Изгнанник с друзьями спасается в прошлом — так выглядела версия для дракона. В последнее время здоровье старого полководца изрядно ухудшилось, и полную информацию решено было открыть ему только после неспешной подготовки. Даже во время спектаклей китаец порой незаметно исчезал и, вернувшись, заботливо подносил Базилевсу лакированную чашу с целебным питьем или несколько ярких драже, начиненных лекарственными травами.
Кстати об изгнании. Как-то Лиза сильно удивилась неожиданно пришедшей мысли. «Пиччи! — закричала она тут же. — Как же так?! Тебя ведь изгнали из страны, а мы сейчас пусть в прошлом, но в Фантазилье!» «Ну и что? — невозмутимо отвечал Печенюшкин. — Я же здесь ДО ТОГО, как меня выгнали!» Лиза задумалась, с сомнением покачивая головой, но временно вопрос был исчерпан…
После ужина обычно рассказывались истории с приключениями. Большинству героев находилось о чем вспомнить, даже сестры Зайкины, несмотря на нежный возраст, испытали не мало. Слушая Базилевса, Лиза всегда закрывала глаза. Ей казалось, что на воздушном корабле под тугими парусами она вплывает в яркий, прекрасный, суровый и нежный мир, полный надежд и света. Расставания и встречи, звон мечей и клятвы красавиц, солнце, всходящее над полем синих цветов, и ласковая теплая ночь, пронизанная томительной грустью о прошлом, которое невозвратимо, даже если тебе всего одиннадцать лет…
В свою очередь, хозяин дома и Тюнь-Пунь заслушивались воспоминаниями героев о будущем. Даже история Гамлета была им внове. В повествовании талантливого Никтошки грань между рассказчиком и несчастным принцем постепенно стиралась, так что к финалу потрясенные слушатели обалдело смотрели на слона, словно бы чудом воскресшего из мертвых.
Тему гибели Мурлыки Дракошкиуса Печенюшкин и его команда договорились не трогать. Базилевс также, по неизвестной причине, вопросов о племяннике не задавал. Проболталась на пятый день, конечно, Лиза.
— …Велел мне Гоша, завуч наш мерзковатый, после уроков остаться, — тараторила она увлеченно. — Ты, говорит, загордилась! Ничего я не загордилась, говорю, это вы бы на моем месте от гордости четыре обеда в столовой съедали бы каждый день, а так только три и булочку. Хорошо считаешь, говорит, а почему же тебя с контрольной по математике выгнали? Потому и выгнали, говорю, что хорошо считаю. Я еще пятерым контрольную решила, потому что это несправедливо, если у человека способностей нет, ему двойку ставить. Ладно, говорит, пусть для кого-то ты героиня, а для меня пока ноль без палочки. Исключаю тебя из школы на три дня до педсовета, а там поглядим. Ну и глядите, думаю, своими очочками, они у вас вечно мутные, дальше носа ничего не увидите! Вышла в коридор, а там Аленка ходит, волнуется. Первый класс, банты-фартук, фу-ты ну-ты, важная вся. Я ей рассказала, она как заревет! В сто ручьев! Такая несчастная… Я говорю, Ленка, ты по-моему так же убивалась, когда Дракошкиус погиб, а тут дело-то пустяковое… Ой!.. То есть не погиб, а окаменел… То есть ранили и выздоровел…
Лиза спрятала красное лицо в ладонях, не в силах поднять глаза на Базилевса.
— Милый Печенюшкин, — тихо проговорил дракон, когда Лиза уже успела сосчитать про себя до двадцати шести, — не сердитесь на ребенка. Надо сказать, что рано или поздно я ожидал скорбной вести. Ваше появление у меня не вполне походило на случайность. Будем откровенны до конца. — Он машинально принял и осушил — каждая голова по глотку — сосуд, поднесенный Тюнь-Пунем. — Я прошу вас сообщить мне все до самых незначительных подробностей о смерти племянника.
Федя бочком стал уходить в тень…
После того, как Пиччи замолчал, Базилевс долгое время оставался неподвижен. Зрачки его зеленели, как молодая трава под дождем. Кроме седины, ничто больше не выдавало возраст.
— Позвольте мне остаться одному, — сказал он. — Сегодня у нас не самый веселый вечер. Завтра будет легче. Пожалуйста, оставайтесь моими гостями и дальше. Не грусти, Лизонька. Возможно, твоя оговорка поможет нам. До завтра!
На следующий вечер Базилевс не вышел к ужину. Тюнь-Пунь, цветисто извинившись от имени хозяина, развлекал гостей, как мог. «Ничего страшного, — объяснил он, — легкий приступ ревматизма. Дают знать о себе старые раны. Сегодня моему господину лучше полежать. После чая, дорогой Пиччи-Нюш, если вас не затруднит, Базилевс просил заглянуть к нему».
Когда трапеза закончилась, остальные члены труппы, слегка встревоженные, решили вернуться в балаганчик и в ожидании Печенюшкина собираться ко сну. Все почему-то чувствовали, что беседа их командира с драконом может затянуться. Проводив актеров, китаец вернулся к ожидавшему его Пиччи. Вместе они прошли в опочивальню Базилевса.
Кровать дракона занимала треть немалого зала. Две головы хозяина утопали в подушках, тело закутывал клетчатый плед, в который спокойно можно было завернуть фургончик труппы Теодоро. Печенюшкин учтиво поклонился больному.
— Садитесь, друг мой, — негромко промолвил Базилевс. — Еще раз простите — недомогание лишило меня возможности уделить сегодня должное внимание вам и вашим спутникам. Но в лежачем положении я чувствую себя не так уж плохо и хочу исповедаться перед вами. Ценю вашу деликатность, дорогой Пиччи. Иной нетерпеливый гость с налета взялся бы требовать от старика признаний в былых грехах и необходимых сведений. Вы же щадили меня и не торопились, хотя каждый лишний день, проведенный здесь, возможно, отягощает обстановку в будущем, в вашем времени… Молчите, оправдываться следует мне. Сейчас вы поймете, почему. Итак, слушайте…
В очень-очень давние времена молодой Дракошкиус Базилевс считался в Фантазилье неотразимым красавцем. Страна жила нелегко и почти всегда находилась в состоянии обороны. То на востоке поднимали головы злобные колдуны-землееды, то с запада тучей прорывались в центр орды диких клоподавов. Едва успевали покончить с одной напастью, как тут же надвигалась новая.
«Герой — это профессия», — так хотелось сказать, глядя на Базилевса. Юный полководец неизменно оказывался на переднем крае каждой битвы. Он планировал операции холодно и точно, как математик, после чего, очертя голову, кидался в самое пекло схватки. За ним, неуязвимым и бесстрашным, солдаты шли в огонь и воду, ничего не боясь.
После очередной победы герой принимал положенные почести — всякий раз без особой охоты. Когда он, величественный и пушистый, под треск фейерверков въезжал в Портфей на боевой колеснице, запряженной шестеркой могучих коней, многие дамские сердца бились учащенно. Однако сложное положение родной Фантазильи совсем не оставляло Базилевсу времени на личную жизнь.
И вот однажды в сурового воина безудержно и пылко влюбилась фея тьмы Горгулья.
Внезапная страсть могущественной волшебницы не сулила дракону ничего хорошего. Горгулья была зла, настойчива, мстительна и уродлива, как бес. Недолго думая, она предложила Базилевсу союз — наступательный и оборонительный.
Полководец не умел обращаться с дамами. Следовало, вероятно, наговорить влюбленной фее комплиментов и, сославшись на тяжелые для родины дни, отложить объяснение на неопределенное время. Во всяком случае, нельзя было лишать Горгулью хотя бы малой надежды на возможное ответное чувство.
Вместо этого усталый герой напрямик высказал фее ряд невеселых истин. Волшебница узнала, что здравствующая матушка Базилевса намного моложе ее, что собственная внешность не позволяет ей надеяться на симпатию даже со стороны безносого пятирукого карлика-сучкоруба и что лучшим союзником для повелительницы ночных кошмаров был, есть и будет осиновый кол.
Юности свойственна категоричность. Искусством дипломатии Базилевс овладел позже. Ошеломленная и униженная, Горгулья вылетела из дома полководца, как ощипанная ворона. Ненависть, проросшая в ее сердце, слилась с оскорбленной любовью, породив чудовищный и прекрасный бутон — замысел мести. Для того, чтобы его лепестки раскрылись, требовалось время. Но колдунья была терпелива и умела ждать…
Прошло много лет. Базилевс так и не женился — не хотел оставлять после себя вдову и сирот. Жизнь проходила в сражениях, а смерть, единственная его спутница женского рода, состояла при драконе почти неотлучно, покидая лишь изредка, в мирные дни. Оставались боевые товарищи, но их число постепенно редело. Заводить же новую дружбу в зрелом возрасте не просто.
