Машина-робот опустилась на крышу, включила сигнал «занято» и отъехала в зону ожидания. Я подошел к шахте гравитационного лифта, снова произнес в диск имя Кафу и в ответ получил указание голосом:

– Четвертый уровень, второй перекресток, шестая дверь.

Лифт был заполнен, в основном мужчина в модных внутрипланетных одеждах. Даже служащие низкого ранга ходили в кружевных пышных одеяниях с роскошными кружевными воротниками. На мой взгляд инопланетянина эта одежда не модная, а нелепая. На мою простую куртку и коротко подстриженные волосы поглядывали искоса, и я уже начал сожалеть, что с помощью галлюцинации не изменил свою внешность.

Размещение на четвертом подземном этаже свидетельствовало об относительно высоком положении Кафу. Конечно, он не босс – у босса была бы серия помещений с окнами, расположенных над землей, но и не сидит на глубине в две или три мили под поверхностью.

Я отыскал второй перекресток и подошел к шестой двери. На ее поверхности была щель – коммуникатор для голосового сообщения, а над ней – пластинка, дающая возможность обитателям увидеть гостя, самим оставаясь невидимыми.

Я привел в действие коммуникатор и увидел, как ожила пластинка.

– Мердок Джерн, – сказал я, – помощник Вондара Астла.

Ждать пришлось так долго, что я подумал, будто Кафу отсутствует. Но тут послышался приглушенный ответ:

– Входи. – Дверь откатилась, пропустив меня в помещение, представлявшее полный контраст с домом на Сорорисе, где я совершил последнюю сделку.

Хотя люди носили многоцветную яркую одежду, помещение было оформлено приглушенными, размытыми тонами. Мои космические башмаки ступили на упругий мох саммид, живой ковер светло-желтого цвета. А вдоль стен росли длинные стебли, с которых свисали зеленые ягоды; стебли были искусно переплетены таким образом, что создавался сложный узор.

Были также кресла цвета коричневой почвы, того типа, что принимают форму, подстраиваясь под садящегося. А исходивший от потолка рассеянный свет напоминал мягкое весеннее солнце. Прямо передо мной одно из кресел было установлено у стены, где стебли с ягодами обрамляли открытое пространство. Словно смотришь в окно и видишь местность на многие мили. И картина была не статичной, а менялась со временем, появлялась новая, а смена растительности могла означать, что это виды не одной планеты, а многих.

В кресле у «окна» сидел Кафу. По рождению он тотианин, гораздо ниже ростом, чем считается нормальным для потомков землян. Смуглая коричневая кожа плотно обтягивает хрупкие кости, и он кажется жертвой длительного голода, почти умирающим. Но глаза из глубоких глазниц на мощном черепе смотрели на меня очень внимательно.

Вместо роскошной местной одежды на нем было одеяние его родной планеты, простое, с широким жестким воротником и с широкими рукавами.

Против кресла был установлен стол, и на нем лежали сверкающие камни. Кафу не столько их разглядывал, сколько выкладывал узорами. Словно играл в какую-то экзотическую игру.

Но вот он смел камни, словно очищая стол для дела, и они исчезли в кармане его рукава. Коснулся пальцами лба в приветствии своего народа.

– Я вижу тебя, Мердок Джерн.

– И я тебя, Кафу. – Тотиане не признают никаких почетных званий или титулов, считая свою скромность великим достоинством; на самом деле за ней скрывается ощущение собственного превосходства.

– Прошло много лет…

– Пять. – Как на Сорорисе, где меня внезапно охватила тревога, так и эта комната с тщательно ухоженными растениями вызвала вдруг стремление побыстрей покончить с делом и убираться.

Иити слегка передвинулся на моем плече, и я увидел искру интереса в глазах Кафу.

– У тебя новый спутник, Мердок Джерн.

– Пукха, – ответил я, сдерживая нетерпение.

– Правда? Очень интересно. Но сейчас ты думаешь, что пришел не для того, чтобы говорить о чужих формах жизни или о прошедших годах. Что ты хочешь мне сказать?

Это меня поистине поразило. Кафу нарушил обычай, так стремительно перейдя к делу. И не предложил мне сесть, выпить чего-нибудь и все прочее, чем обычно сопровождаются такие посещения. Я не знал, столкнулся ли с замаскированной враждебность или с чем-то другим. Но то, что мой приход не принес хозяину никакой радости, понял.

И решил, что на такой прием следует ответить так же кратко и прямо.

– У меня есть камни для аукциона.

Рука Кафу поднялась в жесте, который у его расы служит знаком отрицания, как у моей покачивание головой.

– Тебе нечего продавать, Мердок Джерн.

– Нечего? А это? – Я не подошел и не выложил гринстоуны на стол, как сделал бы при более любезном приеме, просто выставил лучшую свою находку на ладони под свет комнаты. Я видел, что это освещение обладает особыми свойствами: в нем сразу видны фальшивые, искусственные камни или камни с пороками. И не сомневался, что мои гринстоуны это первое испытания выдержат.

– Тебе нечего продавать, Мердок Джерн. Ни здесь, ни на любом другом законном аукционе.

– Почему? – В его спокойствии чувствовалась убежденность. Такой человек, как Кафу, не станет лгать, чтобы сбить цену. Если он говорит, что я не могу продавать, это правда, и все законные рынки для меня закрыты. Но я еще не понял размеров катастрофы и хотел лишь получить ответ.

– Власти занесли тебя в список ненадежных, – сказал он наконец.

– Занесли в список? – Я ухватился за единственную возможность оправдаться. Если узнаю имя своего клеветника, могу потребовать публичного разбирательства, конечно, если отыщу на это средства.

– Сообщение пришло с другой планеты. От имени Вондара Астла.

– Но… он мертв! Он был моим хозяином. И он мертв!

– Вот именно, – согласился Кафу. – Сообщение от его имени, оформлено в соответствии с законом, имеется печать.

Это значит, что я не смогу его оспорить. По крайней мере не сейчас, а может, и никогда, если не соберу астрономических сумм, чтобы нанять адвокатов, которые смогут сразиться с судами не одной планеты.

Включенный в такой список, я не могу иметь дело ни с одним пользующимся хорошей репутацией торговцем. А Кафу говорит, что объявление сделано от имени мертвого. Но кто это сделал и с какой целью? Патруль, все еще желающий использовать меня в какой-то игре для поисков источника камней предтеч? Или Гильдия? Камень предтеч… я не вспоминал о нем много дней; был слишком занят своей торговлей. Но, возможно, это и есть яд, тайно отравляющий мою жизнь.

– Жаль. Выглядят они прекрасно… – продолжал Кафу.

Я сложил камни назад в мешочек и сунул под одежду. Потом поклонился со всем равнодушием, какое смог изобразить.

– Прошу прощения у джентльхомо за то, что побеспокоил его.

Кафу сделал еще один легкий жест.

– У тебя есть могучий враг, Мердок Джерн. Тебе стоит ходить осторожно и вглядываться в тени.

– Если вообще стоит ходить, – пробормотал я и снова поклонился. Каким-то образом мне удалось выйти из комнаты, в которой рухнули все мои надежды.

Хуже ничего быть не может. Я потеряю корабль, так как не смогу заплатить за портовое обслуживание; его конфискуют власти порта. У меня есть небольшое состояние в камнях, но я не могу законно продать их.

Законно…

– Может, этого они и хотят, – уловил мою мысль Иити.

– Да, но если остается только одна дорога, приходится по ней идти, – мрачно ответил я.

На других планетах я бы легче смог добраться до темных уголков, чем на Лайлстейне. Я никого здесь не знаю, у меня нет никаких связей. Однако когда я начал обдумывать наш разговор, мне показалось, что в словах Кафу содержался некий намек…

Как он выразился? «Тебе нечего продавать, Мердок Джерн. Ни здесь, ни на любом другом законном аукционе». Показалось ли мне или он действительно слегка подчеркнул слово «законном»? Может, он хочет вынудить меня нарушить закон и получить в качестве доносчика часть стоимости того, что у меня с собой? С другим человеком такое подозрение могло быть справедливым. Но я считал, что тотианец не станет рисковать своим именем и репутацией в такой грязной игре. Вондар думал, что Кафу можно доверять, и я знал, что между моим покойным хозяином и этим маленьким коричневым человечком существовали прочные узы давней дружбы. Возможно, именно из-за этой дружбы он попытался дать мне ниточку? Или я в отчаянии хватаюсь за соломинку и позволяю воображению одолеть здравый смысл?