Аленка вдруг замерла на полушаге, истошно крича, не отрывая взгляда от домового. Но тут же неудержимая безжалостная сила подхватила ее, швырнув с размаху в открытую дверь, прямо на сестренку и Федю. Втроем они покатились по полу, и быстрее, чем фея и дракон смогли не то что помешать — осознать случившееся, троллейбус пропал.

Сработал восьмой вариант Очистка.

По правой, залитой косым веселым солнцем, дороге спешил им навстречу, звеня и болтая в воздухе дугами, сине-белый троллейбус.

Федя, в легкомысленной кепочке с длинным козырьком, зорко глядел вперед.

Троллейбус затормозил, и домовой, высунувшись в открытую переднюю дверь, сразу же принялся ругаться.

— Сроду колесо не спускало, глинозем его разрази! Куды ж тебе, милок, волшебным теперь называться? Запоздал минут на десять. Гляди, в металлолом спишем! Коснись одно другого, вот тебе и пожалуйста. — он растерянно примолк. — Эй! А остальные где ж?

— Остальные у Очистка, Федор Пафнутьевич, — Фантолетта медленно встала, на ощупь, как слепая, выбираясь из роскошного лимузина. Лицо ее приняло белый нехороший цвет, словно при сердечном приступе, губы посинели.

— Лизонька! — заголосил домовой. — Аленушка! Ох, недоглядели мы, ироды! Что же я мировой общественности-то скажу?! Хоть голову под топор. А родители. А-ай!

Дракошкиус бережно, как ребенка, подсаживал фею в троллейбус, устраивал на сиденье.

— Я виноват, — заявил он твердо, — я и отвечу! Сначала панике поддался, потом успокоился раньше времени. Драная, облезлая, трехголовая рухлядь!..

Дракон затряс головами, пытаясь отогнать кошмары.

— Рассказывай, как дело было, — сурово потребовал Федя.

— Все ясно, — заключил он тяжкую повесть дракона. — И не время нам вины перебирать. Принимаю командование. Эх, друг сердешный, — похлопал Великий Маг горестно по баранке троллейбуса. — Должон ты был нас прямиком в Фантазилью доставить, а судьба эвон как обернулась. Вам, Фантолетта, путь один — в Сибирь. К родителям девочек наших. Via, значит, dolorosa, скорбная, то есть дорога. Пускай поспят они — папа с мамой, дедушки, там, бабушки. Не то изведутся от горя. Время придет — разбудим. Я — в объединенные народы, сообщу, как есть. Ты, Мурлыка Баюнович, летай по флоре и фауне, следы ищи. Глядишь, сыщется, хоть малюсенькая, да зацепка. Потом и Фантолетта к тебе в помощь придет. А я, как отчитаюсь, тут же в Мертвоград налаживаюсь, к картоморскому королю. Все, что могу, про Очистка, про лиходея разузнаю. Не может у супостата слабины не быть. И не тронет он Аленушку с Лизонькой, не посмеет, гниль подземная. Иначе надежды у него не останется. Решено, друзья-волшебники? Ну, в путь!

За необъятную историю Земли такого еще не случалось. Забыв про войны и распри, преступления и свары, вся планета искала двух пропавших девочек. Прекратились наводнения, землетрясения, извержения вулканов, горные лавины, тайфуны и снежные заносы. Днем и ночью в оперативный штаб Совета Объединенных Наций стекались реки информации. Доктор Брахнамур походил на собственную тень. Старый Перес стал седым, как лунь. К волшебникам из Фантазильи прибыло подкрепление. И все безрезультатно.

Двое суток прошли впустую.

А в это время.

На столике в вазе умирали гвоздики. Два дня назад, когда девочки оказались в новой своей темнице, цветы были еще совсем свежими. «Неволя всем вредна, — размышляла Лиза. — Интересно, я сильно подурнела? У Аленки вон какие тени под глазами. И лицо, вроде, осунулось.»

Сестра ее подняла крышку фаянсовой, разрисованной птицами, миски.

— Картошечка. — вяло сказала она. — Будешь, Лизка? Ты совсем ничего не ешь.

Слежавшаяся молодая картошка в темной зелени укропа источала острый чесночный запах.

— Не хочется, — вздохнула Лиза. — Мы с тобой чесноком уже на всю жизнь пропитались. И в котлеты, и в рисовый пудинг, и в пирожки с яйцами — всюду его кладут. Я думаю, Ленка, нас заточили в подземелье чесночного королевства. В глубины чесноковой горы. Да и повар наверняка у них итальянец.

— Все по тюрьмам да по тюрьмам. — тоскливо бормотала Алена. — И надзиратель противный. Как таракан в сахаре.

— Он, в общем-то, красивый, — равнодушно поправила Лиза. — Чарли Бимбом. Надо же, каким гадом оказался. Я ведь была УВЕРЕНА — это действительно Федя. Вот дура!..

Место заключения сестренок не радовало комфортом. Цементный пол. Стены и потолок выкрашены масляной тускло-голубой краской. Окон нет. В двери глазок. В стене плафон. Днем и ночью он светился ровным желтоватым светом. Две узкие железные койки и грубо сколоченный стол привинчены к полу. В углу, за невысокой загородкой, умывальник и туалет. Все.

Единственной роскошью были цветы в пластмассовой вазе, но и те завяли мигом. Менять их, похоже, никто не собирался. Да, еще одна деталь. Глаз телекамеры под потолком следил за девочками безразлично и неустанно.

Где содержатся картоморы, Лиза с Аленкой не знали.

Между собой узницы разговаривали осторожно. Ясно было, что враг подслушивает. Однако думать никто не мешал.

В голове у Лизы роились бесчисленные планы побега, один другого фантастичней. Мысли их колдун не прочтет. В свое время Пиччи заверил в этом сестер. Но без волшебной силы ни один план не выстраивался до конца, рассыпаясь на первых же звеньях. Оставалось ждать и надеяться на случай.

Ключ повернулся в замке, тяжелая дверь распахнулась без скрипа, и вошел тюремщик.

Чарли Бимбом — Симпомпончик был, как всегда, немыслимо элегантен. Ботинки излучали мягкое черное сияние, блистал напомаженный пробор, костюм сидел идеально, как на манекене. Щеки его, выбритые до лоска, распространяли аромат туалетной воды «Счастливый принц».

— Загрустили, котятки?! — Чарли был уверен, что нравится всем, без исключения. — Ну-ка, улыбнитесь! Нет, зубками, зубками. Да улыбайтесь же скорей! Два таких чудесных бутона. Неужели я не похож на вашего доброго папочку?

— Как жаба на пломбир, — хмуро проговорила Лиза.

Алена, подумав, кивнула.

Симпомпончик ошеломленно поправил гортензию в петлице.

— Не может быть! Я же чертовски хорош! Протрите глаза, бамбиночки!

— А ты мозги протри! — потребовала Алена. — Я вижу, они у тебя черные. Нас все равно спасут, а тебя я застрелю сама, из волшебного автомата. И ты в паука превратишься. Нет, пауки полезные, лучше в тухлое яйцо.

— И этим яйцом Очистку в лоб залепим, — подхватила Лиза.

— Ну, вот что, — Чарли оскорбился. — Сейчас здесь все приберут. Мебель сменят. Стены завесят бархатом. Вас накормят, если понадобится, насильно, чтоб вы, паршивки, лопались от сытости и довольства. А вы сделаете заявление для человечества. Расскажете, как здесь чудесно, какой Очисток ласковый и как мы все подружились. Я все сниму на видеопленку и доставлю кассету в Совет Объединенных Наций.

— Зачем? — Лиза пыталась добраться до сути. — Мы, как я понимаю, заложницы. Очисток, наверное, хочет, чтобы Глака казнили, его сделали королем и со всеми картоморами отправили на Запеку. Если так, то какая разница, плевать мы на него будем или целоваться с ним?

— Если люди и волшебники узнают, что с вами плохо обращались, — снисходительно пояснял Бимбом, — они могут не справиться с гневом. Решат наказать Очистка Грандиозного. Подстроят в последний миг какую-нибудь гнусность. Конечно, наш великий хозяин шутя расстроит любые козни. Но зачем доставлять ему лишние хлопоты? Лучше я доставлю их вам, козявки. Поняли? Так что отказываться бесполезно.

— Ну, допустим! — Лиза не хотела оставлять для себя нерешенных вопросов. — Но ведь он колдун, как-никак. И тоже не без способностей. Сумел нас выкрасть, тебя вон как здорово в Федю превратил, даже я купилась. Пусть бы наколдовал ненастоящих девчонок, чтобы те наговорили все, что он хочет.

— Пленка — документ, — Чарли решил быть терпеливым. — Ее будут изучать как угодно долго. Найдут малейшую фальшь, и все дело насмарку. Видите, я с вами совершенно честен. Будьте же и вы послушны, козочки. Осталось несколько дней — не станете упрямиться, — проживете их в другой обстановке, со вкусом. Ах, какой здесь бассейн. — негодяй зажмурился.