Бросив опустевшие контейнеры в устройство для отходов, я понял, что не меньше еды нуждаюсь во сне. Но Иити как будто со мной не соглашался – во всяком случае по отношению к себе.

– Камень! – приказал он.

Мне не нужно было спрашивать, какой камень. Рука уже легла на кармашек на поясе.

– Зачем?

– Ты думаешь, я отправлюсь на разведку в теле фвата?

На разведку? Но как? Я уже проверил дверь каюты, она закрыта. И я не сомневался в том, что снаружи охрана, а может, за нами и подсматривают каким-то образом…

– Не здесь, – заверил меня Иити. – А что касается как… через это. – Он показал на узкий проход в потолке. Если убрать перекрывающую его решетку, получается очень узкий выход.

Я сел на койке и посмотрел вначале на человека-тварь, нынешнего Иити, потом на потолок. Впервые испытав такое изменение, я решил, что это исключительно иллюзия, хотя не только зрительная, но и осязательная. Однако теперь объем Иити действительно изменился, так что стал во много раз больше объема моего спутника в обычном виде. Как же это проделать? И (во мне проснулся страх) если не имеешь камня, сохранится ли перемена?

– Камень! – потребовал Иити. Он не ответил на мои мысли. Как будто почувствовал, что время поджимает и он должен отравиться в опасный поход, от которого я его удерживаю.

Я знал, что не получу от Иити никакого ответа, пока не отдам камень. Но его способность читать мысли, возможно, сейчас наше лучшее оружие, и если он считает необходимым выйти через это отверстие, я должен ему помочь.

Однако я продолжал сжимать в руке камень. Хоть Иити и заверил, что здесь за нами не подсматривают, я не хотел открывать свое сокровище обитателям Вейстара. Смотрел на сидевшего на полу Иити и заставлял себя мысленно видеть не поросшего шерстью гуманоида, а мутировавшую кошку. И вот она действительно сидит у моих ног.

Снять крышку с прохода оказалось легко. И Иити, используя меня в качестве лестницы, стремительно исчез вверху. Он не сказал, когда вернется или куда направляется, – может, не знал и сам.

Я не хотел засыпать, надеялся, что Иити мысленно свяжется со мной, но организм нуждался во сне, и наконец я упал на койку и заснул, как одурманенный.

Я неохотно проснулся и открыл словно склеенные глаза. И прежде всего увидел свернувшегося клубком Иити, опять в мохнатой маскировке. Я сел, стараясь преодолеть оцепенение усталости.

Иити вернулся – не только в камеру, но и в свое другое тело. Но как ему удалось второе? Меня охватил страх, заставил потрогать пояс, и я с облегчением нащупал в кармане камень.

У меня на глазах Иити развернулся, сел и вытянул руки, словно приходил в себя после сна, такого же глубокого, как мой.

– К нам идут.

Внешне он мог выглядеть сонным, но мысль была совершенно четкой.

Я торопливо направился в туалет. Пришедшие не должны знать, что я предупрежден об их приходе. Использовал имевшееся там оборудование и почувствовал себя освеженным. И уже посмотрел в сторону раздатчика пищи, как дверь открылась и вошел один из слуг орбслеона.

– Тебя ждет босс.

– Я еще не ел. – Мне казалось полезным проявить некоторую независимость, считая себя одним из работников орбслеона.

– Хорошо. Поешь. – Если он и пошел мне навстречу (а то, что он это сделал, удивило меня и вернуло в какой-то степени уверенность), то ничего более делать не стал. Стоял в дверях, пока я набрал заказ на кнопочной панели и делился с Иити невкусной едой.

– Ты… – Стражник смотрел на мутанта. – А ты что делаешь?

– Бесполезно с ним говорить, – торопливо ответил я. – Нужен специальный звуковой переводчик. Он… он мой пилот. Только четвертый уровень интеллекта, но очень хорош как техник.

– Понятно. Но кто он? – Я не знал, спрашивал ли он из ленивого любопытство или действовал по приказу. Но я уже начал излагать подходящую для Иити легенду и продолжил, сообщив название, которое он сам дал:

– Он фват с Формала… – добавил я собственное изобретение. В галактике очень много планет с разумной или квазиразумной жизнью, и вряд ли кто-нибудь знает даже тысячную их часть.

– Он останется здесь… – Я уже собрался выходить, но стражник преградил дорогу Иити.

Я покачал головой.

– Он эмпатически привязан. Без меня он заставит себя умереть. – Я сослался на то, что всегда считал легендой: будто два вида могут быть эмоционально прочно связаны. Но до последнего года я считал легендой и то место, где сейчас нахожусь. Так, может, и в остальных легендах есть правда? По крайней мере охранник мне поверил: позволил Иити идти за нами.

Мы не вернулись в помещение, где меня допрашивал орбслеон, но оказались словно в хорошо мне знакомом небольшом ломбарде. В помещении стол с различным спектрографическим оборудованием. В сущности, это лаборатория, которой позавидовали бы многие оценщики. Вдоль стен ряды сейфов, каждый с замком и отверстием для вложения пальца: только один человек в состоянии открыть такой сейф.

– На нас нацелены лучи, за нами следят, – сообщил Иити. Но я уже догадался об этом и понял, зачем нас сюда привели. Они хотят, чтобы я доказал свои способности оценщика, а это дело нелегкое. Придется использовать все, что узнал от человека, которого изображаю, и все, что узнал впоследствии, чтобы выдержать испытание.

Предметы, подлежащие оценке, были расставлены на столе и прикрыты защитной сетью улл. Я подошел к столу: взял верх интерес всей моей жизни.

Предметов четыре, все с камнями, посаженными на металл; их блеск оживил помещение. Первым лежало ожерелье – камни корос, дорогие жемчужины сарголианских морей, которые саларики ценят вдвойне: согретые телом владельца, они издают аромат.

Я поднес ожерелье к свету, взвесил в руке, осмотрел каждый камень. Потом небрежно опустил на поверхность стола.

– Синтетика. Вероятно, работа Рампера с Норстеда – или одного из его учеников, возраст примерно пятьдесят планетарных лет. Использован запах марки… пятой, может, шестой степени. – Изложив свой вердикт, я обратился к следующему предмету. Я понимал, что должен произвести впечатление не на стражника и не на двух других людей в комнате, а на того, кто следит за мной с помощью подсматривающего луча.

Второй предмет представлял собой камень в очень простой оправе. На мгновение меня привлек его богатый темный цвет. Я положил камень в чашечку инфраскопа и сделал два замера.

– Это подлинный земной рубин первого класса. Он не имеет пороков, верно. Но подвергался двум видам обработки. Один я могу определить, другой для меня нов. В результате камень изменил цвет. Думаю, первоначально он был гораздо светлей. Но сойдет, если не будет лабораторной проверки. Однако опытный специалист эту перемену заподозрит.

Третьим на столе оказался наручный браслет из красноватого металла с золотыми полосками по всей поверхности, которые перемещались по поверхности, когда украшение брали в руки. Создатель браслета создал этими полосками узор из цветов и ветвей, так что золотые линии окружали листья. Ошибиться было невозможно. Я вспомнил, как отец показывал мне такую же работу – это была небольшая подвеска, которую он продал в музей.

– Это предмет предтеч, и он подлинный. Единственный такой же образец, который мне приходилось видеть, был добыт в ростандианской могиле. Археологи тогда сочли, что он гораздо древнее самой могилы. Возможно, его нашел погребенный в ней ростандианец. Происхождение до сих пор неизвестно.

По контрасту с тремя предметами четвертый был тусклым, свинцово-серым, уродливым металлическим украшением с несколькими неправильной формы плохо обработанными камнями. Только центральный камень, примерно в четыре карата, казалось, обладал собственной жизнью, но и он был неверно огранен.

– Работа Кампереля. Центральный камень – солнечный сапфир; возможно, его стоит обработать заново. Остальное… – я пожал плечами… – ничего не стоит. Побрякушка для туристов. – Я повернулся к двум присутствующим, которые не произнесли ни слова. – Если это лучшее, что вы можете мне показать, слухи о Вейстаре сильно преувеличены.