– Почему ты мне помогла?
Она снова растянула губы в улыбке, но глаза остались холодными, злыми.
– Кто сказал, что я тебе помогла, человек? Я видела твою судьбу, нить оборвётся скоро, но не сегодня. Ты, я слышала, хулил Мару. Разве может смертный тягаться с богами?
– Иной раз может, – угрюмо ответил Марк. – Бывает, что человек с короткой жизнью... по меркам богов, разумеется, сдвигает горы.
– Пусть так, – покладисто согласилась женщина. – Поглядим, как с горами справишься ты. – Она отвернулась и неторопливо пошла к избе. – Ступай в храм Мары, – обернувшись, сказала Ткачиха Судеб. – Подчинись решению жриц... А заодно Маре лично проклятия передашь.
Тень за спиной Марка вдруг стала вытягиваться, плавиться, как горячий воск. Наёмник отступил, прекрасно зная что сулит неожиданное своеволие тени. Ещё не выдумали строже и неотступнее охранника, чем тот, кто следует за тобой по пятам.
Тень оторвалась от дороги, встала перед Марком чёрным призраком, качнулась, вытянула руки, словно хотела обнять.
Под строгим взглядом женщины тень снова расплылась, превращаясь в нечто похожее на огромную птицу. Она будет строго следить, чтобы наёмник явился на суд жриц и испытал судьбу. Тень качнулась и снова легла к ногам наёмника. Теперь это была тень проклятого.
– Погоди! – крикнул Марк, он дёрнулся вслед за Ткачихой Полотна Судеб, но пёс предупреждающе зарычал, оскалив жёлтые клыки, и наёмник замер.
Женщина остановилась на пороге.
– Ступай.
Громко хлопнула дверь. Марк потоптался на месте, вздохнул и отправился прочь, ощущая меж лопаток злой взгляд пса.
Наёмник пошёл тем же путем, что и барон, другой дороги всё равно не было. Марк чуть задержался, проверяя дорогу, ему совершенно не хотелось нарваться на оставленную засаду и получить стрелу в спину. Он даже плечами повел, почти ощущая, как острый наконечник впивается между лопаток, разрывает кожу и мышцы.
Но засады не было, и Марк прибавил скорость. Уже появились первые звезды, а он всё петлял по лесу.
Резкие голоса заставили наёмника замереть.
– Уйди с дороги! Мне недосуг с тобой говорить.
Раздался смех, и Марк узнал барона Вешняка.
– Я слышал, что твой наёмник едва не отправился к предкам. Слышал, что ты сам порол его кнутом, словно конюха. И что? Он ушёл от тебя, несмотря на запрет?
Марк осторожно выглянул. Так-так. На опушке леса гордо гарцевали два барона. Свиты не было, но наёмник вдруг понял, что ему безразлично, что бывший хозяин остался без защиты.
Ратай гневно вскинулся, схватился за меч, но так и не вынул его. Он вдруг побледнел и испуганно оглянулся на деревья, словно среди ветвей засели тысячи хищных тварей, готовых впиться в горло.
Марк невольно отодвинулся, боясь, что Ратай заметит его, но тот скользнул взглядом мимо.
– Так это ты извел моего наёмника. Ты и эта скотина... палач! Надо было раньше придушить его! Что теперь? Моя очередь?
– Поздно же ты всё понял. Теперь остались только мы, и никто не сможет нам помешать...
Барон Ратай выхватил меч и бросился на старого врага. Вешняк своим мечём отвёл клинок противника в сторону и ударил сам.
Ткачиха Полотна Судеб сказала, что жить осталось Ратаю мало. Нет. Не переживёт барон этого боя.
Наёмник неторопливо встал и зашагал прочь. За спиной скрежетали и лязгали мечи, выли и плевались ругательствами бароны.
Звон клинков вдруг оборвался, Марк услышал вскрик и хриплое проклятие.
«Вот и всё», – решил про себя Марк. Он резко повернулся и побежал обратно к поляне.
В траве лежал барон Ратай. Один, без слуг и воинов, которые всегда оберегали его. Вешняк, сделав своё дело, поспешил скрыться. Марк склонился над телом барона. «Жив ли? Жив! – поразился наёмник. – Но он не жилец, это видно сразу. Тело перерублено почти пополам. В чем только жизнь теплится? Не иначе злость придает сил».
Вдруг рука барона схватила Марка за плечо. Ратай с трудом разлепил губы и прошептал:
– Ты предал своего господина! Пусть же проклятие ляжет на твою голову!
Марк с силой оттолкнул безвольно упавшую руку и встал.
– Я уже проклят, – сказал, словно выплюнул, он. – А вот ты!..
Но Ратай уже не слышал его, он был мёртв.
Той же ночью наёмник проберётся в замок и возьмёт всё, что потребуется в дороге. Барону Ратаю не понадобится его добро, а Марку он задолжал даже больше.
Глава 3
Марк проснулся внезапно, словно кто-то толкнул его под локоть. Серый утренний сумрак лениво вползал в открытое окно, на полу и скамьях храпели братья и Русак, у стены, за шторкой, спала Неждана.
Вчера они засиделись допоздна. Старший, Богдан, выкатил бочонок вина и щедрой рукой разливал по кружкам.
Марк потёр ладонью лицо, ощущая во рту сухость и отвратительный привкус. Голова гудела после ночного веселья.
Наёмник поморщился, силясь вырваться из дурмана, но воспоминания в страхе разлетались.
Память сыграла с ним злую шутку. Он всеми силами стремился забыть события недавнего прошлого, но Неждана заставила пережить всё заново. Жестокое у девушки вышло врачевание. Но Марк с отстранённым удивлением почувствовал, что нет больше подступающего безумия и вязкой черноты отчаяния. Остались боль утраты и тоска – жалкое подобие того, что раздирало душу в кровавые клочья.
...Когда они с Нежданой вернулись в избу, там уже полным ходом шло веселье, и наёмник, отбросив мрачные мысли, подсел к пирующим братьям и Русаку.
Неждана по своему обыкновению принялась сновать между братьями и гостями. Снова выставила миски с дымящейся едой. И когда только успевала всё? Марк, было, попытался остановить её, усадить рядом, но девушка мягко высвободилась.
– Не могу, у каждого своя работа. Мне вот нужно следить, чтобы вы были сыты.
– Мудрая у нас сестра, – одобрительно прогудел Богдан, любовно поглядывая на девушку. – Многие думают, живёт бедная девушка в лесу, в глуши, значит любому вниманию будет рада. Но Неждана не такова. Я бы всё отдал, чтобы ей счастье выискать, не век же с нами куковать. Когда-то и мужа найти надо и детишек рожать.
– Богдан!
Неждана смущенно покраснела, спрятала лицо в ладонях и убежала на улицу.
– Вот дурёха. – Богдан проводил её слегка осоловелым взглядом и поднял огромный кубок, который, впрочем, в его широкой ладони смотрелся детской игрушкой.
Марк пил жадно, много, но желанного забытья не наступало. Он свалился под стол, не успев допить сотую чашу... или только девяносто восьмую?
Последнее что помнил Марк – это застольная песня. Богдан ревел, как рассерженный медведь, стучал по столу кружкой и требовал, чтобы ему непременно подпевали. От мощи четырёх голосов вздрагивали стены, и подпрыгивала солома на крыше. В сарае истошно вопили свиньи. Видимо животины прониклись торжественностью момента и решили поучаствовать в общем веселье. Марк с удивлением понял, что до последнего слова помнит песню, каждая строчка звучит, находя отклик в душе.
Поле полюшко, по степи ковыль,
Наша долюшка – пасть слезою в пыль.
Горячи ручьи по щекам текут,
Злая боль в груди не даёт вздохнуть!
Не своею волею в Явь нам путь закрыт!
Душу потеряв, поздно волком выть.
Что кричать? Что каяться?
Пройден долгий путь,
И людской крови с нас уж не смахнуть.
Не стереть с лица белым рушником
Ту печать поганую, что клеймом на нём!
Но порою мстится мне, что и смерть близка.
Отпусти на волюшку, мать сыра земля!
...Марк сплюнул и встал. Тихо пробормотав проклятия всем богам и богиням, он сжал ладонями раскалывающуюся голову и вышел во двор. Наёмник старался ступать тихо, чтобы не разбудить хозяев, но тревожился он напрасно. После вчерашнего застолья братьев было не поднять. Могучий храп заставлял трястись стены избы, как хрупкую соломенную перегородку.