В мозгу Шэдоу прозвучал смех. Смеялись соколы. Смех был дикий и холодный. Она разобрала слова: «Невежество! Да ведь это только неизбранные собираются в стаи, как скворцы».

Кто это говорил, она не поняла. Возможно, это не имело значения. Они смотрели на нее, не мигая. Их было столько, сколько пальцев на обеих руках, сосчитала она, да еще один.

«Не избранные, — продолжал беззвучный голос, — нами. Те, что похуже, находят себе товарищей среди бескрылых мужчин, — в словах их не было издевки, простая констатация факта. Самка избирала себе самца. Самец, не избранный самкой, выбирал себе человека».

Шэдоу почти рассмеялась. Какая ирония. Интересно, знали ли об этом братья? А если знали, то, значит, волей-неволей жили с этим: признавали, что по значению они ниже женщины, даже если эта женщина — самка сокола.

— И прежде чем самцы изберут, — сказала она, стараясь вникнуть в услышанное, — вы изучаете человека, которого надо избрать.

Опять смех. В ледяном этом смехе на этот раз проскакивали горячие искры нетерпения. «На это хватит ума и невылупившемуся соколу». Одна из птиц расправила крылья. Она сидела на самой вершине. Шэдоу встретилась с ней глазами. Птица мысленно обратилась к ней, по всей видимости, не желая тратить время на вежливое предисловие: «Эй, ты, новичок. Ты не похож на остальных. Подойди-ка поближе и дай нам разглядеть себя».

Шэдоу стало холодно, но вовсе не от ветра. Ни одному соколу не требовалось еще приближаться к предмету, чтобы лучше его разглядеть. Но она тем не менее послушно шагнула вперед. Страха она пока не чувствовала, только любопытство. Однако и приятного было мало. Соколы убивали не со зла, просто такова была их природа.

Сверкающие и твердые, как драгоценные камни, глаза уставились на нее. Шэдоу чувствовала, что они разговаривают друг с другом. Они опустились до самого дна ее души, и сделали это уже давно, прежде чем она успела заметить. Испытание закончилось, и началось обсуждение. Приговор был заранее известен. Ни один сокол не подлетел к ее руке и не подлетит.

Она обнаружила, что молит о смерти. Пусть лучше смерть. Смерть менее жестокое наказание, чем жизнь. Вернуться назад, к женщинам, искалеченной или ослепленной, стать такой же рабыней, как они? Соколы отберут ее дар. У них была Сила. Она билась в их теле сильнее, чем Сила самого Гнезда.

Наступила мертвая тишина. Даже ветер стих. Шэдоу стояла прямо, закрыв свой мозг на все замки. Если и потерпит поражение, то по-своему, не уронив себя.

«Женщина, — сказала птица, свободно пройдя через все се засовы, рассыпав собранную ею защиту, — мужчины боятся таких, как ты. Они боятся Силы, что летает неоперенной».

— Но ведь она умерла! — в отчаянии воскликнула Шэдоу. — Она прошла.

«Твоя не прошла,» — королева широко раскинула крылья, а потом тщательно сложила их. Слегка склонила голову набок. «Мы знали, как только ты пришла. Твоя магия тогда была еще маленькой. С тех пор она очень выросла».

— Тогда, — сказала Шэдоу с легкой горечью, — к чему тогда было все затевать. Вы уже давно могли вонзить в меня когти.

Тут заговорила другая птица. Она была моложе и меньше всех, но очень горда: «Разумеется, могли! И самцы нас к этому побуждали. Они думают, как мужчины и боятся, как мужчины».

— Вы позволили мне жить. Так делает кошка. Вы хотели посмотреть, как я буду бегать.

Соколы возмущенно закричали. Двое даже взлетели со своих насестов. Королева моргнула нижним веком. Молодая птица сказала: « Когда мы охотимся, то убиваем».

Птицы уселись одна за другой. Шэдоу перевела дыхание. Она глотнула воздух и сказала:

— Чего вы хотите от меня? Почему вы так долго меня не убиваете?

«А заслуживаешь ли ты смерти?» — поинтересовалась королева.

— Братья наверняка сказали бы, что я ее заслужила.

«Мы не принадлежим братьям».

Молодая птица взмыла вверх и со свистом рассекла воздух. Шэдоу окаменела, но храбро встретила ее взгляд. Соколица протянула к ней когти. Рука Шэдоу поднялась сама по себе.

Когти сжали ей руку. Белые крылья сложились. Птица тщательно огладила перья.

«Меня зовут, — сказала она, — Северный Ветер». Имя это ей подходило. В мозгу Шэдоу раздавался ее чистый и холодный голос с чуть заметным сладким оттенком. Такое же впечатление производила она сама. Ветер из заснеженных полян, с легчайшим «амеком на приближение весны.

Шэдоу с трудом глотнула: в горле пересохло. Птица на руке весила не так уж мало, да и когти кололи даже через перчатку. Но в мозгу прикосновение когтей казалось еще сильнее. Она ощущала в себе присутствие чего-то нового — Силу. Это одновременно было и странно, и не странно. Словно до сих пор в ее сердце была пустота, о которой она и не подозревала, а теперь она заполнилась. Она и не знала, что была до этого момента неполной. Теперь она стала полной.

Однако нельзя было назвать это избранием. Самки соколов не выбирали. Они были выше этого.

Северный Ветер согнула когти, твердые, как сталь, и громко заговорила на соколином языке.

«Назови себя, ученица».

Это было избрание. Невероятно, невозможно, но это было.

Птицы стали терять терпение. Шэдоу почувствовала, что они начинают презирать ее. Даже самый последний из мужчин вел себя в этой ситуации достойнее.

У самого последнего из мужчин была хоть какая-то надежда на избрание. Шэдоу взяла себя в руки.

— Джованна, — сказала она хрипло, а потом еще раз, уже ясно: — Меня зовут Джованна.

«Джованна». Соколы повторили это хором. Когда все голоса затихли, голос королевы продолжил: «Джованна — наша сестра. Наша гордая птица выбрала тебя. Она выберет не всякого. Но тебе нужно заплатить цену».

Так избрание обычно не проходило. Шэдоу, настоящее имя которой было Джованна, это, по меньшей мере, знала. Связь должна быть свободной, ведь это встреча двух умов, двух жизней. Она открыла рот, чтобы сказать об этом.

Королева опередила ее: «Это твоя собственная цена, назначенная тобой. Ты избрана, и по праву. Но ты пришла во лжи. За это должна заплатить».

Джованна сжала зубы. В словах королевы была правда… правда Сокола, стремительная, безжалостная и неизбежная.

— Как только меня изберут, я тут же прекращу обман. Я готова к этому, готова к любому исходу.

«Нет, — сказала королева. — Ты этого не сделаешь. Вот какую цену ты должна заплатить. Тебе придется жить во лжи до тех пор, пока другой тебя не освободит».

Джованна постаралась скрыть нахлынувшую на нее сумасшедшую радость. Значит, ей не придется разоблачать себя перед всеми, к чему она заранее готовилась. Значит, на нее не обрушатся ненависть, горькое отторжение, а потом и смерть — от руки ли, от клинка, а может, от клюва. Значит, теперь ей не нужно… и все же… Она не должна проиграть. Северный Ветер не допустит этого. Она была не в силах пошевельнуться. Продолжать. Жить во лжи. Поклясться в зале на мече. Быть мужчиной среди мужчин. Заслоняться от них своей магией, когда она стала сейчас более чем женщиной… До тех пор, пока другой не освободит ее. Другой мужчина? Другая женщина? Еще одна ложь?

Она произнесла клятву воина. Соколы даже не моргнули. Похоже, им было весело.

— Да ведь я собиралась здесь все закончить! — взъярилась Джованна. — Я готовилась умереть!

«Ничего подобного, — с полным спокойствием молвила Северный Ветер. — Ты должна принадлежать мне. Еще в яйце я выбрала тебя».

— Но только самцы…

«Самка делает так, как ей захочется, — Северный Ветер вспрыгнула на плечо к Джованне и ущипнула за ухо, не слишком-то нежно. — Они избраны, твои товарищи. Они тебя ждут. Разве тебе хочется, чтобы они посчитали тебя проигравшей?»

Джованна гордо вскинула голову. Она заставила колени не дрожать и привела в порядок свои порядком потрепанные мозги. Если она выбирала, как только что выбрали ее соколихи, то она должна быть Джованом. Братом братьев соколов. Выбранным королевой. Как у них, должно быть, раскроются глаза, только от одного этого.

— По меньшей мере, — заметила Джованна, обращаясь к Северному Ветру, как, впрочем, и к остальным соколицам, — погибну я не от скуки.