Я нашла их в хорошую для себя минуту. Они все хором ненавидели четвертую михайловскую избранницу - Ирину Аксельрод, красавицу и умницу. До такой степени ненавидели, что готовы были "открыть глаза" на Михайлова, то есть намекали, что знают на зим кое-что такое несимпатичное, грязненькое...
Однако мне эту тайну не выдала ни старуха-ханжа Клавдия Иванова, ни Софочка, ни Наталья...
Из их намеков я только поняла: есть большой секрет, связанный с Михайловым... Что если они, эти фурии, откроют его миру - сейчас же мир вздрогнет и рухнет выдающееся благополучие "выскочки" Ирины Аксельрод, кончатся её россказни со слезой о любимом старичке, а также деньги от переизданий его книг, а также и вояжи за рубеж, и многое другое, весьма полезное и престижное...
Я разговаривала с темпераментной Софочкой в её полуразгромленной квартире, когда она собиралась в Америку. Софочка очень расстроилась, что домработница выбросила какие-то рукописи на помойку. Кстати, я их вытащила из контейнера. Софочка чувствовала себя свободной от России и всяческих здешних обязательств. Ее голос звенел от ядовитого восторга. Она призналась мне, что давно хотела разоблачить своего бывшего мужа, насолить "этой выскочке Ирке", а теперь, в Америке, осуществит свою заветную мечту напишет мемуары, где заодно подгадит "лицемерке и ханже Клавке". И в обществе поднимется такой шум! И она, умная Софочка, сейчас же прославится и получит много баксов.
Клавдия же Ивановна, действительно, особа весьма авторитарная, сразу заявила мне: если посмею хоть как-то, хоть чем-то задеть честь бывшего её мужа - она расплатится со мной, она втопчет меня в грязь...
Вдова-жена Владимира Сергеевича, бывшая блондинка Наталья только что вышла из больницы, где в очередной раз лечилась от алкоголизма. Она после смерти Михайлова тоже вдруг решила отплатить "этой воображале Ирке". И самому Михайлову. В неё тоже вселился дух предательства. Она пообещала дать интервью одному из самых скандальных журналов, где такое раскроет про сбежавшего от неё Володьку, что "эта наглячка Ирка рухнет с пьедестала прямо в дерьмо".
Но мне они не раскрыли свою тайну. Что логично. Тайна стоила хороших денег и славы в печати, на телевидении...
А что же сама Ирина? Со мной она вела себя исключительно разумно. В отличие от хабалки Софочки и психопатки Натальи, она о них, дамах из михайловского прошлого, - мало говорила, пренебрегла и все.
Зато я обнаружила, что эти распущенные на язык тетки в чем-то были безусловно правы. Я застала при Ирине молодого и довольно интересного парня. Он у неё был вроде привратника. Но по тому, какими взглядами они обменивались, я решила, что они - чистой воды любовники.
К этому сроку я уже открыла главную тайну поэта-драматурга-публициста В.С. Михайлова. В этом мне помогли сами жены тем, что уверяли, будто рукописных михайловских текстов нигде нет, потому что Михайлов, как и Константин Паустовский, будучи исключительно требовательным к себе, никому их не показывал, рвал и сжигал.
Но я нашла на даче Никандровой, Дашкиной матери, рукописный текст статьи Владимира Сергеевича "В постели с..." Эта статья была опубликована в газете на десять дней до его смерти под его подписью...
Ты уже понял, конечно, какую опасную тайну скрывали все михайловские вдовицы? То, что не было в действительности никакого поэта-прозаика-драматурга-публициста В.С. Михайлова, а была одна огромная Ложь. Был, жил, неустанно и неостановимо лез к славе и богатству серенький, средненький поэтишко и кое-какой прозаик. Все его способности выдохлись уже на первых двух повестушках. Но он был исключительно смышлен и удачлив. Он рано сообразил, что не следует высовываться со своим личным мнением, ежели оно поперек мнения начальства. И когда после войны начальство сказало, что хватит описывать военные ужасы, давайте вы, писаки, сочиняйте красивые рассказики про мирную жизнь, он написал повесть "Последняя пуля", где и война предстает отнюдь не адом, а весьма регламентированными действиями, где наши командиры как один смелы, честны, а ихние - сплошь идиоты и обжоры... Хапнул премию. А писатели-окопники презрительно отозвались: "Корреспондентишко! Настоящего пороха и не нюхал! Суетился в арьергарде... Загадил тему, залакировал дерьмо, вонючий потрох".
Михайлов на это плевал. Он уже стал сиживать в президиумах самых важных собраний-заседаний, мотать по заграницам.
А когда писать? И о чем? Если способности не ахти?
Но он был из тех, кто умеет трезво оценивать собственные возможности и видеть перспективных людей.
Перспективными, с его токи зрения, были те, кто обладал талантом, но не обладал мертвой хваткой, кто мог ходить прямо по деньгам, но не догадывался поклониться и поднять их. Он нашел бывшего летчика Пестрякова-Боткина, который написал интересный и честный роман о войне, но никак не мог его опубликовать. Журналы и издательства дружно отказывались: "Нам нельзя нести на страницы всю эту чернуху, всю эту окопную правду".
Михайлов вмешался в процесс. Уговорил редакторов смягчить свои требования, а Пестрякова - "не быть таким по-ослиному категоричным". Пестряков сдался. У Пестрякова в это время болела туберкулезом жена. Ему нужны были деньги. Кроме того, ему нужно было выбраться из сырого подвала. Михайлов помог ему получить большую комнату в новом доме. Михайлов в обмен попросил его не в службу, а в дружбу "поредактировать" его новый роман... Пестряков получил нечто нудное, тусклое, убогое... Человек талантливый и азартный, он решил сделать "из дерьма конфетку", переписал "произведение" от и до. Роман вышел в свет. Михайлова поздравляли с интересным решением темы и прочим... Пестряков получил в обмен бесплатные путевки в крымский Дом отдыха писателей на все лето и осень для себя, жены и дочери.
В дальнейшем Михайлов уже не стеснялся. Но конспирацию соблюдал. Они с Пестряковым встречались как бы на бегу. Предусмотрительный Михайлов принимал Пестрякова в своем большом секретарском кабинете и сидел с ним, как и с другими просителями, не более десяти минут. Бросал:
- Надо бы что-то про целину. Эта тема актуальна сейчас, сам понимаешь. Мне же совсем некогда... Надо и на конгресс в Стокгольм, за мир бороться, и в Нью-Йорк - за тот же мир... Вот тебе командировка в Целиноград... Соберешь себе материалец, и что-то для меня накропаешь. Мы тут посоветовались и решили, между прочим, добить Моссовет, чтоб у тебя была двухкомнатная...
Ну так и пошло. "Наш талантливый, многоуважаемый современник" В.С. Михайлов регулярно, раз в два-три года, выпускал роман-кирпич, получал добавочный почет и уважение, потому что все его произведения всякий раз оказывались "очень своевременными, раскрывающими величие задач, поставленных партией перед народом, демонстрирующими яркие характеры героев наших полей и заводов". Михайлов то и дело подставлял свою обширную грудь под новый орденок или медальку.
Точно так же попался на удочку "известного, талантливого" и драматург Семен Григорьевич Шор, человек веселого и едкого нрава, отягощенный массой семейных проблем и своей весьма практичной, деловитой женой Розочкой. Она-то и восприняла предложение Михайлова поработать на него как манну небесную:
- Сема! Не смей отказываться! Какие принципы? Какие могут быть принципы у человека с твоим прошлым? С твоим характером? С твоим абсолютно глухим левым ухом? Я уже не говорю о том, что я, твоя жена, больна почками и нуждаюсь в постоянном выезде в Трускавец...
Умный, наблюдательный Шор написал для Владимира Сергеевича целый ряд комедий, в которых он, а теперь уже "наш известный драматург В.С. Михайлов, - как было сказано в похвальных рецензиях на спектакли, - с поразительной точностью рисует характеры наших сегодняшних мещан, выжиг и карьеристов, которые пользуются своим начальственным положением для того, чтобы получать привилегии, унижать подчиненных, обирать казну".
Особо было отмечено: "Исключительно запоминающейся фигурой вышел председатель райисполкома. С какой начальственной, самоуверенной небрежностью он бросает своему подчиненному: "Ты должен так написать этот мой доклад, голубчик, чтоб массы аплодировали мне стоя! Чтоб этим докладом я прославился на всю область или даже страну! Чтобы меня пригласили работать в Москву! Ты теперь понял, к какой ответственной работе я тебя допустил? Не осрамись!"
