Да уж! Видок у меня, наверное, – детей можно пугать без грима. Скворцов оглядел свой помятый, пыльный пиджак, рубашку почти без пуговиц. От ключицы к кадыку – багровая царапина. Из-под порванного рукава выглядывает грязный бинт. Маньяк с безумным взглядом, да и только. Засунув поглубже автомат и запахнув пиджак, он шагнул в подошедший поезд. «Не прислоняться» – прислонился. Вокруг постепенно образовалось свободное пространство. Косились. Вошедшие на «Аэропорте» сразу проходили в центр вагона.

– Станция «Белорусская». Уважаемые пассажиры, при выходе из вагона просьба не забывать…

«Так. Теперь куда?» Решение созрело мгновенно. На Делегатскую, одиннадцать, к Мишке, бывшему однокурснику. Сейчас восемь вечера, и он должен быть дома. Значит, к нему, а там посмотрим.

Поднявшись на эскалаторе на «Новослободской», Скворцов заметил четверых ментов. Ближний из них буравил взглядом поток пассажиров. Академик поспешил смешаться с толпой, двигаясь так, чтобы между ним и милицией находился высокий, широкоплечий, стриженный наголо субъект в кожаной куртке.

– Эй, ты, ну-ка иди сюда, – из-под козырька фуражки на него смотрели водянистые, ничего не выражающие глаза.

Скворцов моментально вспотел. Ноги отказывались слушаться. Сделать первый шаг в сторону бесцеремонного сержанта было равносильно самоубийству. Академик почувствовал себя Христом, идущим на Голгофу. Владимир Евгеньевич набрал в легкие воздуха и шагнул, но его опередил затянутый в кожу лысый верзила.

– А че такое, начальник?

– Гражданин, ваши документы. – Молоденький лейтенант был подчеркнуто вежлив, в отличие от своего подчиненного.

– Вот, – скинхэд вытащил из кармана видавший виды паспорт.

Видя, что на него не обращают внимания, Скворцов бочком-бочком выскользнул из метро, едва не получив по лбу массивной входной дверью. Обошлось.

Пройдя по Краснопролетарской улице и Второму Щемиловскому переулку и дальше сквозь «Детский парк», он остановился у подъезда нужного дома. По домофону никто не отвечал.

– Нельзя. Фу. – Из дверей выскочила симпатичная блондинка и, увлекаемая ретривером, скрылась за углом. Скворцов вошел. Вызвал лифт.

– Развели тут собак. Ворюги. Загадили все вокруг, – за ним в лифт вошла старушка. – Вы к кому?

– К Пановым, – назвав первую пришедшую на ум фамилию, он заслонил от правдоискательницы панель и нажал металлическую кнопку с цифрой «9». – А вам какой?

– Второй.

Скворцов, пожав плечами, нажал на «2».

Потрезвонив в дверь сорок седьмой квартиры добрых три минуты, он уже хотел уходить, раздумывая, что делать дальше, когда заметил щель между дверью и косяком. Обшитая тканью металлическая дверь была прикрыта неплотно. Чуя недоброе, Скворцов после минутной паузы толкнул ее плечом. Хотя, наверное, зря такая конспирация. Засветился по полной программе. Как минимум двое жильцов его видели.

В коридоре пусто.

– Миша, Настя.

Тишина. В комнатах и на кухне тоже никого. Нет ни следов борьбы, ни крови. Упал в кресло. После всего пережитого на него накатила усталость, и Скворцов провалился в сон.

Катя снова проверила список вещей, уже собранных в сумки.

– Ничего не забыла? – В комнату вошла ее мама. – Давай я тебя проверю. Ты всегда что-нибудь забываешь.

– Да все уже десять раз проверила, мама, – Катя недовольно протянула список.

– А чайник что не берем? А хлебопечку? А эту…компьютер твой?

– Мам, Костя сказал «налегке, самое необходимое». Остальное там есть.

– Ага, есть. А хлеб опять этот серый, казенный есть? Я печку уже и упаковала. И мясорубку французскую.

– Ма-а-а-ма! – Катя, выхватив листок со списком, швырнула его на тумбочку. – Все нужное: свое и Костино, я с компа на флешку перенесла, а печка, кто ее потащит?

– Я.

– А сумки?

– Ну ладно. Все вроде уже собрано. Завтра еще раз подумаем: чего брать, чего не брать. Утро вечера мудренее. – Елена Сергеевна ушла к себе.

Катя задумалась. Все ли она сделала? В школе расчет взяла. Денег немного со счета сняла. Кошек пристроила. Их потом заберем. За квартиру заплатила за три месяца вперед. Так. Квартира, зверье, машина, дача. Ах да, ключи от дачи.

Катя запихнула связку ключей с брелоком – плюшевой коровой в карман сумки-баула. Она немного волновалась, так как не понимала происходящего. В Москве они с Костей жили уже шесть лет, после того как его перевели из Питера. Командировки были нечастыми и недолгими. А тут полгода назад он уехал куда-то на Урал и, главное, не сказал куда. Последний раз, когда у Кости была такая долгая командировка, он вернулся со страшным шрамом на предплечье. В этот раз через две недели звонит и говорит, что его переводят на этот Урал, но к нему пока ехать нельзя. Теперь звонит и говорит, приезжай к нему. Да еще с любимой тещей. Но быстро и налегке.

Все было плохо: объект не уничтожен, рукав пиджака, несмотря на то что он перетянул плечо разорванной рубашкой, все больше набухал от крови. Да еще отцовскую «бэху» запалил. Автомат с пальцами… в общем кошмар. Его должны подобрать в лесопарке «Покровское-Глебово». Так ему сказали, когда он позвонил, сообщив о провале. Темнело. Дивовский старался идти по безлюдным улочкам и переулкам. Подолгу затаившись в кустах, в подворотне или за киоском, он с опаской, постоянно оглядываясь, пересекал широкие улицы и перекрестки.

– Факинг шит. – Дивовский задел за ветку раненым плечом. Он уже на окраине парка.

Согласившись убрать академика, он не испытывал особого страха. Ему показали, как управляться со «слепнем». Это оказалось очень просто. Провели две тренировки в Подмосковье. На территории старого, заброшенного завода под Воскресенском Дивовский с удовольствием расстрелял пару брошенных «двадцать пятых» «ВАЗов». Потом пострелял из ПП-110/113[3] по банкам и наклеенным на стену бумажным мишеням. Он чувствовал себя американским спецназовцем. Дивовского заверили, что сразу после акции вывезут в Штаты, где он будет работать по своей специальности – главой финансового подразделения крупной строительной компании. К тому же, уверяли его, он будет действовать по давно отработанной схеме, до него это делали многие, и вообще в Москве в ближайшее время будет не до убийства академиков.

Не то чтобы он мечтал убить именно академика Скворцова, но он ненавидел, как он называл их, этих «педриотов», с их солдафонскими рожами. Скворцова же он вообще представлял таким скрюченным маньяком-профессором с прической, как у Эйнштейна, с безумными глазами, ковыряющимся с колбочками и сосудами и выращивающим мутантов и «педриотических» солдат-клонов. Палец так и тянулся к воображаемому курку. Ну ничего, скоро всей этой «кровавой ГЭБне» хана.

В сгущающихся сумерках Дивовский, наконец, отыскал вторую от фигуры каменного тролля скамейку и, усевшись на нее, бережно, как младенца, пристроил правую руку на коленях. Когда уже совсем стемнело, еле шурша гаревым покрытием дорожки, медленно подкатил большой черный внедорожник. Тонированные стекла на передней и задней дверцах опустились одновременно.

– Олег? Дивовский? – Обладатель знакомого голоса посветил фонариком.

– Да, – Дивовский подался вперед. Несколько едва слышных хлопков, и «Мерседес» поплыл по аллее, оставляя позади несостоявшегося нью-йоркского топ-менеджера, пришитого к скамейке стежками калибра 5,45.

Его разбудил противный писк будильника, стоявшего рядом на тумбочке. Вытянув затекшие ноги, Скворцов отключил «гада». На экранчике светились зеленые 6.00. Ниже помельче 04.09.2026.

Ничего себе, он проспал больше суток! Значительно больше. Хозяев не было. Академика с новой силой захлестнули переживания позавчерашнего дня: «…подрывы, убийства, похищения…», «…сбит беспилотный летательный аппарат…», «…садануть по любому объекту…». Только теперь в его не замутненной обезболивающим голове стала складываться мозаика событий последних месяцев. Пропавшая на Памире московская группа альпинистов, в которой были трое сотрудников его отдела. Сгоревший в «Тойоте», найденной на Егорьевском шоссе под Гжелью, начальник его лаборатории. Причем на второй день следствия у местного РОВД это дело перехватили фээсбэшники. Погребенные вместе со своими семьями под плитами взорвавшегося, якобы от газа, дома еще семеро его сотрудников. Паранойя? Раньше – может быть, да. Теперь – нет.