«Волки» не стали сжигать тело убитого вождя, у них были другие обычаи. Не обращая внимания на римлян, руками и ножами рыли в земле могилу.

Тессарий Гай Каллист сунулся было с лопатой. Молодой круглолицый воин, совсем еще мальчик, лишь улыбнулся и покачал головой.

Старый легионер пожал плечами:

– Ну, ладно, не хотите, как хотите. Я просто хотел помочь… Эй, Манлий, что там лопочут эти варвары?

– Благодарят тебя за предложенную помощь, – охотно пояснил посыльный. – И просят не убирать далеко лопату – пригодится.

– Ну, ясно, пригодится, когда зарывать будут.

Да, лопаты и помощь римлян, конечно же, пригодились. Только – немного не так, как предполагал Гай Каллист и прочие. Вырыв глубокую могилу, варвары осторожно опустили туда тело вождя и, встав по краям, принялись дружно молиться:

– О, великий Перун-громовержец, и ты, отец Света Сварог, и сияющий Хорс, и Симаргл, и Сварожичи, примите в свою семью нашего славного вождя Радогостя. Вы хорошо знали его – он всегда приносил вам богатые требы. Желаем, чтоб славный Радогость поскорей возродился вновь… вместе с нами. Слава Перуну!

Громко выкрикнув имя главного бога племени, четверо молодых воинов выхватили засунутые за пояса ножи и одним движением пронзили собственные сердца. Трое упали в могилу, поверх вождя, лишь один, круглолицый, остался лежать на краю ямы.

– Какая глупая и жуткая смерть, – тихо проговорил Манлий.

– Глупая? – Старик Гай Каллист покачал головой. – Думаю, они так не считали.

Римляне молча переложили круглолицего в могилу, быстро насыпали холм. Постояли – каждый думал о чем-то своем – и, прихватив лопаты, двинулись к кораблям. А над лесом, над рекой и – казалось – что и над насыпанным только что курганом засияла разноцветная радуга.

Дальше корабли пошли без легата. Прихватив с собой пару десятков воинов, тот покинул караван и вновь углубился в лес. Луминий Гавстальд остался на судах, служа глазами и ушами легата.

– Осмелюсь спросить, куда мы идем, господин легат?

Юний задумчиво обернулся:

– А, Гай Каллист! Как поживаешь, старина? Поди присмотрел уже себе какую-нибудь местную вдовушку?

Старый тессарий покраснел от удовольствия – легаты, трибуны и прочие обычно помнят по имени далеко не каждого легионера.

– Слава богам, поживаю неплохо. – Каллист улыбнулся. – Надеюсь, скоро получу за выслугу и участок земли, и пенсию.

– Конечно, получишь, – заверил легат. – И освобождение от налогов на три последующих года. Будешь строиться? Один мой знакомый может по льготной цене продать кирпич.

– Нет, господин, кирпич мне не нужен, – старый тессарий прищурился, – дерево! Только дерево. Хорошая крепкая сосна… Я давно присматриваюсь к местным плотникам – у нас на пристани их уже не один десяток. Сговорюсь – сладят и дом.

Молодые воины с благоговением прислушивались к беседе. Нет, конечно, легат вовсе не представлялся небожителем или особой, по своему величию равной принцепсу, бывало, разговаривал и с простыми воинами. Но только по делу. А вот со стариком тессарием болтал просто так, за жизнь! Видно было издалека, насколько приятно это старому легионеру!

– Однако, похоже, пришли, господин легат! – внезапно воскликнул тот. – Вон – две сосны, вон – озеро, а во-он, за кустами, болото.

– Ты прав, – останавливая отряд, согласно кивнул Рысь. – Правда, я пока что-то не наблюдаю поблизости Вялиша с его весянами. Ведь они именно здесь должны дожидаться.

– Может, чуть задержались? – предположил Каллист. – У них там, за порогами, тоже была хорошая сеча. Правда, не такая кровавая, как у нас, но все-таки…

– Подождем… – подумав, приказал легат. – Не дождемся – пойдем одни, сами.

– А не заплутаем, господин легат?

– Нет. Вдоль реки – не заплутаем. Правда, и времени потратим много.

Объявили привал, и легионеры, испросив разрешения, дружно кинулись в озерко, поднимая тучи сверкающих на солнце брызг. Разноцветные облака – золотисто-желтые, серебристые, палевые, – гонимые ветром, уносились прочь, за призрачно-синеватую дымку дальнего леса. Умытое дождем небо смеялось скабрезным шуткам купающихся легионеров, только что лицом к лицу видевших смерть.

– А вот, кажется, и весяне, – так и не отходивший от легата тессарий кивнул на кусты, за которыми маячили насквозь мокрые, скользкие от налипшей тины фигуры, в одной из которых Рысь, присмотревшись, узнал весянского охотника Вялиша, с недавних пор служившего Риму. Кто там шагал еще, Юний больше не всматривался – ждал, когда подойдут.

– Да будут с тобой боги реки, Рысь, сын Доброя, – подойдя, почтительно приветствовал Вялиш. – Говорят, знатная сегодня выдалась сеча?

– Да, – рассеянно отозвался легат. – Знатная… Ты чего такой грязный? Ловил по болотом уток?

– Ловил, – усмехнулся весянин. – И смотри, кого выловил!

Юний перевел взгляд:

– Светозар! Ну, не стесняйся, подойди ближе. Дай, обниму тебя! Ты здорово выручил нас, парень!

С ног до головы заляпанный зеленой болотной жижей, отрок несмело подошел к легату и поклонился. Юний, конечно, сразу передумал обниматься с этаким грязнулей, так, похлопал слегка по плечу и быстренько вытер испачканную в тине ладонь о плащ:

– Молодец, молодец, герой! Как тебя угораздило забиться в болото?

– Немного сбился с пути, – сконфуженно отозвался отрок. – Попал в трясину, там бы и сгинул, если б не Вялиш-весянин да не сестрица моя, Невда.

– Какая-какая сестрица? – не понял Рысь.

– Берегиня.

– Что ж… Рад, что ты жив! Ну, иди смой с себя грязь – и с нами.

– А вы куда, на юг?

– Да нет, парень. Как раз – обратно, в родное твое селенье, Купаву.

Охотник Вялиш знал здесь все тропы, так что к концу следующего дня все римское воинство во главе с легатом остановилось в виду сжатых купавских полей. Ветер приносил запах жнивья и прелого копненого сена. Еще пахло сладкими ягодами, коровьим навозом и свежим, только что выпеченным хлебом. Зарко втянул в себя воздух и украдкой смахнул со щеки слезу.

Юний, стоя на вершине холма, прислонился к березе. Открывающаяся его глазам картина была такой мирной, что невольно хотелось спать. Сжатые поля, желтые стога сена, лениво пасущиеся на склонах холмов стада. Пастораль.

Легат довольно кивнул:

– Кажется, мы не опоздали.

– Взгляни на дальний холм, господин легат! – подбежав, встревоженно доложил какой-то молодой воин.

Рысь повернул голову. Из-за дальнего холма, вернее, из покрытого синей дымкой леса вытянулась сверкающая на солнце змея – воины.

– Центурии две, – на глаз определил Юний. – А больше и не надо. Вполне достаточно, чтобы нагнать страха. Вообще, странно, они что же, решили напасть днем? Совсем потеряли совесть?

– Это наши? – шепотом поинтересовался один из центурионов, сухощавый Квинт Флаксий.

– Наши, – тихо отозвался легат. – Только не совсем.

– Заговорщики?!

– Думаю, скоро узнаем.

Столь загадочный ответ явно не удовлетворил центуриона, и легат, подробно объяснив ситуацию, велел тут же послать небольшой отряд наперерез «змее».

– Будет исполнено, господин легат! Велишь вступить в бой?

– Нет. Никакого боя. Просто посмотрите за ними, не обнаруживая себя. Я полагаю, они все же подождут ночи во-он в той рощице.

– А, там, где рябины?

Рысь кивнул. Из рябиновых ягод получается недурное вино, особенно если не жалеть времени…

Отойдя за холм, воины легата тоже дожидались ночи. Было запрещено жечь костры, петь песни, купаться и вообще шуметь, дабы каким-нибудь образом не привлечь к себе внимание обеих сторон – купавских и тех, кто таился в рябиновой рощице.

Стояла середина августа, ночи уже были темные, и Рысь приказал воинам выступать, едва только начинало смеркаться. Пробирались незаметно – ложбинами, оврагами, перелесками, кроме Вялиша, здешние места прекрасно знал Зарко.

Пока шли – стемнело. Впереди черным горбом замаячил холм, за ним – рощица.