Вероятно она сама чувствует, что происходящие изменения в ее жизни и перемены с ней могут отразиться на семейном благополучии, на ее взаимоотношении с мужем. Не это ли является причиной безразличного ее отношения к вольностям Володю вне семьи?! Нет ли здесь неосознанного стремления иметь, в случае чего, козырь для оправдания?!
Володино сердце, затуманенное мелкими обидами, подавленное острой неразумной болью, оказалось не в состоянии взвесить все за и против, добиться спокойствия и уравновешенности.
После тещиного звонка он попытался еще почитать Хемингуэя. Незаметно наступила полночь, и очень хотелось спать после дневной усталости, а перед глазами, словно карты при раскладе пасьянса, одно за другим ложатся события, возбуждающие нелепые подозрения... На фотографии в альбоме во время командировки на Дальний Восток, - счастливо улыбающаяся Анна на лавочке рядом с молодым человеком, сотрудником института, который обнимает ее за плечи, а она с сияющей улыбкой склоняет кокетливо свою голову ему на плечо.... Павел катается с ней на лодке вдоль извилистой реки с густо заросшими берегами и Анна звонко заливается в счастливом смехе... А история с влюбленной парой: он - из Риги, она - из Ленинграда. Оба женаты. Приехали на совещание в Москву. Аня знает их по совместной работе. Они ей симпатичны. Она понимает их с полу слова. И, чтобы избавить от гостиничных проблем, приглашает их жить к себе на время, когда она со своим семейством будет отдыхать в деревне...
" Нет, не могу иначе! - Володя вскочил с постели и стал нервно прохаживаться по комнате туда- обратно, - я должен ей все высказать. Именно сейчас. Иначе не могу. Три дня до приезда. Письмо... Удобней всего в письме. Дойдет, думаю за два дня".
Сел за стол, написал первую строку и тут же почувствовал, как к сердцу подбирается червь сомнения.
"Что ты делаешь? Остановись! Ты можешь все погубить. Ты потеряешь в ее глазах и на всю жизнь..."
Опять погасил свет и лег, а сна ни в одном глазу.
" Все- таки, нужно себя уважать. И если не воспользоваться удобным случаем, и молчать.... Мучиться будешь с этим камнем на шее всю жизнь. Ты не сможешь с глазу на глаз... Не хватит мужества смотреть ей прямо в глаза"
Так этой глубокой беспокойной ночью родилось письмо, написанное в спешке одним духом, в страхе, что перед ним вдруг, каким то образом может появиться Аня и с выражением глубокого недоумения, словно лазерным лучом, поразить его огненным взглядом своих прекрасных глаз.
Шустрик, привет!
Я сошел с ума. Без удержу, денно и нощно думаю, пытаюсь тебя понять и не иначе, как насквозь! Зачем, спрашивается? Сам не знаю и не ведаю. Известно ведь: всю тайну узнать - любви не бывать. Не иначе, как мною овладела нечистая сила. Ничего с собой сделать не могу. Я обречен, видимо, навечно любить и мучиться в разгадке твоей магии.
Так вот, не раскрывай ее, ни в коем случае не разглашай. Храни ее за семью печатями. Иначе наш светлый дом рухнет. А я готов прожить всю свою
жизнь у твоих ног в нестерпимых, но прекрасных муках неведения и считать себя безмерно счастливым.
Собственно говоря, зачем пишу и обнажаю свою слабость? Бога молю, чтобы это письмо пропало по дороге или опоздало. Но, нет же! Мне нужно именно сейчас и немедленно ощутить прочность нити между нами. Иначе, умереть можно. Так что пишу и надеюсь.
Целую Вас В.
После трудного дня с серьезными неурядицами, возникшими при стыковке электрокардиографа с блоком синхронизации, не хотелось сразу идти домой. Володя из естественного желания немного передохнуть остался сидеть за своим письменным столом, чтобы почитать свежий номер "Правды". Крупный заголовок на первой странице газеты возвещал о том, что распоясавшиеся израильские агрессоры, нагло вторгшиеся на территорию Египта, встретят заслуженный отпор миролюбивых народов. Было ясно, что столь смелые шаги маленького еврейского государства будут строго осуждены на фициальном уровне. Создалась тревожная и накаленная до предела атмосфера. Даже в кругу семьи порою возникали споры на эту тему.
- Приветствую и поздравляю с хорошей погодой. Как жена, детишки, теща? - прогремел на ходу голос Левчука, энергично ворвавшийся в помещение с толстой книжкой подмышкой.
- Привет, Петр, присаживайся.
Пока Володя отвечал на приветствие, тот заглянул в газету и прочитал заголовок.
- И ты, конечно же, принимаешь всю эту чушь за чистую монету?
Володя, сидя в кресле, выпрямился.
- Ну, как тебе сказать, дали им территорию, разрешили строить государство, а они...
- Что "они"? "Они", "Им". Ты то кто? А твоя жена, дети, теща. Да я бы на твоем месте ходил после этого с гордо поднятой головой и лихо закрученным к верху хвостом. Кто теперь будет говорить, что евреи, если стреляют, то только из кривого ружья из-за угла, а победу добывали в Ташкенте? Я, человек без единой капли иудейской крови в жилах, но не могу скрыть восторга. Такой рывок. Всего за шесть дней разметать кучу арабский стран и захватить Синайский полуостров, восточный Иерусалим. Это же настоящий подвиг и высочайшее военное искусство! И это притом, что государству еще и двадцати лет не исполнилось!?
- Тихо, тихо! Разошелся тут.
- Так вот, я, пожалуй, посижу. Решил пожертвовать своим временем ради благородного дела. Просветить тебя хочу. Я ведь слушаю западное радио на английском. Ты же ничего не знаешь, кроме одной единственной, так сказать, правды, услышанной от своих идейных лидеров. И не только ты, а все твои соплеменники, живущие в Союзе. Ну, хорошо, образованный ты человек вроде. А вот, что ты знаешь об этом государстве, традициях еврейских, их прошлом? Их история - это ведь история всего человечества! Ты это понимаешь или нет? И именно поэтому я, человек, не имеющей никакого отношения к иудаизму, и народу, проповедующему его, еще студентом ИНЯЗ стал проявлять интерес к Ближнему Востоку.
- Откуда ты взял, что я не знаю истории своего народа и не интересуюсь его судьбой? Его судьба, в какой то степени, может быть, и моя судьба, покривил душой Володя, чего не мог не заметить его друг, - И потом я всегда вправе не соглашаться или соглашаться с тем, что делают правители Израиля. Об этом, пожалуй, хватит. Пораскинул я мозгами и решил, как ты посоветовал, обратится в Институт проблем управления.
Слава богу, появились у тебя некоторые признаки просветления. Кстати, только что был у Мейера. Закончил очень не простой перевод для него. Ну и матерьщинщик же наш Ученый секретарь. И страшный любитель всякой парнухи. С войны, говорит, такой. Потерял обе ноги, и, валяясь в госпиталях, от обиды на свою судьбу, стал ругаться по черному и, чтобы совсем не свихнуться, старался запоминать и записывать остроумные солдатские анекдоты. Настойчиво, с научным подходом собирал, сортировал по темам на разные случаи жизни и рассказывал их, отвлекаясь от фатальных мыслей. Хочешь, для разрядки один из них, который он мне сейчас рассказал.
- Давай, так и быть.
- Матрос ранен в бою. Осколок снаряда повредил мужское достоинство. Хирургу ничего не остается, как ампутировать часть его. Просыпается матрос после операции, посмотрел на то, что осталось и горько заплакал: " Что же вы, злодеи, меня не спросили. Там же татуировка была ... Такой во всем мире не сыщете". Сестра ему в ответ: " Осталась твоя татуировка. Успокойся и выздоравливай!" А матрос продолжает убиваться: " Горе то мое, горе! Что там осталось!?" Отвечает сестра: " Ну как же, красуется там " Поля" твоя.
Смотри!". Матрос с горя печально завыл: " Дуреха ты медицинская! Какая тебе еще "Поля". Там было " Привет из Севастополя".
- Здорово! Весьма сальный анекдот и без единого слова нецензурного. От души смеялся Володя.
- Я пошел, - Петр поднялся со стула и будучи уже в дверях сказал: Чуть было не забыл. Звонил тебе доктор Семенов из 50-й больницы. Он тебя не застал и просил меня передать, чтобы ты обязательно ему позвонил в понедельник.
Он бежал по перрону рядом с прибывающим поездом, а сердце в предчувствии желанной встречи готово было выпорхнуть на волю и опередить своего хозяина. Вагоны обгоняли его один за другим. Казалось, этому конца, и края не будет. Предстоящая счастливая минута долго играла с ним, желая как можно дольше оставаться таковой. Бесконечная вереница окон с мелькающими в них лицами представлялась ему совершенно пустой, лишенной смысла и содержания. Нетерпение с каждой минутой напрягалось и переходило в тревогу с нелепыми предположениями, - вдруг не достали билетов или опоздали на поезд... Пассажиры путались под ногами и выражали недоумение при виде проносящегося мимо них человека с взъерошенной головой и жадно ищущими, округленными глазами. Проводники, словно истуканы, стояли у открытых дверей тамбура и, как бы нарочно, закрывали своими широким фигурами весь проем, дабы не видно было, кто за ними стоит. Тормоза поезда уже начали визжать, и душа замирала в страхе потерять надежду.
