Статьи и заметки, сочиненные Марком Самсоновичем, подписаны были всегда скромно: "М.Лисовский, учитель". В статьях и заметках, в которых речь шла о Марке Самсоновиче (а таких тоже было немало), имя его поминалось обычно так: "Известный московский учитель М.Лисовский..." или так: "Как сообщил в беседе с нами педагог-энтузиаст М.Лисовский..."
Марк Самсонович и в самом деле был педагог-энтузиаст. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в его квартиру, что мы с вами как раз и собираемся сделать, тем более, что трое "достойнейших" - Сашуня Парфенов, Лена Пыльникова и Юра Красиков, - поднявшись по лестнице старого московского дома, уже остановились перед дверью этой квартиры и тихо переругиваются, поощряя друг друга нажать кнопку звонка.
Марк Самсонович - худенький человек с восторженными глазами и пышной седой шевелюрой - открыл им дверь и сделал широкий приглашающий жест:
- Милости прошу!
Друзья прошли узкий коридор, который казался еще уже, чем он был на самом деле, так как по обеим его сторонам до самого потолка громоздились полки, на которых вместо книг стояли и лежали стопками в неимоверном количестве пожелтевшие от времени, исписанные школьные тетради.
Пройдя коридор, Сашуня, Лена и Юра очутились в довольно просторной, светлой комнате, которая тоже казалась гораздо более тесной, чем в действительности, из-за поистине невиданного количества разместившихся в ней книг.
Вдоль каждой стены до самого потолка, как и в коридоре, громоздились книжные полки из простых, некрашеных сосновых досок. На этих полках стояли уже не тетради, а самые настоящие книги. Огромные, толстенные и совсем тоненькие, почти брошюрки... Они стояли не по росту, в кажущемся беспорядке. Ни одна из них не была похожа на другую. Впрочем, была у всех этих книг при всем их несходстве одна общая черта: все они были без переплетов, в ветхих бумажных обложках. И почти из каждой торчали какие-то закладки. Чувствовалось, что каждую из этих книг хозяин любовно знает "в лицо", помнит мельчайшие складочки и щербинки на ее обложке, все пометки и подчеркивания на каждой ее странице.
У единственного кусочка стены, свободного от книжных полок, стояла кушетка, на которой тоже в беспорядке были разбросаны груды ветхих, старых книг. У окна разместился старинный, потускневшего красного дерева, очень дряхлый письменный стол. На нем среди множества книг и тетрадей дремал облезлый, худой кот.
Кот слегка шевельнул левым ухом, приоткрыл разбойничьи чингисханьи глаза, оглядел вошедших презрительно и опять погрузился в дремоту.
- Корреспондент явится с минуты на минуту, - суетился Марк Самсонович. - Но я надеюсь, мы с вами успеем привести все это в более или менее божеский вид...
- Успеем! - уверенно сказал Юра.
- Только вот как быть с Леней? - задумчиво спросил Марк Самсонович. И, поколебавшись немного, фальшивым заискивающим голосом позвал: - Танюра! Будь добра! Прогони Леню... Или возьми его к себе!..
Вошла худенькая девочка лет четырнадцати, холодно кивнула, взяла на руки кота и унесла.
- Марк Самсоныч, - заинтересованно спросила Лена Пыльникова. - А почему вы сами не могли его прогнать?
- А зачем мне портить с ним отношения? - резонно возразил на это Марк Самсонович. И, услышав звонок, тотчас сорвался с места. - Корреспондент!
- Ну вот! Дождались! Корреспондент уже идет, а здесь такое творится. Прямо стыдно даже! - сказала Лена. - Давайте хоть немного приберем...
- Засохни! - величественно оборвал ее Юра. - Сейчас будет полный порядок.
Лена брезгливо провела пальцем по некрашеным сосновым полкам, по старому, разваливающемуся письменному столу, по кушетке, по потертому кожаному вольтеровскому креслу. Скользнула взглядом по ветхим, жалким, растрепанным книгам.
- Я прямо удивляюсь, - сказала она. - Заслуженный учитель республики, и такая мебель! Неужели Марк Самсоныч не в состоянии приобрести какой-нибудь приличный гарнитур? И книги все такие грязные, обтрепанные... Прямо неудобно перед корреспондентом!
- Я сказал: засохни! - снова оборвал ее Юра.
Он беззвучно пошевелил губами, глядя поочередно то на стол, то на кушетку, то на полки с книгами. И под его взглядом комната преобразилась.
Вместо дряхлого старинного письменного стола появился новенький, полированный, в стиле "модерн", с портретом Бриджит Бардо под стеклом; вместо некрашеных сосновых полок - роскошные застекленные стеллажи из полированного ореха; вместо старых, растрепанных книг - ровные, аккуратные тома подписных изданий (Большая Советская Энциклопедия, полное собрание сочинений Вальтера Скотта, Библиотека приключений, Библиотека научной фантастики); вместо старого вольтеровского кресла - два изящных современных креслица на тонких металлических ножках и журнальный столик, на котором раскрыт журнал "Огонек"; вместо старой кушетки - современная тахта, покрытая пледом, телевизор на ножках, плоский, с огромным экраном.
Лена Пыльникова застыла, раскрыв рот, потрясенная всем этим великолепием.
- Ой! Юрик! Это все гипноз? Да? Гипноз?
- Ясно, гипноз! - сказал молчавший до сей поры Сашуня.
- Ха-ха! Как же! Гипноз! - саркастически ответил Юра. - Можете проверить, все настоящее!
Минуты две он наслаждался произведенным эффектом, потом вдруг спохватился.
- Тьфу ты, черт! Чуть не забыл самое главное!
Пошептав что-то себе под нос, он щелкнул пальцами.
Появился роскошный, редкой красоты и, размеров ангорский кот. Лениво потянувшись, он вспрыгнул на тахту и величественно там расположился.
Совершенно очумевшая Лена бросилась к тахте, стала играть с котом, гладить его, переворачивать на спину. Кот добродушно позволял все это с собой проделывать. В нем не было и тени Лениного нахальства. При всех своих великолепных статьях он был воплощенная деликатность и благовоспитанность.
- Что, Паршуня? Скажешь, и это гипноз? - язвительно спросила Лена, как истая женщина, сразу приняв сторону победителя. И, еще раз оглядев комнату, удовлетворенно подвела итоги: - Теперь даже иностранных корреспондентов принять не стыдно...
До иностранных корреспондентов дело пока еще не дошло. Но корреспондент из газеты действительно уже явился. Это был корректный юноша в замшевой куртке. У него было вежливое, скучающее лицо человека, смирившегося с тем, что ему, как всегда, опять всучили самое неинтересное редакционное задание.
Широким гостеприимным жестом Марк Самсонович ввел гостя в коридор, совсем как экскурсовод, показывающий посетителям залы музея.
- Здесь, - торжественно провозгласил он, - хранятся все лучшие сочинения моих учеников, классные и домашние работы, собранные за тридцать пять лет моей педагогической деятельности. А также все рукописные журналы, стихи, рассказы наиболее одаренных членов школьных литературных кружков, которыми я руководил. Должен сразу сказать, что литературный кружок - это краеугольный камень моего педагогического метода. Я всегда считал и считаю, что преподавание литературы в школе без литературного кружка есть чистейшая фикция! Вот, пожалуйста! - Марк Самсонович выхватил из скопища старых тетрадок одну. - Классная работа ученика 6-го класса "А" 635-й школы Свердловского района Димы Чепурного. Ныне это крупнейший ученый, литературовед, доктор филологических наук. В прошлом мой ученик. Или вот! - Новая тетрадка безошибочно выхвачена из скопища ей подобных. - Григорий Половинкин! Тоже мой ученик. Ныне знаменитый поэт! Слыхали, конечно?
- Ну как же, - сказал корреспондент, уверенно делая вид, что ему прекрасно знакома фамилия знаменитого поэта.
- А вот, не угодно ли! "Первое мая", стихи Паши Палева. Ученика 4-го класса "Б". Тоже писателем стал. Драматургом. И довольно известным.
- Это какой Палев? Тот самый? - оживился корреспондент.
- Вы имеете в виду песни? Да, он. Но песни - это так, между прочим. А вообще-то он писатель...
- Так он тоже ваш ученик? - Теперь в голосе корреспондента звучало уже неподдельное уважение.
