Андрей как-то сразу прилепился к ней. Все время они проводили втроем. Он, Катя и Елена Сергеевна. Первую неделю они жили в вагоне, куда сразу пошли, хотя другие люди долго отказывались расселяться. Словно не веря в произошедшее, народ оставался на платформе, будто ожидая, когда закончится эта чья-то глупая шутка или учения и их, открыв гермозатвор, выпустят наверх.

Андрею все время хотелось что-нибудь сделать для Кати. То он бегал менять несколько мерок гречки из сделанной Еленой Сергеевной под сиденьем вагона заначки на патроны-горелки, то таскал воду от скважины, то сколачивал нары уже в ТДК. В общем, «попал» парень. Только вот досада – она-то относилась к нему как к одному из своих учеников. Даром что учительница. И все Костя да Костя. Костя появится и то-то скажет. Костя вот это и это так-то сделает. В общем, говорит, придет муж, раз обещал, и точка.

Андрей как-то для себя отодвинул будущего конкурента в сторону и успокоился на этот счет. А теперь еще вот Топоров появился. И главное, Катя чего-то общается с ним, смеется. Не чувствует, что ли? Андрей пнул попавшуюся под горячую ногу крысу так, что та, пискнув, улетела вперед метров на двадцать, и, поправив съезжающий с плеча автомат, прибавил шагу.

Сработавшая противотанковая мина лишь подняла ножи-тралы ИМР, погасившие собой взрывную волну, а вот радиоуправляемый фугас, заложенный на обочине, взорвавшись, заставил буквально подпрыгнуть бронемашину. Тут же сработало еще два фугаса сзади, тряхнув бээмпэшку. Пулеметный, гранатометный комплексы и ПТУР БМПТ, независимо друг от друга, тотчас стали работать по многочисленным, засеченным благодаря тепловизору целям. Справа группа целей-точек, до взвода пехоты, сразу превратилась в начиненный свинцом фарш. Спаренные 12,7-миллиметровые пулеметы не оставили им шансов. Слева осколочные гранаты «АГСов» тоже посекли все живое, не пощадив и молодой ельник.

– Под «серебрянкой»[23] отлеживались, суки, – Сотников, чуть высунувшись из люка, опасливо оглядывался по сторонам.

Убитых и раненых у них не было, если не считать двоих оглушенных из экипажа ИМР, а вот сама инженерная машина разграждения была повреждена.

– Твою мать! – Волохов с силой швырнул окурок о землю. – Ну и народ. Как работать – никто ничего не умеет и не хочет, одни гастарбайтеры на иностранной технике пашут, как воевать – тут все мастера. Работники ножа и топора, бляха-муха. И главное, на какой-то сраной опушке какого-то гребаного леса. – Он вскочил на броню: – По машина-а-ам.

Таким образом, из пяти вышедших единиц бронетехники через три недели к Исмаилову подходило только две, да и двигались они черепашьим темпом.

Волохов покосился на Брунькова. Не дергается – значит, либо Подомацкий заложился на дорогу с приличным запасом, либо их миссия не так уж важна… А что если в Москву была послана не только его группа? Волохов закурил.

– Константин, – Бруньков поморщился.

– Извини, – майор, открыв люк, вылез наружу.

Низкое мрачное небо едва ли не придавило верхушки испуганных елей. Холодный промозглый ветер трепал на пригорке уже пожелтевшую траву. На юге дрожало марево лесных пожаров. Ощутимо пахло гарью.

Остатки колонны спускались в тонущий в сумерках лог, и туман, собирающийся сшить из разрозненных клочьев свой ежевечерний саван, как шакал, по пятам преследовал экспедицию.

Эта местность была хорошо знакома майору по прошлогодним учениям, и Волохов прокладывал маршрут с таким расчетом, чтобы на их пути было как можно меньше населенных пунктов, а главное, мостов. Иногда приходилось делать приличный крюк, но береженого бог бережет.

Впереди на много километров протянулась довольно узкая лесная дорога, а значит, пора было подыскать место для ночевки. Причем устроиться было желательно на открытой местности. Кто его знает, быть может, ночью лесные пожары дойдут и сюда.

На этот раз они выбрали для ночевки заброшенную ферму. Причем покинули ее не так давно. По всему было видно, что ферма-то была действующей. Вокруг коровника тут и там валялись останки животных. Те, что еще хоть как-то сохранились, были покрыты язвами, и вообще было такое впечатление, что скотину облили чем-то, разъедающим органику. Странные были эти останки, одним словом. Из-за смрада в любой из коровников невозможно было войти. Если бы не ветер, пришлось бы им вообще искать другое место. А так у стоящего в дальнем углу огороженной территории фермы здания дирекции запаха не чувствовалось вообще. Там и разместились.

– Кислотный дождь, – Самарин ковырнул носком берца изъеденную черными оспинами крышку развалившегося колодца. – А я думал, удастся воды набрать.

– За водой съездим завтра утром в деревню, – Волохов взял из рук выходящего из здания дирекции бойца дозиметр, – а пока обойдемся своими запасами. Хорошо, что хоть радиации нет.

Технику поставили под стенами дирекции рядом с крыльцом, чтобы, в случае чего, не вступая в бой, быстро покинуть ферму.

Часть бойцов потрошила хозяйственные здания на предмет дров, часть чистила оружие. Механики, как обычно, принялись возиться со своими железными конями. Скучал только часовой на силосной башне.

Улетающие ввысь искорки костра, казалось, протыкали брюхо медленно ползущей темно-серой туче. Если с неба опять польется какая-нибудь дрянь, они останутся сегодня без ужина.

Но нет, обошлось.

Ерохин, дожевав горбушку, понес котелок наверх, на «фишку» к Файзиеву, а потом, разлив по кружкам страждущих чаек, отправился кормить начальство.

Волохов и Бруньков в это время о чем-то спорили, склонившись над картой, расстеленной на столе в директорском кабинете.

– Разрешите, товарищ майор?

– Заходи, Ерохин. Что там у нас сегодня? – Волохов отошел от стола, потирая руки. – Супчик из тушенки?

– Так точно, товарищ майор. Он самый.

– Знатно! И чаек еще остался? Вообще отлично!

– Я вот чего спросить хотел, товарищ майор…

– Спрашивай, боец, не стесняйся. Только от окна отойди. Наши с тобой физиономии издалека в поле видно.

Сержант отошел к шкафу, набитому под завязку толстыми папками с покрытыми пылью зелеными корешками, сел на стул с отломанной спинкой.

– Вот выполним мы, товарищ майор, наше задание, а дальше что? – Он вопросительно посмотрел на Брунькова. Ерохину почему-то казалось, что человек из ближайшего окружения Подомацкого сейчас начнет протестовать, и разговор закончится, так и не начавшись. Но тот промолчал.

– Что дальше, спрашиваешь? А сам-то как думаешь?

– Я это… я думаю, товарищ майор… не знаю.

– Понял, о чем ты. Я слышал ваш разговор там, у костра… – Волохов закурил. – Понимаешь, каждый из нас сейчас думает о своих. Где они? Что с ними? Вон, у Брунькова дочка так вообще в свадебное путешествие в Сочи укатила… М-да… – Майор замолчал.

В комнате стало настолько тихо, что даже сидевший в другом углу Ерохин слышал, как трещит тлеющий табак в сигарете у майора. Волохов подошел к стене, на которой висели ходики, и толкнул маятник. Тот покачался немного и опять затих.

– Одно могу сказать, в ближайшем будущем никаких увольнительных не будет. Чего говорить, не все войсковые части сейчас… хм… в порядке. Помнишь, как нас недавно встретили мотострелки? А как ты думаешь, много будет у каждого из нас шансов добраться до дома, да и вообще выжить в одиночку? Вот так-то. Как будет дальше? Нет у меня на сегодня ответа для тебя, солдат! Иди ложись спать, этой ночью заступать на «фишку» придется всем.

– А что, если… – начал Бруньков, когда дверь за Ерохиным закрылась.

– Все будет нормально, – прервал его Волохов.

– Но ведь они знают, что ты-то к жене в Москву едешь.

– А ты уверен, что от Москвы вообще что-то осталось? – У майора в руках задрожала сигарета. – Чем мы ближе, тем у меня сильнее поджилки трясутся.