— Боже мой. Кирилл Львович… — Субботин вздохнул. — Вы ли это?

— Василий Васильевич, вам не понять, — Берг отвернулся.

— Все-таки мы у вас в гостях?

— Хорошо. Только ради друзей. — Скривился. — Кирилл Берг, если вам угодно. Можете называть Кирилл Львович Берг. Прошу всех присаживаться, в тесноте, да не в обиде. — Сел, расстегнул верхнюю пуговицу. — Что ж, господа, посмею спросить, что дальше?

Пластов улыбнулся:

— Дальше — скажите, куда вы спрятали генератор?

Медленно повернул голову:

— Что-что?

— Ничего. Я лишь попросил объяснить, куда вы спрятали высокочастотный генератор Вологдина? Спасенный вами генератор, не похищенный, а спасенный, вы слышите?

Лейтенант посмотрел на Субботина, перевел взгляд на Вологдина.

— Не понимаю, что за чушь? Что еще за спасенный?

— Боюсь, что не чушь, Кирилл Львович. Мне кажется, я могу объяснить, как все происходило… Но думаю, лучше это сделать вам самим. Вам, первым прибывшим на место пожара.

Вологдин внезапно повернулся к Бергу. Присел, попытался посмотреть в глаза:

— Кирилл Львович? О чем идет разговор? Это что, правда?

Берг отвернулся.

— Ну правда, — вдруг застучал кулаком по матрасу: — Правда, правда, правда, правда, правда!

Вологдин схватил его за руку, развернул к себе:

— Подождите… Да что правда-то? Что правда-то? Это все-таки мой генератор? Мой или не мой, слышите? Ну, Кирилл Львович? Ответьте, чей это генератор?

— Ваш, ваш, Валентин Петрович. — Осторожно освободил руку. — Ваш, который очень легко мог стать не вашим.

Субботин сел рядом с Бергом, взял его за плечи:

— Подождите, Кирилл Львович… Он что… Он что, цел?

— Нет. Он сильно пострадал во время пожара. По чести — от него остались одни воспоминания.

— Где же… эти воспоминания?

Лейтенант расстегнул еще одну пуговицу, достал из табакерки папиросу, закурил, жадно затянулся.

— Здесь, на броненосце, где же быть еще. Наверху, в радиорубке. — Потушил папиросу, вдавил в пепельницу, встал. — Пойдемте, покажу.

Они вышли из каюты, снова долго пробирались по коридорам, еще дольше поднимались по узкому трапу наверх, к командному мостику. Открыв дверь радиорубки, Берг бросил вскочившему было радисту:

— Сиди… — Достал ключ, повернулся: — Сюда, господа, это здесь, за переборкой, в каптерке радистов. — Вставил ключ в скважину, открыл небольшую дверцу. Все четверо вошли — в крохотной каморке, в углу стоял сильно обгоревший, с пожухлой краской на корпусе агрегат. Вологдин сразу же присел над генератором, погладил черный от копоти кожух, повернулся:

— Но что же это?..

Губы его дрожали, он растерянно улыбался.

— Василий Васильевич, Арсений Дмитриевич — это же… Это… Вы даже не представляете — он!

Субботин присел рядом, внимательно оглядел машину.

— Валентин Петрович, а ведь действительно он. — Посмотрел на Берга. — Неужели есть надежда восстановить?

Лейтенант усмехнулся:

— Видите, я верю в талант Вологдина. И вообще в русский талант. Конечно, от генератора практически осталось очень мало. Но есть основа. Вопрос теперь только в одном: найти место, где можно будет заняться восстановлением генератора. — Лейтенант поднял с палубы ветошь, протянул Вологдину, тот машинально вытер руки. — Может быть, спустимся? В каюте мы сможем поговорить спокойней?

— Но как же… — Вологдин снова присел. Субботин тронул его за плечо:

— Пойдемте, Валентин Петрович. Времени, чтобы насмотреться на это чудо, у нас еще хватит.

Но Вологдин будто не мог оторваться от генератора: сидя на корточках, ощупывая контакты, поднял кожух, стал осматривать ротор. С сожалением встал, повернулся к Бергу:

— Но почему вы молчали? Почему не сказали — хотя бы мне?

— Сейчас все объясню. — Подождав, пока все выйдут, лейтенант тщательно запер каптерку. Миновав радиста, четверо тем же путем вернулись в каюту. Берг некоторое время стоял у иллюминатора, будто изучая гавань. Повернулся.

— Когда ночью меня разбудили и сказали, что горит завод Глебова, мысли у меня, конечно, были только о генераторе. Тут же я поднял всю команду радистов, по дороге прихватил дежурный полувзвод, с ними на трех авто примчался к пожару… Там было черт знает что, ад, пожарные мечутся, все догорает, крыша обрушена, кругом струи воды, пар… Я хорошо знал, где испытательный стенд, сразу же сказал своим, что делать. Пробрался к стенду, там завалы прессшпана… Расшвырял его вместе с матросами — генератор сильно обожжен, но что-то все-таки осталось. Потом понял — от полного уничтожения его спас прессшпан. Но тогда было не до этого, думал только об одном: завод не мог загореться сам собой, его подожгли. И подожгли из-за генератора. Поэтому приказал своим: подгоняйте автомобиль и перетаскивайте на него остатки генератора. Все было сделано быстро, в той суматохе можно было вынести все, что угодно. Но перед тем, как уехать, подумал: если узнают, что основа генератора вынесена с завода, за ним опять начнется охота. Пусть все считают, что он сгорел без остатка. Некоторые машины УМО внешне от генератора почти не отличаются. Я с матросами быстро собрал и поставил все это на стенд… Получилась полная картина: генератор Вологдина сгорел, причем полностью. Потом, поразмыслив, решил не говорить об этом никому, даже вам — до поры, до времени. Пусть все утихнет. Действительно, все как будто утихло, все поверили… Но я ведь не пай-мальчик, прощать не люблю. Мне было важно выяснить, кто поджег завод… Я знал, никто этим не займется, кроме меня. Что это работа немцев, ясно, но кто был исполнителем? Понять это можно было только по интересу к генератору… Вернее — к тому, на самом ли деле он сгорел. И здесь… — Посмотрел на Пластова. — Здесь появились вы. Мне с самого начала не понравилось, что вы суетесь всюду… Особенно же мне не понравилось, что вы терзаете Вологдина.

— Постойте… — перебил Пластов. — Вы тогда стояли за дверью? На Съезженской, у квартиры Валентина Петровича?

— Да. Я не понял, о чем вы говорили, слышал только, что Вологдин на вас кричал. В дальнейшем вы вели себя так, что мне стало ясно — вы хотите докопаться до сути. Ну а потом ничего не стоило понять, что вы разобрались во всем, а значит, вновь появилась угроза.

— Но в конце концов — я же свой, русский?

Усмехнулся:

— Для меня вы были предателем, работающим на немцев. Я вам не верил и, честно говоря, сейчас не очень верю.

— Но ведь я защищаю интересы фирмы Глебова?

— Ну и что? Кстати, идеальная позиция для шпиона. Запомните — сейчас шпионы в России в самых удобных для себя местах. И вы это прекрасно знаете… У нас ведь действует негласный лозунг: чужих не трогать, в чужих не стрелять! В своих — пожалуйста, но в чужих — ни-ни! — Замолчал, раздраженно постукивая кулаком по ладони, опустил голову. — Жаль, эх, жаль завод… Надо восстанавливать генератор, а где? Где, я вас спрашиваю? Ведь завод Глебова был единственным русским заводом в Петербурге…

— Как-как? — Пластов посмотрел на Берга. — Как вы сказали? Завод Глебова — единственный русский завод?

Лейтенант повернулся:

— Что вас тут удивляет? Единственный русский завод, ну и что?

Пластов встретился взглядом с Субботиным, тот подтвердил:

— Арсений Дмитриевич, завод Глебова действительно был единственным русским электромеханическим предприятием в Петербурге. Все остальные принадлежат иностранцам, в основном англичанам и немцам. Я не знал, что для вас это новость. Есть, правда, один завод со смешанным капиталом, «Дюфлон и Константинович», так называемый «Дека», но практически он французский. Русским там можно считать один цех.

— Единственный русский завод. Это же здорово… То есть, конечно, это ужасно, но это именно то самое, чего мне не хватало.

— Для чего? — спросил Берг.

— Чтобы спасти страховку.