Я подошел к месту соединения «когтя» и «ладони» и действительно увидел стены города – и не очень далеко от себя храм Зиты.

Приземлился я вскоре после рассвета, и только теперь тонкие лучи негреющего солнца вызвали жесткий блеск ледяных стен у меня за спиной. У храма никаких признаков жизни, и я с тяжелым предчувствием подумал: что если за годы после посещения этого места героем рассказа о Зите забыли и больше ей не поклоняются.

Однако когда я приблизился к каменному зданию, покрытому блестящей ледяной коркой, мои страхи рассеялись. Здание конусообразной формы со срезанной верхушкой размером приблизительно с «Вендвинд», усеченную башню окружают столы – ледяные плиты на толстых ледяных же ножках. И на каждом столе вмерзшие в лед приношения поклонников Зиты. Некоторые настолько вросли в лед, что видны лишь темными очертаниями, другие лежат на поверхности и покрылись только очень тонкой корочкой льда.

Здесь можно было увидеть еду, меха, несколько почерневших от мороза стеблей растений. Похоже, Зита никогда не берет эти подношения, и они становятся частью постепенно растущих ледяных блоков.

Я прошел мимо двух таких ледяных столов и приблизился к единственному отверстию в круглой стене святилища, к двери, открытой ветру и холоду. И тут приободрился, увидев еще одно доказательство справедливости рассказа отца – гонг, подвешенный к этому входу. Поднял руку и смело ударил кулаком в перчатке по этому гонгу – ударил легко, но в ответ услышал гулкий звук, способный вызвать эхо от окружающих ледников.

Переводчик был прикреплен у меня к горлу, и я мысленно повторял то, что собирался сказать. Рассказ отца не содержал сведений о приветственных церемониях, и мне придется импровизировать.

Эхо гонга продолжало звучать, хотя я считал, что оно давно должно заглохнуть. И когда никто не появился в ответ на мой призыв, я почувствовал неуверенность и заколебался. Свежие подношения свидетельствуют о том, что храм обитаем, но, возможно, это не так, и Зита или ее олицетворения в нем не находятся.

Я уже почти решился уходить, когда заметил какое-то движение в темном прямоугольнике двери. Передо мной появилась фигура.

Она закутана, как лоргалиане. Но у тех явно гуманоидные тела были прикрыты обычной одеждой. Это же существо все закутано в полоски или бинты и напоминает личинку.

Покровы, если это действительно полоски ткани, были покрыты тонкими ледяными узорами, прекрасными и неповторяющимися, как снежинки; в лучах восходящего солнца они сверкали, как бриллианты. Но тело под ними почти невидимо; ясно только, что у существа есть по крайней мере две нижние конечности (если есть руки, то они плотно примотаны к телу и совершенно не видны), торс и вверху круглый шар головы. В передней части этого шара ледяные наросты образуют два больших фасеточных глаза; во всяком случае они овальной формы и находятся в том месте, где у гуманоида должны быть глаза. Никаких других отличительных черт не видно.

Я сделал жест, который должен был выражать приветствие и почтительность: наклонил голову и протянул руки пустыми ладонями вверх. И хотя у существа не видно ушей, я изложил свою просьбу, которая вырвалась из переводчика последовательностью восходящих и нисходящих звуков, странно напоминавших звучание гонга.

– Приветствую Зиту чистого льда, льда, который существует вечно! Я прошу милости у Зиты ледяных земель.

В ответ послышалась трель, хотя я не видел рта, который мог бы ее произнести.

– Ты не такой крови, костей и плоти, как те, кто приходит к Зите. Зачем ты тревожишь меня, незнакомец?

– Я пришел к Зите не с пустыми руками, я почитаю Ледяную Деву… – Правой рукой я положил на ближайший ледяной стол тщательно продуманный подарок – серебряную цепь, в которую были вставлены шарики горного хрусталя. На внутренних планетах эта цепь не имеет никакой ценности, но цена зависит от окружения, и здесь цепь ярко сверкнула на солнце, словно сделанная из такого же льда, что на покрове Зиты.

– Ты не крови моего народа, – послышалось в ответ. Она не попыталась осмотреть приношение, даже, насколько я мог судить, не повернула головы. – Но твой дар преподнесен хорошо. Чего ты просишь у Зиты? Быстрого прохода по льду и снегу? Добрых снов?

– Я прошу слова Зиты, произнесенного на ухо могучему Торгу, чтобы он отнесся ко мне, как отец относится к дочери.

– Торг тоже не имеет дел с людьми твоей расы, незнакомец. Он Страж и Творец Добра тех, кто не твоего рода.

– Но разве тот, кто преподнес дар, не имеет права приблизиться к Творцу Добра и оказать ему почести?

– Таков наш обычай, но ты чужак. Торгу может не понравиться тот, кто не принадлежит к нашему народу.

– Пусть Зита скажет слово тем, кто служит Торгу, а Торг сам будет судить мотивы моих поступков и мои потребности.

– Разумная просьба, – был ответ. – Да будет так.

На этот раз она повернула голову, так что ледяные сверкающие глаза устремились на гонг. И хотя не коснулась его поверхности, гонг неожиданно задрожал, и в воздухе послышался такой громкий звук, который мог бы пробудить к атаке целую армию.

– Сделано, незнакомец.

И прежде чем я смог ее поблагодарить, она исчезла – так неожиданно, словно ее окутанное льдом тело было языком пламени, задутым порывом ветра. Хотя я ее не видел, я приветственно поднял руку и произнес слова благих пожеланий, чтобы меня не сочли неблагодарным.

Как и раньше, звук гонга продолжал слышаться в воздухе. И с таким предупреждением я пошел к городу.

Расстояние было не таким большим, как казалось, и я приблизился к воротам, не успев устать от ходьбы по жесткой скользкой поверхности. Здесь были люди, тоже одетые так необычно, что привлекали внимание.

Меха обычны на многих планетах, где температура настолько низкая, что обитателям приходится что-то добавлять к своим естественным покровам. Однако таких мехов я никогда не видел. Судя по внешности, животные ростом с человека, если встанут на задние лапы, были убиты и с них сняли шкуры с пушистым золотистым мехом. Шкуры не кроили и не шили из них обычную одежду, а сохраняли первоначальную форму, так что гуманоидные лица жителей Сорнаффа выглядывали из капюшонов – голов животных, которые оставались одним целым со всей шкурой; лапами с когтями, по-прежнему прочно прикрепленными, они закрывали руки и ноги. И если не присматриваться к лицам, их можно было принять за животных, вставших на задние лапы.

Лица их гораздо темней обрамляющего золотистого меха, а глаза узки и раскосые, словно за многие поколения прищуривания от яркого солнца на снегу и льду этот прищур стал естественной характеристикой.

Никто, как будто бы, не сторожил ворота, но трое из них, должно быть, вызванные звуком гонга, делали мне жесты короткими кристаллическими жезлами. Я не знал, оружие это или символ должности, но послушно пошел за ними по центральной улице. Сорнафф построен концентрическими окружностями, в центре которых находится еще один конических храм, гораздо больше святилища Зиты.

Дверь в храм относительно узкая и напоминает раскрытый рот, хотя остальной части лица выше не видно. Это храм Торга, и теперь предстоит главная проверка моего плана.

Я не почувствовал никакого изменения температуры, оказавшись в большом круглом помещении. Если на Сорнаффе существует какой-то способ отопления, в храме Торга он не используется. Но холод как будто нисколько не беспокоил ни моих сопровождающих, ни поджидающих жрецов. За жрецами в стене напротив двери изображен Торг, опять с широко раскрытым ртом.

– Я принес дар Торгу, – смело начал я.

– Ты не из людей Торга. – Это не возражение, но в нем звучит предупреждение, и произнес его один из жрецов. Поверх шкуры у него воротник из красного металла, с которого свисает несколько плоских каменных пластинок разного цвета, покрытых сложными изображениями.

– Но я принес дар, чтобы доставить удовольствие Торгу; такого не видели даже его дети по крови. – Я достал лучший из зоранов, сине-зеленый камень овальной формы, который почти заполнил углубление моей ладони, когда я развернул его и протянул жрецу.