- Николай Павлович, - подсказал он.
- Николай Павлович, - повторил Ботев. - У меня нет к вам прямого дела.
- Тогда... садитесь, - пригласил Игнатьев гостя, выходя из-за стола и протягивая руку.
Они обменялись рукопожатием. Игнатьев подождал, пока Ботев сядет, и лишь тогда сам легким, балетным движением опустился в кресло.
- Давайте познакомимся, - сказал Игнатьев.
Ботев с удовольствием ощутил, что этот петербургский аристократ ничуть перед ним не кичится. И чувство неловкости, которое им все-таки владело, рассеялось.
- Вы... - посол растянул это слово.
- Я издаю в Бухаресте болгарскую газету...
- И кроме того, насколько мне известно, входите в состав Болгарского революционного центрального комитета?
Ботев обратил внимание, что Игнатьев полностью и правильно выговорил название организации.
- Вам известен состав нашего комитета?
Игнатьев рассмеялся:
- Моя агентура не ограничивается Константинополем. Я неплохо осведомлен о настроениях болгар. Как, впрочем, и вы, вероятно, о моих, иначе вряд ли пришли ко мне.
- Да, нам известно, что вам не безразличны дела славян, - согласился Ботев.
- Так что же вам от меня нужно? - прямо спросил Игнатьев. - Оружие? Деньги? Протекция?
Ботев покачал головой.
- Я пришел, пусть не покажется вам это странным, просто поговорить. Если, конечно, это возможно в наше непростое время и совсем не простых обстоятельствах.
Игнатьев прищурился, поднял со стола колокольчик, коротко звякнул. В дверях тотчас возник "лакей, должно быть", подумал Ботев, - в серой куртке, с серыми бакенбардами, с выжидательным выражением лица.
- Позволите предложить вам кофе? - Игнатьев, даже не взглянув на лакея, обращался к Ботеву.
На круглом столике, как на скатерти-самобранке, появились кофе, сухое печенье, коньяк.
- Что ж, здесь мне не часто доводится просто поговорить, - Игнатьев выделил два последних слова.
Он сам пододвинул гостю чашку, сам разлил в рюмки коньяк.
- Рекомендую. Мой любимый. - Посол желал быть гостеприимным. - За Болгарию?
- За Болгарию.
- За свободную Болгарию.
Ботев улыбнулся.
- Спасибо.
- Я читал вашу статью о революции на Балканах. Не со всем в ней согласен, но обстановку, должен признать, вы оценили верно.
"Вот почему он меня принял", - подумал Ботев, а вслух спросил:
- Вы читаете "Знамя"?
- Я был бы плохим послом, если бы не знал, чем дышат болгарские эмигранты.
- Увы, моя газета больше не будет выходить.
Игнатьев пытливо взглянул на Ботева.
- Разочарование?
- О нет.
- Нуждаетесь в субсидии? - участливо поинтересовался Игнатьев.
- Дело не в этом. На газету не остается времени. Есть... более неотложные задачи.
- Вы зачем в Константинополе? - опять, что называется, в лоб спросил Игнатьев.
- Говорят о вашем большом влиянии...
- На кого?
Игнатьев, конечно, понимал, кого имеет в виду его гость.
- На Абдул-Азиса.
- Абдул-Азис... - Игнатьев усмехнулся. - Мы влияем на него поочередно, английский посол и я, для этого требуется лишь потакать его дурным инстинктам.
Они заговорили о нравах турецкого двора, - султан и его окружение интересовали Ботева. В случае успеха восстания вопрос о будущем Болгарии перейдет в сферу политики, и знать своих противников будет крайне необходимо.
- Абдул-Азис, пишут, просвещенный монарх, любит живопись, покровительствует художникам... - Ботев специально повторял отзывы европейцев, пользовавшихся султанскими подачками: было интересно, как отреагирует на это русский посол.
- Болгары, кажется, уже достаточно вкусили плодов этого просвещения, спокойно ответил Игнатьев. - Дикий двор и дикие нравы. Он действительно послал во Францию нескольких молодых людей учиться живописи, но сам предпочитает любоваться петухами.
- Петухами?
Игнатьев пересек кабинет по диагонали и вновь опустился в кресло.
- Его любимое развлечение - петушиные бои. - Игнатьев презрительно улыбнулся. - Это зрелище приводит его в такое неистовство, что во время боя он собственноручно отсекает саблей ноги петухам.
Усмехнулся и Ботев:
- О петухах забудут, в истории султан останется покровителем искусств...
Собеседники понимали один другого и даже, похоже, начинали друг другу нравиться.
И вновь Игнатьев задал прямой вопрос:
- Что же вы от меня хотите слышать?
- Я скажу, - откровенно ответил Ботев. - Только вы способны дать мне ответ на один вопрос...
Прощупывающий разговор закончился. Возникшее чувство взаимопонимания позволяло одному - открыто спросить, другому - честно ответить.
"Искусство дипломатии - далеко не всегда умение уйти от ответа, делился впечатлениями по возвращении Ботев. - Теперь знаю, что дать вовремя нужный ответ - тоже искусство высокой дипломатии".
Разговор, собственно, только начинался, предстояло главное, то, ради чего он сюда и пришел.
- Вы позволите, Николай Павлович...
Ботев ладонью обхватил подбородок, прижав к шее свою густую бороду. Как бы вторя этому жесту, Игнатьев также поднял руку и, приложив пальцы к губам, задумчиво ими пошевелил.
- Вы позволите, Николай Павлович, спросить вас, как откликнется Россия, если в Болгарии вспыхнет восстание? Я имею в виду широкое народное восстание. Какова будет реакция вашей страны, если восстанию будет сопутствовать успех? И какова будет реакция России, если восстание потерпит поражение?
Напряжение Ботева передалось Игнатьеву.
То, что это не случайный вопрос, Игнатьеву было совершенно очевидно. Но слышалось в нем и нечто большее, чем только забота о судьбе задуманного и, надо полагать, скорого восстания, его собеседник заглядывал в более отдаленное будущее. И тут он, посол великой державы, не должен был, не имел права ошибиться с ответом.
- Смею думать, Россия вступит в войну, - вырвалось вдруг у Игнатьева, если вас интересует ближайшая перспектива. - И он тут же принялся развивать свою мысль. - Русское общественное мнение не простит правительству равнодушия к судьбе болгарского народа. Безусловно, в правительственных сферах сильны немецкие влияния, нельзя пренебрегать влияниями английскими, но в России в некоторых обстоятельствах прямо пренебречь желаниями собственного народа не только невозможно, но и опасно.
- Значит, вы считаете, что в случае успеха восстания, - уточнил Ботев, - братская Россия поддержит нас?
- И даже в случае неуспеха, - подтвердил Игнатьев. - Брат не оставит в беде брата, если в нем бьется христианское сердце.
Ботев с облегчением отвел руку от шеи.
- Благодарю, это все, что мне было нужно.
Могли ли встретиться более противоположные люди? Русский сановный аристократ - и бездомный поэт-революционер. Но в этот миг они мыслили едино.
Игнатьев первым взял себя в руки.
- Еще кофе?
- Благодарю.
- Есть ли ко мне какие-нибудь практические вопросы?
- Пожалуй, нет.
- Вероятно, вы нуждаетесь в оружии, в средствах...
- Разумеется.
- Я могу познакомить вас с одним из своих чиновников, драгоманом нашего посольства Василием Павловичем Вязьмитиновым.
Ботев широко улыбнулся.
- Вряд ли мне здесь понадобится переводчик.
Улыбнулся в свою очередь и Игнатьев.
- Он мог бы связать ваших людей с кое-какими коммерсантами. То, что не положено послу...
- Я признателен вам, но коммерческие связи у нас налажены.
Вязьмитинов был как раз тем неприметным чиновником, через которого осуществлялись связи русского посольства с балканскими княжествами. Но не мог же Ботев признаться Игнатьеву, что имя Вязьмитинова ему небезызвестно и что агентам болгарского комитета не раз уже доводилось пользоваться посредническими услугами этого драгомана.
- Я доволен нашей встречей, - любезно заключил разговор посол. - Всегда приятно познакомиться с поэтом, стихи которого тебе нравятся.
