— Ну, достаточно того, что это сделал ты. Послушать тебя, так я уже созрел для колониста. Спасибо, командир.

Ивз мягко опустил свою лапищу ему на плечо.

— Успокойся. Впереди у тебя испытательный срок. Тебе надо за это время хорошенько подумать. Еще ничего не потеряно, Улье.

— Ты думаешь? А впрочем, действительно ничего не потеряно, живут же иные и без разведки. Только ты, командир, мой добрейший, умнейший, честнейший и храбрейший командир, который меня тысячу раз спасал, который сделал из сопляка Ульса разведчика, ты, на которого я молился… — У него перехватило горло.

— Что я?

— Ты всадил мне нож в спину, командир. Ты не помог, не объяснил, не предупредил, не посоветовался, ты элементарно заложил меня врачу. Вот что ты сделал, мой командир. Да на кой ляд мне теперь разведка? С кем, с кем прикажете в нее идти? Значит, остался один расклад — кантоваться на грузачах. Что я и сделаю.

— Не пори горячку. Пойми, у тебя срыв. Будем надеяться, это пройдет. Запомни: я хочу, чтобы ты вернулся в разведку.

— Почем знать, может, и я этого захочу. На твоей ведь бригаде свет клином не сошелся. Прощай, Ивз.

И, не замечая протянутой для рукопожатия руки, Улье вразвалочку пошел прочь.

За окном гостиницы шумел все тот же, с утра зарядивший ливень. Улье неподвижно лежал на койке. В голове у него колыхалось вязкое месиво из оборванных мыслей, неузнаваемых лиц, невнятных побуждений. Напиток колонистов все больше забирал над ним власть. Перипетии дня казались ему теперь досадными мелочами, чем-то смешным и посторонним, но одно бередило душу бывшего разведчика — то, что он не подал на прощание руки Ивзу. Он разговаривал с воображаемым командиром, не замечая, что бормочет вслух. Сбивчиво, заплетающимся языком Улье каялся, что-то обещал, в чем-то сознавался, о чем-то умолял, уже сам не понимая, о чем речь. Его бормотание становилось все глуше и бессвязнее, и наконец он уснул одетым на неразобранной постели.

Улье проснулся с кошмарной головной болью. Во рту гадко, на душе гнусно. Собственный мозг казался ему клубком колючей проволоки. Вспомнив о вчерашнем опыте с веселящим напитком, он содрогнулся.

А доктор-то прав оказался, подумал он. И Ивз тоже. Мне самую чуточку осталось, чтобы дойти до заправского колониста. Не хватало только ширево попробовать. Все, покатился. Позор на всю Галактику…

Стоявший на тумбочке видекс коротко звякнул. Улье нажал клавишу, и на экране появился второй диспетчер Космопорта-1 собственной персоной.

— Привет, старина, — сказал он. — Что поделываешь?

— Привет, — буркнул Улье. — Набираюсь сил потихоньку.

— Ты зачислен в резервные пилоты Космопорта. Как только на одном из грузачей освободится место, сразу его займешь. Иди принимай вахту.

— Волосы и бороду прикажете подровнять?

— Как хочешь. Вообще пилоты редко так зарастают, но дело твое.

— Ну, спасибо так спасибо. Должность ты мне по старой дружбе подсуропил, как я понимаю? Весьма тронут. Второй эшелон запасных пилотов — для меня теперь и это великая честь…

— Брось. Все экипажи укомплектованы. Ты что думал, за сутки тебе можно найти место пилота?

— Ладно, — сказал Улье. — Я перекушу и двину в твою контору. Буду околачиваться в предбаннике. Там меня и ищи, если что.

Он переоделся в обыкновенный комбинезон, а Форму разведчика безжалостно пихнул в пасть утилизатора. Аппарат зашипел, поглощая ее вместе со всеми знаками отличия. Пусть этот мундир защитного цвета Улье надевал гораздо реже, чем обноски колонистов, но все же сердце у него глухо екнуло. Теперь последней памятью о разведке оставался его личный платиновый жетон, который, впрочем, предстояло обменять на удостоверение пилота. А еще длинные волосы и косматая борода.

В кафе на цокольном этаже Улье позавтракал, проглотил пилюлю от головной боли и отправился на новую работу. После вчерашнего ливня пахло свежестью, небо прояснилось, и над серой многокупольной громадой Космопорта висело гигантское розовое светило. Улье неторопливо шагал вдоль фасада, направляясь к противоположному крылу, где находились комнаты отдыха экипажей, именуемые для краткости предбанником, и служба досмотра. Предстояли нескончаемо тягучие дни, а то и недели пребывания в резерве, до тех пор пока кто-нибудь из вторых пилотов не заболеет, не уйдет в отпуск или не возвысится до капитанского чина.

Бывший разведчик размышлял о превратностях судьбы. Диспетчера-2 он знавал еще в ту пору, когда оба они проходили курс в разведучилище. Потом их пути разошлись: один стал разведчиком и даже снискал себе некоторую известность на этом поприще, другой ушел из разведки, обнаружив, что не вполне для нее пригоден, и подался в служащие Космопорта. Когда бывшие коллеги встречались, между ними всегда возникала некоторая натянутость: Улье считал диспетчера неудачником, и тот это чувствовал. Теперь в неудачники попал сам Улье, и бывший сокурсник обращался к нему с мягкой снисходительностью, подчеркивающей, что, несмотря на явную разницу в занимаемом положении, они все-таки бывшие однокашники и добрые знакомые. Ульсу приходилось терпеливо испить еще и эту чашу унижений.

На входе в предбанник, за столиком, сидела юная дежурная и что-то вдохновенно Строчила на кристаллографе. Может, стихи, а может, письмо возлюбленному.

— Добрый день. Где тут кантуются резервные пилоты? — поинтересовался Улье.

— Сейчас ни одного нет на месте. Вот-вот должен прийти вахтенный резерва, пилот Улье, — ответила дежурная, разглядывая буйную растительность на лице бывшего разведчика.

— Это я самый и есть, девушка.

Она так и подскочила в своем креслице.

— Ой, это вы?

— Я, — подтвердил он, улыбнувшись эффекту, который произвело его имя.

— Вас же срочно ищет диспетчер-2! Он просил сообщить, как только вы появитесь. А я же не знаю ни вас, ни где вас искать…

— Да-да, — буркнул Улье. Улыбку словно тряпкой стерло. — Ну-ка соедините меня с диспетчером, милочка.

Дежурная тоже насупилась, но проглотила вертевшуюся на языке резкость, набрала код и развернула видекс экраном к Ульсу.

— Здорово, дружище. Что там у вас за переполох? Кому-то срочно требуются отставные разведчики?

— Слушай, Улье, давай без кривлянья.

— Это как угодно будет приказать вашему высокоблагородию.

— Отставить треп!

На секунду Улье представил, что будет, если он сейчас просто-напросто повернется и пойдет куда глаза глядят… Одно известно наперед: тогда его к разведке и на версту не подпустят. Ни через сто пятьдесят гал, ни через тысячу. Это уж точно. Остается стиснуть зубы и терпеть. Что он и сделал.

— Жду ваших указаний, — проговорил он.

— Пилот Улье, вы идете вторым номером экипажa в рейс М-80429. Срочно. Даю вам двадцать минут нa сборы и прохождение контроля. Прибудете на корабль с грузовой баржей и доложите о прибытии капитану Мэгу. Повторите.

— М-80429 — двадцать минут — капитан Мэг, — отчеканил Улье. — Что-нибудь еще?

— О стартовой готовности доложите с баржи мне, Все.

Экран погас.

Улье позвонил в гостиницу, сообщил, что освобождает номер, и попросил сдать его личные вещи в камеру хранения. Затем лифтом спустился в подвальный этаж, где экипажи проходили предстартовый личный досмотр. Эта нудная формальность всегда раздражала его еще в разведке, а теперь, когда он стал пилотом никому не нужного захудалого грузача, — тем более.

При его появлении у таможенного турникета дежурный по досмотру необыкновенно оживился.

— А-а, старина Улье! Здорово! Да что ты мне тычешь свой жетон, что я тебя — в первый раз вижу?

— Кто вас, таможню, разберет, — буркнул он. — Иной раз вы родного папу не пропустите без жетона, еще и обшарите с ног до головы.

— Ну-ну, кого другого мы бы просто так в космос не пустили, но тебя… — дежурный выразительно развел руками.

При другом раскладе Улье был бы польщен. Однако почесть, которой он удостоился, относилась к прежнему Ульсу — разведчику, отнюдь не пилоту. Порывшись в памяти, он вспомнил имя таможенника: Вайс.