Субботин после звонка открыл дверь не сразу, когда створка распахнулась, Пластову показалось: инженер чем-то обеспокоен.

— Может быть, я некстати, Василий Васильевич? Простите, у вас гости?

— Нет, ради бога. Просто я был кое-чем занят. Проходите, всегда рад вас видеть. Я один, проходите в кабинет.

Усевшись в кресло, Пластов постарался забыть напряженность Субботина.

— Василий Васильевич, хотелось бы еще раз вместе с вами взглянуть на остатки найденного генератора.

— Ради бога… Что — вы пришли только из-за этого?

— В общем, да. Если позволите, после того как мы его осмотрим, я вам кое-что объясню?

Медлит. Что с ним? Неважно, главное сейчас разобраться с тем, ради чего он пришел. Субботин кивнул:

— Что ж… Прошу.

Они спустились вниз, прошли к сараю. Субботин открыл дверь, кивнул:

— Вас интересует это?

Пластов присел над закопченным агрегатом, осторожно приподнял кожух. Ничего нового, те же обугленные детали, но теперь он смотрел на них по-другому.

— Василий Васильевич, хотел бы поделиться с вами сомнениями. Насколько я понял, вы убеждены: генератор Вологдина с завода похищен?

— Конечно. Не только убежден, это так и есть, это факт. Ваши сомнения связаны именно с этим? В чем же вы сомневаетесь?

— Не буду отрицать, что генератор Вологдина исчез. Вот только когда это случилось? До пожара? Или — после?

— Думаю, до пожара.

— Когда именно?

— Как только с завода ушел последний человек. Сторож Желдин не в счет. Не буду говорить о степени его виновности, но ему веры нет.

— Напрасно.

— Не понимаю. — Субботин встретился с ним взглядом. — Ведь Желдин взят под стражу?

— Ну и что? Василий Васильевич, мне кажется, новый сторож человек хоть и неопытный, но честный. Не потому, что я в него верю, — за это логика. Впрочем, дело не в этом. Оставим Желдина.

— В чем же?

— Генератор не могли похитить до пожара. Никак.

— Почему вы так убеждены? Причина?

— Причина простая — до пожара ничего нельзя было рассчитать. Для человека, который, допустим, выкрал бы настоящий и поставил на стенд поддельный генератор, — для него ведь не могло быть никакой гарантии, что подделка обязательно сгорит? Значит, он не мог быть уверен, что она скроет следы? Или — такая гарантия была?

— Я об этом не подумал. Действительно, такой гарантии не было.

— Я тоже думаю, что не было. Откуда он мог знать, что завод сгорит дотла? Но тогда подделка сразу была бы раскрыта? Или не так?

Инженер снова присел, разглядывая остатки электромашины.

— Вы правы… Черт… Что же, выходит, он похитил его…

— Если кто-то и похитил генератор, то сделал он это скорее после пожара.

— Но тут противоречие… — Раздумывая о чем-то, Субботин покачал головой. — Явное противоречие.

— Действительно, противоречие: откуда в таком случае этот человек мог знать, что генератор уцелеет?

Субботин повернулся:

— Именно, откуда?

— Сомнение серьезное, но, как я понял, то, что мы видим, собрано из уже сгоревших остатков. Или не так?

— Пожалуй, вы правы… Да и верно, сгоревшими остатками сбить с толку легче… Сплошная путаница, что же получается… Поджигая завод, он тем не менее рассчитывал, что машина уцелеет?

— Не знаю, — заметил Пластов.

— Да и потом, когда он унес генератор? Там же была полиция?

— По-моему, было лишь двое городовых, которые больше следили за порядком.

— Тогда… Что же вы полагаете?

— Ничего.

Они вышли, Субботин запер дверь и, пройдя вместе с Пластовым к подворотне, остановился.

— Действительно, получается какая-то несуразица. Вы уж… простите меня? Я довольно холодно вас встретил?

— Василий Васильевич, какие церемонии, сейчас не до этого. Надо понять, понять, как все было.

— Да, вы правы, понять… Счастье-то, вот счастье…

— Простите, вы о чем?

— Оказывается, вы честный человек, а? Я обязан, просто обязан уговорить вас, чтобы вы во что бы то ни стало выиграли страховку для Глебова.

— Но… я ведь и так хочу это сделать.

Субботин вздохнул, помрачнел.

— Хотите, вы правы… Д-да. Чертова история. Уговариваю вас, хотя вы и так… — Задрал голову, разглядывая полоску неба наверху. — Ладно, Арсений Дмитриевич, извините… Жду завтра.

Пластов назвал номер телефона юридической конторы Трояновского, с облегчением услышал голос самого Тиргина, сказал:

— Запомни: если ты хочешь оказать важную услугу хорошо известному мне и тебе лицу, ты должен выполнить мою последнюю просьбу. Ты слышишь меня, Владимир? Ближайшая нотариальная контора от тебя в десяти минутах ходьбы. Снять копию — секундное дело. Мне отступать некуда, но некуда отступать и тебе. Я не собираюсь угрожать, наоборот, взываю к твоему чувству долга. В бедственном положении находятся люди, у которых ты бывал. Дом, в котором ты был принят. Ты понимаешь, о чем я говорю? Это дело чести.

— Что ж, сударь… — Голос Тиргина дрогнул, в нем появилась хрипотца. — Что ж, сударь, я подумаю.

— Чтобы облегчить себе задачу, воспользуйся моим абонементным ящиком на центральном почтамте, его номер — девятьсот девятнадцать. Интересующее меня отправление ты должен опустить туда сегодня же, иначе будет поздно. Повторяю: номер ящика девятьсот девятнадцать.

— Сударь, я подумаю.

— Мы, а значит, ты — перед последней чертой. Думать уже некогда. Итак, девятьсот девятнадцать, жду.

Вечером, войдя в зал центрального почтамта, Пластов внимательно огляделся. На первый взгляд все было как обычно и не вызывало подозрений. Подошел к абонементному ящику 919, достал ключи, открыл — и сразу увидел конверт. Распечатал — копия конфиденциального письма банка Мюллера Трояновскому. Датировано понедельником 12 июня, все совпадает, письмо отправлено сразу же после пожара. Текст копии, заверенной нотариусом, был кратким:

«Юридическая контора Трояновский и Андерсен», С. И. Трояновскому.

Милостивый государь Сергей Игнатьевич! Настоящим доводим до Вашего сведения, что на Ваше имя в нашем банке открыт счет №808901. С глубочайшим почтением, искренне Ваш В. В. Алтухов (подпись заместителя председателя правления банка). Июня 12-го лета 1912. С.-Петербург.

Вернувшись домой, Пластов потрогал кофейник — он был теплым. Скорее всего постаралась Амалия Петровна. Налил кофе, отхлебнул, повернулся — и в дверях кухни увидел высокого человека со светлыми усиками и прищуренными голубыми глазами. Опущенная правая рука — с револьвером. Вот рука чуть приподнялась:

— Спокойно, господин Пластов. Не делайте лишних движений. И вообще делайте их как можно меньше.

— Кто вы такой? По какому праву вы в моей квартире?

Усмехнулся — углом рта:

— Вопросов задавать не нужно, их буду задавать я. Иначе не исключено, что я выпущу вам пулю в живот. Понимаете? Не слышу ответа? Повторить еще раз?

Что там ни говори, под дулом револьвера стоять неприятно. Особенно когда у человека такие глаза.

— Понимаю. Что я должен делать?

— Сначала поставьте стакан. — Проследил, как стакан опустился на стол. — Вот так. Теперь отойдите к тому стулу. Сядьте.

Пластов сел. Подтянув к себе стул, человек уселся напротив, у входа в кухню. Одет в серую тройку, на голове английское кепи, все сходится с рассказом Хржановича — типичный петербургский гуляка. Смотрит не отрываясь, руку с револьвером положил на колени.

— Господин Пластов, если вы будете благоразумны, я сохраню вам жизнь. Надеюсь, вы дорожите жизнью?

Пластов не ответил, поневоле покосившись на телефон. Человек рассеянно перехватил взгляд, вздохнул.

— Шнур я обрезал на всякий случай, чтобы нам не мешали. Уверяю: если вы ответите на мои вопросы, вы сможете позвонить. И вообще жить как вам хочется.

— Что вам угодно?

— Прежде всего, г-н Пластов, я очень хотел бы знать, на кого вы работаете?