Он, видно, решил, что все мы рвемся на прием к нему и каждый не хочет пропускать другого впереди себя.

- Я первый, - неожиданно для себя самого шагнул я вперед.

Как только я сделал этот шаг, мой навязчивый страх отступил. Сердце забилось радостно: еще немного, и с мучительной неопределенностью будет покончено.

- Я второй, - сказал Игор, явно из солидарности со мной.

Вслед за ним неожиданно нашлись третий, четвертый и пятый - это были крупные и мускулистые, увереннные в своем здоровье парни. Они, очевидно, решили, что мы с Игором ломанулись вперед из "мачизма", и поспешили показать, им тоже сам черт не брат.

Я ожидал, что это будет какой-то особенный медосмотр, хотя бы более тщательный, чем ежегодная диспансеризация, но оказалось все то же: дышите, не дышите, покажите язык, закройте глаза, вытяните руки, присядьте, дотроньтесь кончиком пальца до носа, положите ногу на ногу... Все то же бесконечное хождение по кабинетам с "картой болезней" под мышкой. Врачи тоже были обычными, индифферентно-сонными и безучастными. В коридоре я перебрасывался репликами со встречными парнями, разговор был однотипный: "Ну как?" - "А, лажа!" Они, как и я, были разочарованы обыденностью происходящего. Решались наши судьбы, а воздух был пропитан рутинным духом микстуры.

И все же в конце осмотра меня ждало нечто такое, чего раньше не случалось: когда я прошел всех врачей и вернулся к первому кабинету за одеждой, воспитатель сказал мне, чтобы я не спешил одеваться, а повернулся к нему спиной. Я сделал так, как он велел - тут же мне на глаза упала черная повязка, а затылок сдавил тугой узел. Сердце мое опустилось: в какой-то книге я читал, что в давние времена так поступали с теми, кого вели на казнь. Умом я понимал, что никто меня прямо сейчас убивать не будет, но фантазия волновала кровь. К тому же, я был первым и не знал, будут ли так делать со всеми. Воспитатель тем временем поправил спереди повязку, опустив ее пониже.

- Видишь что-нибудь? - спросил он.

Я помотал головой.

- Чудесно, - потрепал он мою повязку. - Идем со мной.

Он обхватил мою руку повыше локтя и повел по коридору.

- Не бойся, - сказал он.

- Я не боюсь...

- А чего дрожишь?

- Холодно.

Он вывел меня на лестницу, и от ног к голове действительно прошел холод от бетонных ступеней. Мы поднялись на один этаж из коридора доносились девчачьи голоса и приглушенный смех - и двинулись дальше вверх. Всего в том здании было три этажа, и я лихорадочно пытался вспомнить, заходил ли я раньше на последний этаж и какие кабинеты там видел. В голову ничего не шло. "Стой!" - вдруг дернул меня воспитатель за руку на площадке между этажами. Я остановился и услышал стук каблучков: по лестнице спускалась какая-то женщина. Я вжался в угол и прикрыл стыд медицинской картой. Воспитатель крепко вцепился в мою руку - боялся, что я убегу? Когда стук туфель поравнялся с нами, я расслышал на его фоне шлепание легких босых ног по бетону, и в то же время воспитатель отвратительно и часто задышал мне в ухо... До меня наконец дошло: мне завязали глаза именно на тот случай, если я встречусь на лестнице с такой же раздетой, как и я, девочкой. И ей, как и мне, повязала повязку воспитательница. Чего только не придумают эти старперы, чтобы соблюсти нравственность воспитуемых! Я невольно улыбнулся, и тревога моя рассеялась.

Когда мы наконец добрались до третьего этажа и воспитатель развязал мне глаза, то я увидел, что стою перед дверью с табличкой "Главврач". Все вернулось на круги своя. В кабинете главврача за широким столом, накрытом зеленым сукном, восседали солидные люди в черных костюмах, человека два или три - в униформе. Мне сразу стало ясно, что именно они облачены высшей властью решения судеб, а не какие-то эскулапы на побегушках. Молча они просмотрели мою карту, передавая ее из рук в руки. Зачем-то попросили повернуться "на сто восемьдесят градусов", а потом еще на сто восемьдесят.

- Вопросы есть? - спросил человек в центре, добродушного вида старичок с седой покладистой бородой.

- Девочками балуешься? - спросила грудным голосом женщина с красным мясистым лицом.

- Нет, - ответил я честно.

- А не врешь? - не отставала она.

- Вопрос не по делу, - сухо оборвал старичок. Уведите, - кивнул он моему воспитателю.

Мы поспешно вышли.

- Кретин! - зашипел на меня воспитатель, только мы оказались за дверью. - Сколько можно твердить, что первым делом надо здороваться, а ты как чучело немое, ни "здрасьте", ни "до свидания"!

- И что теперь будет? - озадаченно спросил я.

- Пустят тебя в расход как быдло некультурное, да и все! - сказал он, завязывая мне глаза.

Что-то в его тоне подсказывало мне, что он говорит несерьезно.

- Только за это? - спросил я на всякий случай.

- Ладно, не трусь. Раз замечаний не было, то все в порядке, - успокоил меня он. - У них все открыто. Если что-то не нравится - сразу говорят. Чего им стесняться?

Когда он поправлял мне повязку на глазах, то явно нарочно оставил щелочку. Меня это позабавило. "Интересно, сделал бы он то же самое, если бы меня забраковали?" - подумал я, тотчас отметив, что ко мне вернулся вкус к праздному философствованию. Однако нам не повезло: когда мы вышли на лестницу в предвкушении интересных зрелищ, то все, что мы увидели - это дородную воспитательницу, которая, растянув подол просторного платья ширмой, заслоняла собой худенькую девочку. Я еле сдержался, чтобы не ухмыльнуться, и гордо прошествовал мимо, не прикрываясь.

Одевшись, я выбежал на улицу - в лицо мне весело ударило солнце. Впервые за последние месяцы я радовался всему, что видел, как ребенок. Я любил жизнь и жизнь любила меня. Напротив поликлиники была маленькая березовая роща, и я бросился обнимать тонкие нежные стволы, чтобы поделиться с ними переполнявшей меня любовью ко всему живому.

Минут через десять вышел Игор. Издали он казался невозмутимым, как обычно, но я не мог не заметить, что на губах его играет счастливая улыбка.

- Брат, я люблю тебя! - набросился я на него с объятиями.

- Будем жить, - лаконично ответил он, радостно похлопывая меня по спине.

Вскоре показался третий счастливчик, а еще через четверть часа нас было уже пятеро веселых жизнерадостных парней: мы с Игором и трое ребят из параллельного класса. Девушки, как ни странно, не появлялись... И вдруг из распахнувшихся дверей с радостными визгами выпорхнули сразу три девчонки - видно, они ждали других внутри, пока их оттуда не прогнали. Они тут же бросились нам на шею, будто все мы давно уже любили друг дружку. Щедро одарив нас поцелуями, они как по команде вырвались из наших неуклюжих объятий и грациозно удалились, непринужденно щебеча и оправляя на ходу юбки. Мы счастливо переглянулись и стали поджидать очередную экзальтированную красавицу.

К нашей досаде, минуты через три появился угрюмый Мишась - круглый отличник, которого перевели в наш класс полгода назад, потому что в параллельном классе, где он учился, его сильно не любили за подхалимаж к учителям и доносительство. Трое парней из его бывшего класса подали нам с Игором знак, чтобы мы не вмешивались, мол у них свои счеты, и подозвали Мишася.

- Чего такой невеселый? - спросил Тимм, самый рослый из них.

- Да так...

Мишась попытался уйти, но его схватили за рукав:

- Стой, поделись бедой с товарищами, может, чего посоветуем.

- Какая беда? Нет беды никакой, - Мишась еще больше помрачнел, почуяв что-то недоброе.

- А чего есть?

- Ну... пустяки... печень увеличена слегка, - неохотно отозвался Мишась, с мольбой глядя на меня.

Я отвернулся: у меня не было никакого желания заступаться за стукача.

- Ах, печень? Где, здесь? - Тимм ткнул Мишася пальцами под левое нижнее ребро.

Тот попытался убежать, но двое стоявших сзади парней схватили его и завернули руки за спину.

- Или здесь? - Тимм воткнул ему пальцы под ребра с правой стороны.