Она легко и ловко перешагивала с одного камня на другой; дважды ей пришлось перепрыгивать через промежутки между камнями. Коричневая вода внизу казалась маслянистой, словно это не вода, а сок каких-то вредных растений. Я внимательно смотрел, как переходит девушка, прежде чем переходить самому. Ни на поверхности воды, ни под ней никакого движения. Но между камней вполне может скрываться такое чудовище, как то, что напало на наш фургон. Поэтому я стоял со станнером в руке, настороженно ожидая малейшего движения, пока Илло не оказалась на другой стороне. Как целительница, она не носила никакого оружия – отказалась взять второй станнер, и на поясе у нее только нож с длинным лезвием – рабочий инструмент целительницы и путника. Но он бесполезен против бронированного чешуйчатого чудовища.

Перейдя реку, она повернулась, и я сразу ступил на первый камень: не хотел, чтобы она подумала, будто я оставляю ее одну. Некоторые камни оказались неустойчивыми, и я пожалел, что не прихватил веревку. Она осталась среди поклажи. Нам нужно было связаться этой веревкой: если один упадет в воду, второй сможет вытащить.

Как чаще всего бывает после дурных предчувствий, мы без всяких затруднений прошли в Рощу Вура. Мост переходил непосредственно в то, что когда-то было главной улицей города, и здесь незнакомой растительности было мало. Мы ножами прорубили тропу, обнаружив, что стена растительности неширокая, а за ней – открытое пространство.

– Цветы! – Я показал туда, где они росли в садах, которые когда-то отделяли один дом от другого.

Как и в Мунго, яркие цветки казались языками пламени вечного, но невидимого огня. Но… они оставались неподвижными. Не двигались, пока мы не пошли дальше. Я схватил Илло за руку и задержал.

– Посмотри на них!

Они уже не неподвижны. Напротив, раскачивались, кланялись, поворачивали лепестки в разные стороны. У меня появилось неприятное ощущение, что они живы – жизнью, которую я не могу понять, что они пытаются вырвать корни из земли и наброситься на нас.

– Они чувствуют нас… – Девушка говорила негромко и не пыталась вырвать руку. – Это правда: они чувствуют наше присутствие.

Но на открытом пространстве главной дороги не было ни одного цветка. Конечно, думать о том, что они могут на нас напасть – это детский страх. Растение на такое не способно – я по крайней мере не могу в это поверить.

– Но кто они? – продолжала девушка. – Часовые, стражники?..

Она сделал движение, как будто собиралась уйти с середины дороги, подойти поближе к этим ярким извивающимся цветам. Я удержал ее.

– Не знаю, кто они – но чувствую, что лучше держаться от них подальше.

– Наверно, ты прав, – согласилась она.

И снова, приближаясь к центру города, мы видели, что здесь разрушений меньше. Дома целы, но на их серых стенах зеленые пятна растительности, как будто их осквернила какая-то плесень или грибок. Ибо эта растительность злая. Я был в этом так же уверен, как в самом себе. Гнилая, хотя гниль не видна глазу. Как будто питается разложением.

Неожиданно Илло остановилась, повернулась и посмотрела на дом справа. Он ничем не отличался от тех, что мы миновали, – те же самые стены в пятнах, те же кивающие, извивающиеся цветы.

– В чем дело?

– Это… не… – Она прижала ладонь ко лбу. – На мгновение, всего лишь на мгновение я подумала… Но не смогла удержать мысль. Нет, не могу вспомнить. – Голос ее звучал высоко, и в нем слышалось отчаяние.

Вероятно, следовало предложить войти в дом и осмотреть его. Может, это был ее дом… Но я не мог заставить себя или позволить ей пересечь участок, где росли цветы, чтобы добраться до дверного проема.

Мы пошли дальше. Шли медленно, и я уверен, что она, как и я, прислушивалась, держа в напряжении чувства…

Как и в Мунго Тауне, дорога привела нас к центру, где располагался зал собраний. В отличие от того небольшого поселка, здесь по одну сторону от ратуши располагался ряд киосков. Я видел груды глиняной посуды, тюки сгнивших тканей – различные товары, теперь полуразложившиеся, но ясно показывавшие, что, когда разразилась катастрофа, был базарный день, может, даже ярмарка, на которую собрались продавцы с нижнего течения реки.

Усыпанная гравием площадь перед залом пуста – ряда скелетов нет. Я облегченно вздохнул. Возможно, судя по тому, что отец никогда не рассказывал о подобных находках, да и здесь нет следов смерти, Мунго оказался исключением и по общему состоянию не похож на другие покинутые поселения.

Илло, которая шла слева от меня, целеустремленно направилась к залу.

– Хранилище записей, – объяснила она, когда я заторопился следом за ней.

Впервые я понял, что в своем посещении Мунго допустил большой промах. Конечно, ведь в каждом таком зале есть небольшой архив. Почему я об этом не вспомнил? Наверно, вид скелетов заставил забыть обо всем остальном. Тогда передо мной была задача, заставившая пойти в мертвый поселок, – нужно было выполнить данное отцу обещание. Мною владела навязчивая мысль – оставить тело отца рядом с телами его друзей и родственников.

Зал похож на другие, которые я видел, только здесь было больше украшений, как подобает общественному помещению в поселке, который стремится стать большим городом. Я увидел на стенах символы четырех планет – вероятно, тех, с которых прилетели первые поселенцы Рощи. Была табличка, которая сразу бросалась в глаза: абсолютно черная, и на ней серебристыми буквами надпись:

«В память Хорриса Вура, открывателя миров.

Да упокоится он с миром в этом последнем своем открытии.

Бродишь ли ты по земле, летаешь ли на звездных крыльях – в конце тебя ждет мир».

– В конце тебя ждет мир, – вслух произнес я, и мои слова сопровождал не смех и не плач, а возглас вызова тому, что здесь произошло.

Илло подошла к табличке и пальцем провела по блестящим линиям букв.

– Он хотел благополучной жизни людям – а что они нашли здесь? – Она вздрогнула.

– Смерть, – мрачно заключил я. – Но он умер до того, как пришла судьба.

– Надеюсь, – ответила она. – Надеюсь, он умер, веря, что дал дом бездомным. Посмотри на эти символы, – она указала на инкрустацию на краю таблички. – Ты знаешь эти планеты, должен был слышать о них. Хотел бы ты жить на одной из них?

– Нет! – Непосредственно я их не знал. Я вообще никогда не был на перенаселенных, мрачных, лишенных надежды планетах, где размножение контролируется, или которые живут под властью диктатора, или где потребность в самом необходимом так велика, что каждый день превращается в бесконечный рабский труд. Да, жителям таких планет Вур мог показаться настоящим раем. Но каким адом на самом деле он оказался?

– Хотела бы я … – негромко сказала Илло. И хоть не закончила, думаю, я знал, о чем она говорит. С какой из этих планет прилетели ее предки? Была ли у нее семья? Была ли она большая? Были ли братья и сестры?

По крайней мере когда меня нашли, знали, кто я; и у меня был отец. А у Илло никого не было, и, по ее собственным рассказам, она оказалась во власти тех, кто пытался стимулировать ее детский мозг, даже причинить ему шок, чтобы заставить отвечать на вопросы. Она пережила это и стала такой, какая есть, и это, возможно, такое же большое достижение, как открытие Хоррисом Вуром новой планеты для бездомных и угнетенных.

– Архивы, – решительно напомнила она, отворачиваясь от таблички.

Как и во всех зданиях, которые я видел снаружи, в помещении архива тоже не было двери. Я внимательно осмотрел стену. Несколько отверстий, в которых, вероятно, когда-то помещались петли. Двери и окна исчезли, но в остальном дома оставались нетронутыми и внешне находились в хорошем состоянии. В киосках сохранились даже остатки товаров. Почему же тогда исчезли двери и окна?..

Илло стояла посредине небольшого бокового помещения. На стенах стеллажи для лент; здесь можно разместить много лент. И не только архив поселка, но и учебные ленты. Во всяком случае они должны быть здесь. Но все стеллажи пусты. И причину понять нетрудно.