–Так что советов мне больше не надо, Джино, хорошо? Просто делай то, что я тебе говорю. Прежде всего поработай утром с Торнтоном над условием контракта, чтобы выжать такой большой задаток, какой только можно представить. Наличными. Выработай какой-то способ перевести ликвидные авуары корпорации на швейцарские счета, не дожидаясь надвигающегося краха. И не беспокойся, заплатят тебе хорошо. Если этот проклятый окружной прокурор поднимет шум, ну, всякие там обвинения в нарушениях кодекса, в причастности к тем смертям или еще в каком-нибудь дерьме, ты ему напомни, что...

Залияна отвлек звук разбившегося об пол стекла. Он сел на кровати и включил свет. Рюмка с бренди свалилась с кофейного столика и разлетелась на кусочки прямо перед камином. Вторая была готова последовать за ней, с каждым покачиванием здания скользя к краю по влажной поверхности столика. Кровать ритмично поскрипывала. Залиян попытался обнаружить источник периодических глухих ударов, которые беспокоили его уже несколько минут. Это оказалась картина Рембрандта над камином. Когда здание отклонялось на восток, нижняя часть тяжелой позолоченной рамы отступала от стены. Спустя двадцать секунд она плюхалась на место со звуком захлопнувшейся автомобильной дверцы.

Залиян выбрался из кровати, сложил наволочку и засунул ее за картину. Глухие удары прекратились. Повернувшись, отодвинул рюмку от края столика.

– Ах ты! Черт подери!

Треугольный стеклянный осколок вонзился в ступню. Он приподнял ногу, положив ее на колено, и выдернул стеклышко, заодно порезав себе палец на руке.

– Дерьмо! – прошипел он.

В ванной дверца шкафчика с медикаментами открылась, и половина его содержимого вывалилась на пол. Залиян отыскал йод и пластырь. Присев на край ванны, он осмотрел ранку. Она была чистой и не слишком сильно кровоточила. Можно залить йодом и заклеить пластырем. Ковыляя обратно, к постели, он едва не потерял равновесие, потому что пол покачивался. Он снова чертыхнулся и дал себе клятву переехать в северную часть штата, если он вообще когда-нибудь вернется из Европы. Против легкого покачивания он не возражал, но это уже было слишком. Пускай кто-нибудь другой прыгает на волнах на этой верхотуре.

Снаружи ветер свистел с неослабевающей яростью, а дождь хлестал по окнам. Залиян надеялся, что оконные стекла не выскочат из рам и не обрушатся вниз, на улицу. Это было бы полным крахом. Мэр тогда потребовал бы его голову на кончике копья. Возмущенная толпа выволокла бы его на площадь и утопила в фонтане. Забравшись в кровать, он представил себе крестьян с факелами, марширующих к замку доктора Франкенштейна.

– Боже мой, Коретта, – сказал Залиян, когда спящая женщина снова прижалась к нему, – что там еще тебя беспокоит?

– ... койной ночи, – пробормотала она, забрасывая на него руку и ногу. Он невольно улыбнулся. С Кореттой было все в порядке. Она, кажется, в самом деле любит его, и не только потому, что он богат. В ней все было просто и понятно, она оставалась неизменно добродушной и, кажется, ее не смущала разница в возрасте. Ему повезло, что он заполучил ее. Несвойственная волна нежности охватила его, и Залиян поцеловал ее в лоб.

– С любовью к людям у меня плоховато, но тебя я почти люблю, – пробормотал он, откидываясь на спину, довольный, что она не слышала его. Она тогда наверняка бы проснулась и начала новую любовную партию. Залиян прислушался к ветру, атакующему здание с неумолимостью консервного ножа. Если нож прорвется внутрь и убьет его прямо в постели, во всяком случае его найдут среди атласных простыней, в окружении произведений искусства и с роскошной девицей. А можно ведь уйти из жизни и куда хуже.

У Мэтта Бойла выдалась хлопотная ночь. В два часа бригадир уборщиков явился к нему в кабинет и объявил, что снимает с работы своих людей. Всех тридцать пять человек. На нижних этажах они уже убрали, а вот верхние пускай, мол, подождут. Шторм слишком уж раскачивает здание. Два человека упали, а еще троих тошнит. И все они боятся, что могут лопнуть стекла.

– Не можете же вы просто так взять и уйти, – сердито ответил Бойл, у вас ведь контракт. У нас полсотни арендаторов, которые утром явятся сюда, и они платят за...

– В такую погоду, как сейчас, люди отказываются работать на верхних этажах. А с натиркой полов и корзинками для мусора одну ночь можно и подождать.

Бойл стиснул кулаки.

– Если это может подождать, то за что же тогда мы вам платим? Вы что же, хотите, чтобы за следующие ночи мы платили половину жалованья?

Бригадир пожал плечами.

– Мы уходим. Слишком опасно.

И он быстро вышел из кабинета. Бойл ринулся за ним.

– В контракте ничего не сказано о том, что вы можете уйти без всякого предупреждения. Раз уж вы так запросто бросаете меня в сложном положении, то можете больше не возвращаться.

– В контракте ничего не говорится и о том, что мы должны рисковать своими головами, – возразил бригадир, решительно поднимаясь по ступенькам в вестибюль. – Пригласите какую-нибудь другую компанию по обслуживанию, если пожелаете. Они поступят точно так же. Подождите, пока утихнет шторм.

– А что же, черт вас побери, прикажете делать мне? Забираться наверх и самому выполнять вашу работу?

Бригадир уже входил в дверь с надписью: «Приемка грузов».

– Во всяком случае вам бы не помешало подняться наверх и взглянуть на кабинеты верхних этажей. Там много всякого хлама посбивало с полок и столов.

Уборщики стояли толпой, поплотнее застегивая куртки и пальто, чтобы не промокнуть на улице. Они дожидались своего бригадира, чтобы получить разрешение уйти. Когда разрешение было получено, они направились к двери. Бойл встал так, чтобы им пришлось обходить его, и свирепо смотрел, как они проходили мимо. Некоторые явно робели, но другие встречали его пристальный взгляд с ненавистью. Невысокий мужчина с тонкими клочковатыми усами, которые, как показалось Бойлу, едва держались на верхней губе, приостановился и улыбнулся во весь рот, показывая вверх указательным пальцем:

– Тама наверх есть большая беспорядок, сеньора.

В комнате охраны находился всего один охранник.

– Извини, Мэтт, – сказал он, когда вошел Бойл, – я пытался отговорить их от этого. Я сказал им, что дождь уже прекратился, да и ветер стихает.

– Это какая-то куча цыплячьего дерьма, чертовы аферисты со швабрами! – сказал Бойл, тяжело опускаясь в кресло перед телеэкранами. – Фрэнк, я хочу, чтобы ты сделал кое-что. Возьми людей и осмотри, начиная сверху, этажей двадцать пять. Эта скотина заявила, что там посбивало на пол массу хлама. Позвони мне оттуда и скажи, действительно ли все так уж плохо. Возможно, нам самим придется заняться уборкой в помещениях арендаторов, которые всегда на что-нибудь жалуются.

Охранник кивнул, включил микрофон и дал команду шестерым своим людям встретиться с ним в кафетерии на 45-м этаже. Оставшись один, Бойл прошелся по комнате и проверил измерительную аппаратуру. Особенно внимательно он посмотрел на шкалу, показывающую уровень вертикальности здания. Если только он не ошибался, стрелка стояла на какой-то волосок правее нулевой отметки, что, возможно, свидетельствовало об отклонении здания от вертикали. Башни Всемирного торгового центра при сильном ветре смещались даже на десять футов, так что это не имело особого значения. Утром он скажет тому дотошному приезжему инженеру, что прибор на самом деле не сломан.

Он уселся, положил ноги на стол и развернул сандвич с ветчиной. Но, не успев даже откусить, он краем глаза заметил движение на одном из телемониторов. Какой-то охранник входил в подвальную комнату, где лежало механическое оборудование, оглядываясь по сторонам, чтобы удостовериться, что его никто не заметил. Бойл отложил сандвич и опустил ноги на пол.

– Так, ну-ка поглядим, – сказал он, затаив дыхание.

Кто же это? Изображение было слишком маленьким, чтобы можно было сразу узнать человека. А не тот ли это гаитянин, языка которого никто не может понять и взгляд у которого всегда какой-то безумный? Бойл достал из ящика стола самый тяжелый фонарь и торопливо направился в западный коридор.