблудились? Чуть синее стал воздух, и лес будто кутался в холодный рассветный туман. Из этого тумана донеслось глухое урчание моторов.
